По машинам! Танкист из будущего - Корчевский Юрий Григорьевич 5 стр.


Открыл люк механика-водителя и стал выбираться. Получалось неуклюже, ноги почему-то плохо слушались.

Перевалившись через броню, я упал на землю и пополз в лес. Надо убраться от танка подальше. Когда огонь доберется до снарядов, рванет сильно.

Я отполз подальше и только лишь под прикрытием деревьев встал. Ноги уже держали лучше, однако голова немного кружилась. «Здорово долбануло, но уже и то хорошо, что живой остался», – подумал я.

Хватаясь за стволы деревьев, чтобы не упасть от головокружения, я направился на позицию артиллеристов. Ну и сволочь же сержант, влепил все-таки снаряд в корму, хотя я его и предупреждал.

Я добрался до опушки, вышел из леса.

Рядом с сорокопяткой стояли два наших танка – Т-34 и КВ.

Увидев меня, сержант бросился навстречу:

– Ты ранен?

– Да вроде нет, голова только кружится.

– А из носа кровь чего идет?

Я вытер нос рукой – на ладони была кровь.

– Ты чего мне в корму снаряд вогнал? Без малого не убил.

– Прости, друг, то не я. Танки на подмогу подошли. Я и рта открыть не успел, как они выстрелили. Как же, немец к ним кормой стоит, где броня потоньше. Разве можно упустить такую удачу? Я уж их сразу обматерил, да поздно было. Знаешь что, ступай-ка ты в тыл. Вижу я – человек ты свой, а что документов нет, так не у тебя одного сейчас. Отлежаться тебе надо, да и обмундирование сменить, – сержант посмотрел на меня жалостливо, – одежа какая-то на тебе странная, совсем не военная.

Наверное, и в самом деле видок у меня был еще тот. Одежда в грязи, лицо в копоти от пороха и в крови.

Я поплелся по дороге с холма в тыл. Настроение было – хуже некуда. Василий погиб, мне эти неумехи не только не дали фашистов добить, но и ни за понюх табака самого чуть в танке не сожгли. Распирала досада, горечь саднила горло. Чувствовал бы себя получше – набил бы морду танкистам. Сами бы подумали: ну какой дурак к позициям врага задом встанет?

Однако, когда прошел километра два, мне стало немного полегче – втянулся.

Навстречу мне из-за поворота выехала колонна мотоциклистов. Передний мотоцикл, немного не доезжая до меня, остановился. Сидевший в коляске – судя по знакам отличия и планшету на боку офицер – спросил:

– Откуда следуешь, товарищ?

– А вы кто будете? – задал я встречный вопрос, не забывая о бдительности.

Он внимательно оглядел меня. Видно, мой внешний вид с явными отметинами боя вызвал доверие, и он понимающе кивнул.

– Я ротный. Где-то здесь расположение артбатареи должно быть.

– Вон там позиции, – махнул я рукой назад. – Километра через два, не заблудитесь – там два танка стоят и пушка. Тяжко хлопцам сейчас – немцы наседают, мало наших в строю осталось. А на это не смотри, – я тронул рукой одежду, – по случаю здесь, потому и выхожу на сборный пункт.

– Ну, бывай.

Мотоциклист дал газу, и за ним устремилась вся колонна, обдав меня пылью и запахом бензина.

Я отправился дальше и, пройдя еще около часа, наткнулся на пост на дороге.

– Стоять! Кто такой?

– Свой, русский, из Орши иду.

– Документы.

– Нету, сгорели.

– Еще один погорелец.

Вдали с оставленных мною позиций артиллеристов послышались выстрелы пушек, а потом – частые разрывы снарядов. Похоже, немцы накрыли позиции интенсивным огнем. Как там сержант? Уцелел ли?

За разрывами мы не услышали рева самолетных двигателей. Просто из-за леса, на малой высоте вынырнули две тени и пронеслись над нами. Самолеты выписали в небе полукруг и вернулись.

– Ложись! – заорал я и упал.

Один из самолетов сбросил бомбу. Она рванула метрах в пятидесяти от нас, взметнув комья земли и подняв пыль. Я откашлялся, осмотрелся. Самолетов видно не было.

Мы поднялись с земли.

– А где же старшина? – растерянно озирался боец.

Сбоку от дороги зияла воронка, а поодаль были видны разбросанные фрагменты тел.

– Накрылся твой старшина.

Боец явно растерялся. Понятное дело – рядовой, привык подчиняться приказам. А нет команды – и не знает, что дальше делать.

– Своих ищи – ну, в крайнем случае, на сборный пункт иди.

– Ага, ага, – закивал боец, – есть сборный пункт. Мы же туда задержанных отправляли. Ну там – отставших или уцелевших из разных частей.

– Далеко ли?

– Рядом, за тем пригорком деревня, в ней и сборный пункт.

– Тогда пошли.

Метров через триста, за поворотом дороги, мы наткнулись на брошенный прямо посреди дороги грузовичок. Дверцы распахнуты настежь, машина с виду цела.

– Эй, есть кто живой? – закричал я.

Неужели испугались самолетов да сбежали?

Я залез в кабину. Ключ зажигания в замке.

– Не балуй, чужая ведь машина. – Боец боязливо оглядывался по сторонам.

– А где ты водителя видишь? Немцам ее оставить хочешь? Лучше я поеду, чем пешком идти.

– Умеешь разве?

Я поворочал рычагом коробки, нащупывая нейтраль. Повернул ключ – шевельнулись стрелки на приборах, но дальше ключ не поворачивался. Где же у полуторки стартер? Я перевел взгляд вниз. Так, обычные три педали – сцепление, тормоз, газ. А рядом еще одна, круглая, как цилиндр. Я нажал ее. Взвыл стартер, и мотор завелся. Тьфу ты, а все современное образование виновато. Привык, что у машин стартер ключом зажигания пускается, только у некоторых гламурных моделей – кнопкой «Старт». Ближе к народу надо быть.

– Так ты со мной едешь или пешком идешь?

Боец молча забрался в кузов, хотя в кабине место рядом с водителем было свободно.

– Поехали! – крикнул он сверху.

Ну, поехали. Я тронул машину. Эбонитовый четырехспицевый руль тугой, но машина шла послушно.

Мы взобрались на пригорок. А за ним деревушка темнела, перед нею – сборный лагерь. У дороги стоял стол, на обочине сидело с полсотни мужчин – в форме и без, кое-кто из них – с винтовками.

Увидев нашу машину, на дорогу выбежал сержант:

– Стой!

Я затормозил полуторку.

– Куда едешь?

– К передовой.

– Слушай, здесь недалеко наша часть. Подбрось бойцов.

– Садитесь, мне все равно в ту сторону.

– Кривохатько, сажай людей.

К машине подбежали полтора десятка парней и мужчин, залезли в кузов. В кабину степенно уселся усатый сержант, держа в руках кирзовую сумку с документами.

– Поехали.

Я тронул машину. Дорога еще не была разбита колоннами танков, и потому ехать было легко.

Километров через пять из кустов на дорогу выскочил боец в расстегнутой гимнастерке и без винтовки:

– Стой! Вы куда претесь! Немцы впереди – танки прорвались!

Я вопросительно посмотрел на сержанта. Он тут старший, в кузове его бойцы. Хотя какие они бойцы – новобранцы в большинстве своем, многие в гражданской одежде еще, без красноармейских книжек, без оружия, необученные.

Сержант колебался недолго:

– Откуда тут немцам взяться? Поехали!

Я-то поехал, однако внимательно смотрел по сторонам и вперед.

Не соврал боец. Едва мы миновали чахлую рощицу, как впереди на дороге показался танк. Шел он нам навстречу. В глаза бросились его угловатые контуры. «Не наш», – екнуло сердце.

Я вдавил тормоз в пол.

– Эй, не дрова везешь! – послышалось из кузова.

И тут танк выстрелил. Скорее всего – с ходу, потому что промазал по неподвижной машине. Снаряд его рванул немного правее машины, на обочине. Парни, как горох, посыпались из кузова и – в обе стороны от дороги.

Я распахнул дверцу и кинулся в рощицу. Усатый сержант, бросив в кабине сумку с документами, побежал в другую сторону.

Рядом со мной оказался боец из заслона. Его винтовка с примкнутым штыком мешала бежать, цепляясь за кусты и ветки деревьев.

Танк выстрелил еще раз, и полуторка вспыхнула.

Танк принялся прочесывать пулеметным огнем обочины и рощицу. Пули так и чмокали по стволам деревьев.

– Ложись, пока не зацепило.

Я свалился на землю, рядом упал боец.

Рев танкового мотора приближался, и среди редких деревьев показалась его серая туша. Неожиданно грянул взрыв. Гусеница танка слетела, и он крутанулся на месте. Из моторного отсека повалил дым.

«На мине подорвался», – догадался я. Откуда она взялась – неизвестно, но это здорово нам помогло. Только потом пришло осознание, что если бы мы проехали еще немного, подорвались бы сами.

Люки танка распахнулись, и из машины стал выбираться экипаж.

– Чего лежишь, стреляй!

Боец передернул затвор, прицелился, выстрелил. Мимо. Эх, чему их только учили. Здесь же и сотни метров не будет.

– Дай сюда винтовку!

– Никак нельзя – табельное оружие, на мне числится.

– Сейчас немцы тебе покажут, как стрелять надо. Очухаются только.

Боец с явной неохотой подтолкнул ко мне винтовку. Давно я не держал в руках трехлинейку. Прицелился, задержал дыхание, подвел мушку к спине немца и плавно выжал спуск. Бах! Винтовка ощутимо ударила в плечо. Но немец завалился вбок.

Трое из экипажа забежали за танк и стали стрелять в нашу сторону из пистолетов. Ага! Не успели снять с танка пулемет – уже легче. Однако их трое, а винтовка у нас одна. Но и за танком они долго не усидят.

Танк дымил все сильнее, и вскоре из жалюзей моторного отсека, а затем и из открытых люков полыхнуло пламя. Буквально через минуту, а то и ранее рванет боекомплект. Любой танкист это понимает. Знали это и немцы. Вот один из них бросился вдоль дороги назад – в сторону, откуда появился танк. Его черный комбинезон мелькнул настолько быстро, что я и на мушку поймать его не успел.

Я взял прицел чуть выше дороги и левее танка. И как только из-за танка мелькнул танкист, нажал спуск. Убить – не убил, но в ногу ранил. Немец упал и начал что-то кричать своим.

Из-за танка выбежал последний танкист, схватил упавшего поперек груди и потащил в сторону. Я выстрелил, и одновременно с той стороны дороги хлопнул негромкий выстрел.

И в это время танк взорвался. Сначала из люков вырвался факел пламени, потом сорвало башню и раскатисто ахнуло. Во все стороны полетели какие-то куски.

Я ткнулся носом в землю. Когда поднял голову, оставшийся в живых танкист убегал по дороге. Я передернул затвор, прицелился, нажал спуск. Но вместо выстрела раздался лишь щелчок.

– Патроны дай, – повернулся я к бойцу.

– Нету, у меня всего пять патронов было.

– Тьфу ты, держи свою винтовку.

Я встал и направился к танку. Он жарко горел – так, что подойти близко было нельзя. Высокая температура обжигала лицо. Да и к чему мне этот железный хлам? Меня интересовали убитые танкисты. При них должны были быть пистолеты. А еще – карты.

Пистолеты были – я забрал оба и сунул себе за пояс. А вот карт не оказалось. Небось сгорели в танке.

Я оглянулся на обочину дороги.

– Эй, остался кто живой? Выходи.

Держа в руке наган, на дорогу вышел усатый сержант, и за ним – несколько парней.

– Ты в танкиста стрелял? – спросил я его.

Сержант кивнул.

– Молодец, здорово помог.

– А, так это ты с той стороны стрелял? – Сержант посмотрел на мои пустые руки. – А из чего?

– У бойца винтовку взял, только патронов в ней больше нет. Что делать будем?

– Пешком пойдем.

– Куда? Похоже, немцы впереди.

Я с сожалением посмотрел на чадившую полуторку.

– Ек-макарек, документы-то сгорели! – огорчился сержант.

– Хорошо, что сам живой остался, а документы по новой выпишут.

Собралось всего человек восемь. Остальные или были убиты, или просто разбежались.

– Ну, сержант, ты главный – решай.

– Назад идем, к нашим.

– Тогда нечего стоять, пошли.

И мы пошли назад.

Топали часа два. Пришли на место, откуда я брал людей в кузов полуторки, а там пусто.

– Сержант, может, место не то?

– Как не то, я сам под тем деревом сидел. – Сержант показал рукой.

Да, место и в самом деле то – трава помята, обрывки бумаги валяются. А вокруг – пусто, даже спросить не у кого, куда люди делись.

Озадаченный сержант раздумывал, как поступить.

Вдали послышался шум моторов. Наученные горьким опытом, мы бросились в лес. Но это были наши танки – БТ и Т-26. На узких гусеницах, со слабым бронированием и маломощной пушкой они на равных могли сражаться только с немецкими Т-I и Т-II. Тоже довольно старые конструкции – еще из тех времен, когда военным казалось, что для танка главное – скорость. Война быстро показала ошибочность такого мнения. Причем так заблуждались не только наши военные – немцы тоже.

Главный немецкий танковый теоретик Гейнц Гудериан, создавший концепцию танковых ударов, массированным бронированным кулаком проламывавших оборону противника, также делал упор на скорость, не забывая, впрочем, о броне, а главное – об управлении боевыми действиями. Надо отдать ему должное: для эффективных и согласованных действий танковыми клиньями он добился оснащения всех бронированных машин рациями. У нас же в это время рации были большой редкостью – даже танки командиров рот их не имели, и сигналы подавались флажками. Ну, как во флоте, ей богу. Правда, перед самой войной наши конструкторы смогли создать два современных танка – Т-34 и КВ, которые удачно сочетали высокую огневую мощь, толстую броню с рациональными углами наклона броневых листов и скорость. Каждое из этих качеств было крайне необходимо танку на поле боя. Немцы немного опоздали и, лишь столкнувшись в первые дни войны с редкими еще нашими новыми танками, спешно создали средний танк Т-V «Пантера» и тяжелый танк Т-VI «Тигр». Но это будет уже потом, в 1943 году.

Увидев наши танки и разглядев красные звезды на башнях, все высыпали из леса и сгрудились у дороги.

Передний танк остановился, башенный люк откинулся, и вылез пропыленный донельзя танкист. Особенно это стало видно, когда он поднял очки-консервы – вокруг глаз выделялись светлые круги.

– На Сафоново прямо?

– Да! – Я махнул рукой в сторону Сафоново.

– Немцев не видели?

– Двигайся прямо – сам их увидишь.

Танкист засмеялся и нырнул в люк.

Танки тронулись, мимо нас прогрохотала колонна, осела пыль.

– Эх, надо было узнать, далеко ли до наших, – запоздало спохватился сержант.

Он подошел ко мне:

– Ты, я смотрю, постарше этих пацанов будешь да стреляешь метко. Ты партийный?

– Нет, сержант.

– Хм, плохо. Тогда сдай оружие.

– Один пистолет отдам, а второй – уж извини. Мы на войне, и немец спрашивать не будет, партийный я или нет, – он стрелять будет.

Я достал из-за пояса и протянул ему «Люгер-08». Сержант повертел его в руках:

– Он заряжен?

Я оттянул мотыль затвора чуть назад. Показался край гильзы.

– Заряжен, потому – поосторожнее с ним. Поставь на предохранитель, как у меня.

На своем пистолете я показал, как это сделать.

– Пошли, сержант, а то немцев здесь дождемся.

Сержант зычным командирским голосом крикнул:

– Кончай отдыхать, пешком – марш!

Старая закалка, наверное, из старослужащих.

Парни устало побрели по дороге. Сержант шел впереди, я замыкал нашу маленькую колонну.

Над нами пролетели немецкие пикировщики Ю-87, не обратив на нашу группу никакого внимания. Далеко впереди они снизились и начали бомбить кого-то невидимого на дороге.

– Да где же наши-то самолеты, чего сталинских соколов не видно? – с огорчением спросил один из парней.

Странновато было мне, знавшему из истории про сталинские репрессии, лагеря, массовые чистки среди командирского состава армии перед самой войной, слышать эти слова. И вообще, я чувствовал себя здесь, в этом времени, неуютно, одиноко. Нет друзей-товарищей, нет дома, нет работы – даже документов нет. На каждом КПП надо врать, что документы сгорели. А если дело дойдет до проверки в НКВД? Окажется, что я нигде не числюсь, не прописан. Стало быть, немецкий шпион или диверсант. А во время войны с такими разговор короткий – к стенке. Поэтому в отличие от других парней-новобранцев, которые переживали за судьбу Родины, я еще и морально был подавлен, чувствовал свою ущербность и уязвимость.

И был еще один момент, который меня напрягал – даже унижал. Я, старший лейтенант, танкист, вполне способный громить врага на Т-34 или КВ, бегаю пешком, в цивильной одежде и без оружия. Не считать же оружием трофейный немецкий «Парабеллум»? А как мне попасть в действующую воинскую часть? Кто меня к танку подпустит?

Назад Дальше