– Клянусь прялкой Юноны, что ты можешь знать про его дела?
– Я знаю, что он оставался в твоем доме до сегодняшнего дня.
– Что ты хочешь этим сказать? – недоуменно спросил Лоллий, не дождался ответа и привычно воззвал к дворецкому. – Эбур, ты понимаешь, что он имеет в виду?
– Видимо, господин имеет в виду, что у рудиария был некий план, который он по какой-то причине не успел осуществить, – предположил управляющий.
Лоллий нахмурился. Обдумал замечание галла и вдруг его озарила внезапная догадка. Идея показалась настолько очевидной, что Лоллий от возбуждения даже прихлопнул ладонью по столу.
– Ну конечно, клянусь крылышками Меркурия! Аякс – гладиатор, значит и второй тоже. Вот откуда у мертвеца шрамы! Он никакой не солдат! Он гладиатор!
– Я восхищен твоей проницательностью, – отозвался Петроний.
Восхищенные люди не говорят таким насмешливым тоном, но Лоллий решил не придавать значения мелочам.
– Это одна шайка, – продолжил он развивать свою мысль. – Они собирались меня ограбить. Аякс устроился в усадьбу, все разузнал, а в подходящий момент впустил подельника. Потом они что-то не поделили и один зарезал другого. Так часто бывает среди разбойников.
Реакцию на эту речь трудно было назвать вдохновляющей. Петроний даже не пытался скрыть снисходительную ухмылку. Мрачный иудей, встретившись взглядом с хозяином дома, глубоко вздохнул и зачем-то посмотрел в потолок. И лишь верный Эбур изобразил деликатную заинтересованность словами патрона.
– Я, правда, не понимаю, чем ему не угодил мой Вакх…, – протянул Лоллий.
Этот неловкий для хозяина дома момент, мог бы стать еще более неловким. К счастью, как раз наступило время второй перемены и в разговоре возникла спасительная пауза. Пока ставили новые столы и воздавали должное мастерству повара, замечание Лоллия было милосердно забыто.
– Скажи, друг мой Лоллий, а не случалось ли тебе принимать гостей за день или за два до того, как Вакх был установлен на свое место? – благодушно поинтересовался Петроний, откидываясь на подушку.
– Гостей? Клянусь водой Леты25, по-твоему, я способен вспомнить гостей, которые были у меня в прошлом месяце? Я и о тех, кто был вчера, не всегда могу вспомнить утром. Эбур, ты не помнишь?
За много лет, Лоллий привык обращаться к управляющему с любыми затруднениями, которые у него возникали.
– Я уже думал над этим, господин, поскольку предполагал, что подобный вопрос может возникнуть, – как обычно Эбур не подвел. – Если я не ошибаюсь, в 9-й день до июньских календ26 мы имели удовольствие принимать в гостях Публия Сульпиция Корвина и молодого господина из фамилии Юниев. Его имени я, к сожалению, не могу припомнить. Обед, однако, вышел скомканным, поскольку достопочтенный Квинт Лоллий Лонгин, обрадовал нас своим неожиданным визитом.
– Точно! – Лоллий Лонгин с чувством хлопнул себя по лбу. – Хорошо еще, что старый зануда явился, когда праздник только начинался. Иначе мне бы несдобровать. Он бы потом целый год мне это припоминал. А так все ограничилось одним испорченным обедом.
Удивительно, что Лоллий сам не вспомнил, все обстоятельства этого испорченного вечера, учитывая драматичный характер появления в усадьбе любимого дядюшки. Как это не раз бывало, Квинт Лоллий не удосужился заранее известить племянника о своем приезде. Слуга, прибежавший в сад с этим известием, застал компанию врасплох. Наскоро извинившись перед гостями за сорванный праздник, Лоллий нацепил на лицо самую радушную из всех своих фальшивых улыбок и отправился в атрий встречать дядюшку.
В итоге запланированная им скромная оргия превратилась в занудный семейный обед. Престарелый родственник не упустил случая преподать вынужденным слушателям азы агрономической науки вперемешку с наставлениями морального порядка. Естественно, праздник не продлился долго. Воспользовавшись первым же удобным случаем, неблагодарные гости расползлись по спальням.
– Клянусь, это был кошмар. Представь, мне пришлось слушать, что он думает относительно рекомендаций Катона о нормах сбалансированного рациона сельских рабов. – Лоллий картинно вздрогнул.
– Наверное, это было не совсем то, на что ты рассчитывал, – посочувствовал Петроний.
– Уж, конечно, – фыркнул Лоллий. – Эта лекция заменила греческую пантомиму, которую мы собирались смотреть. Я нанял четырех мимов. Ради чего? Чтобы слушать сколько хлеба и масла нужно выдавать на день работникам в поле, вместо того чтобы смотреть представление? И учти, мне все равно пришлось заплатить этим мошенникам половину оговоренной суммы. Пили мое вино, ели мой хлеб, а потом сказали, что я еще должен им за это денег.
– Уверен, что пантомима должна была быть непристойной.
– Слегка, – Лоллий самодовольно ухмыльнулся.
– Почему я не удивлен? – Петроний возвел глаза к потолку.
– Нет, серьезно. Корвин просил меня организовать что-нибудь особенное. Этот его новый приятель, Юний Рустик. Он провинциал. Из какого-то городка в ближней Галлии27. Если ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Вы хотели получить особенное удовольствие, – Петроний понимающе улыбнулся.
– Вот именно. Корвин сказал, что Рустик… был воспитан в строгих правилах. Как истинный римлянин. Провинциальный римлянин. Он приехал в Город недавно. Мы решили, что наш священный долг порадовать его скромной домашней пантомимой.
– Полагаю, Юний горд, как всякий юный провинциал, явившийся завоевать Рим, – предположил Петроний.
– О да. Горд и добродетелен, – с восторгом подтвердил Лоллий.
– Что общего у порядочного молодого человека и таких повес как вы с Корвином?
– Не знаю. – Лоллий беззаботно пожал плечами. – Меня с ним познакомил Корвин. Кажется он чей-то дальний родственник.
– Я помню Корвина. Он ведь довольно легкомысленный человек?
– Клянусь покрывалом Весты, по сравнению с ним я образец благоразумия, – весело согласился Лоллий.
Пару месяцев назад Корвин приобрел сомнительную славу, заплатив две тысячи девятьсот пятьдесят шесть сестерциев за ночь с Эвридикой, молодой куртизанкой, недавно приехавшей в Рим. Пикантность истории заключалась, конечно, не в величине уплаченной суммы. Спустя некоторое время, совершенно загадочным образом, всему Риму стали известны обстоятельства торга, который длился неделю и сопровождался обширной перепиской. В письмах самым подробным образом оговаривалась каждая из услуг, в том числе довольно пикантного свойства, которую Корвин желал получить за свои деньги. Петроний, находившийся в это время в Александрии, не мог знать этой истории и Лоллий не без удовольствия пересказал ее во всех подробностях.
– Было бы хорошо, если бы ты помог мне устроить встречу с Корвином и его другом, – попросил Петроний, когда хозяин дома закончил.
– Как скажешь. Я не знаю где искать Юния, но написать Корвину могу прямо сейчас. Я, правда, не понимаю, зачем ты тратишь время, – Лоллий недоуменно наморщил лоб. – Откуда Корвину или Юнию знать где прячется гладиатор? Лучше было бы заняться слугами. Наверняка Аякс обзавелся приятелями или подружкой в доме. Не может быть, чтобы никто не знал куда он сбежал. Или можно…
У Лоллия было еще много идей, но терпение никогда не входило в число добродетелей, которыми мог бы похвастаться его друг.
– Лоллий, если бы мне нужны были твои советы, я бы непременно тебя о них попросил, – перебил его всадник. – Я же прошу у тебя лишь содействия, при том в деле, в котором ты заинтересован куда больше меня. Что до гладиатора, то его поиски, это моя забота. Кстати, известил ли ты почтенного Статилия Тавра о том, что случилось? Префект Рима будет недоволен, если узнает о трупе и сбежавшем гладиаторе из городских сплетен.
– Конечно, – Лоллий уныло кивнул. – Тавр просит завтра нанести ему визит. Наверное, придется пойти? Как ты считаешь?
Последние слова Лоллий произнес тоном, не оставлявшим никаких сомнений, в том, что посещение префекта стоит на последнем месте в перечне дел, которым он хотел бы уделить время. Зная суровую славу Статилия Тавра, можно было уверенно утверждать, что в Риме вообще немного нашлось бы людей, способных обрадоваться его приглашению. Особенно учитывая причины и обстоятельства. Но, увы, Петроний был не тем человеком, у которого стоило искать сочувствие.
– Уверен, ты выдержишь это испытание с честью, – сказал всадник и торжественно отсалютовал приятелю кубком.
*****
Еще один бессмысленный день и еще один напрасно потраченный вечер. За время, что он жил в Риме, эти дни слиплись в один, бесконечно унылый и безрадостный, как слипаются друг с другом комки грязи. Все чаще Юнию казалось, что он живет в каком-то вязком и сером тумане. Густом тумане, из которого все труднее было выбраться. Тумане, из которого все меньше хотелось искать выход.
Еще несколько месяцев назад, когда он только приехал в Рим, мир вокруг был ярким, цветным и праздничным. Тогда каждый день играл красками новых надежд. Каждый день казался не похожим на другой. Эти дни отличались друг от друга вкусом и запахом и внутренней музыкой, которая играла только для него.
Тогда он верил в свою удачу. Верил, что нужно лишь протянуть руку, нужно сделать еще один шаг. Но время шло, краски тускнели, а надежды ветшали, как обветшала от частых стирок его тога.
Он перестал мечтать о том, как в один прекрасный день его жизнь волшебным образом переменится. Перестал верить в успех и признание. Привык довольствоваться малым.
Еще пару месяцев назад услышав от Вириния небрежно брошенное: «Эм… Рустик, отобедай со мной сегодня», он бы преисполнился радужных надежд. Он бы строил планы и мечтал о знакомстве, которое в единый момент переменит его жизнь. Знакомстве, которое даст ему наконец шанс проявить себя. Занять то место, которое он заслуживает.
Сегодня он уже не был так наивен и твердо знал, что никакой обед не стоит унижений, которыми за него приходится платить. Вириний и гости за первым столом пировали сицилийской муреной и каплунами размером с гуся. Юнию пришлось довольствоваться парой раков, угрем, выловленным в грязных водах Тибра и птицей, которая вполне могла быть сорокой, издохшей от старости в своей клетке.
Что до полезных знакомств, то третье ложе за третьим столом давало ему немного шансов. Весь сегодняшний вечер Юний провел в окружении людей, что сделали своей профессией унизительное искусство клиентелы. Людей, что в перерывах между бесстыдными славословиями и беспардонной лестью в адрес хозяина, похвалялись друг перед другом милостынями, полученными от щедрых патронов, подобно тому, как старые солдаты похваляются шрамами, полученными в битвах.
В их кругу Юний чувствовал себя как голубь, по ошибке затесавшийся в стаю потрепанных ворон. И, подобно неосторожному голубю, сегодня он едва не стал жертвой вороньего гнева.
Вечер перевалил уже за вторую половину. С каждым новым кувшином ватиканского пойла, которое за их столом выдавали за вино, взгляды, что сотрапезники бросали на молодого человека, становились все менее одобрительными. Юний пропустил момент, когда неодобрение сменилось враждебностью. Поэтому услышав: «Чего ты зубы скалишь, баран?», Юний не сразу сообразил, что расположившийся напротив Плацидий, который до сих пор проронил едва ли пару слов, обращается к нему.
– Умник нашелся. На себя посмотри! Сидит тут, будто актеришка общипанный, а тоже, скалится. Кудри завил. Девка! Приехал в Город, позвали в приличный дом, так и веди себя прилично. Что ты зубами торгуешь? Сейчас вот прорежу, – с этими словами Плацидий зашевелился, словно и правда собирался встать из-за стола, чтобы немедленно поквитаться с молодым человеком.
– Имей уважение. Что ж ты хозяина позоришь? – его сосед, крупный, краснолицый мужчина с обвисшим носом, навалился Плацидию на плечи, удерживая от необдуманных действий.
Буян дернулся, но не тут-то было. Миротворец держал цепко.
– Другого места не нашел? Хочешь ребра ему посчитать, так дождись пока начнем расходиться. А я помогу еще. Вдвоем и веселей. Я держу, ты считаешь. Потом меняемся. А может еще кто желающий найдется, – весело увещевал он, ничуть не стесняясь присутствия Юния.
И все же, Плацидий, поддержанный одобрительным ворчанием стаи, не желал уняться. Он ворочался, пытаясь освободиться и брызгая слюной визгливо выкрикивал оскорбления.
Пожалуй, дело и правда могло бы дойти до рукоприкладства, если бы не заступничество одного из хозяйских рабов, столь же спасительное, сколь и унизительное. Невидимый до сих пор среди деревьев он вдруг шагнул к столу, склонился над Плацидием и прошептал ему что-то на ухо. Пары слов раба, чьи волосы были ухоженнее, и чья туника выглядела добротнее чем одежда, любого из тех, с кем Юний делил стол, было довольно, чтобы затушить пожар, так яростно бушевавший еще минуту назад.
Молодой человек, пунцовый от стыдливого гнева, сидел, не решаясь оторвать взгляд от стола, когда тот же самый раб, неслышно скользнул к нему и наглым, самодовольным тоном прошептал:
– Если господину угодно, время позднее… На улицах по ночам, говорят неспокойно.
Но самым, худшим, самым унизительным было то, что случилось потом. Когда Юний был уже на пороге к нему подскочил кто-то из домашних, из тех, кого не пустят прислуживать за хозяйским столом, и пробормотав нечто невнятное сунул в руки молодому человеку узелок. Уже выйдя на улицу Юний, заглянул внутрь. Несколько улиток, кусок пирога с потрохами, половина курицы и пара яблок. Еда, которой потчевали настоящих гостей. Дешевая подачка, которой расплатились за нанесенное ему оскорбление.
Юний мог бы швырнуть этот узелок хозяину дома в лицо, если бы ему позволили приблизиться к столу, за которым тот пировал. Он мог бы отхлестать этим узелком слугу, который передал ему сверток. Но что толку? В лучшем случае лукавый раб сожрет содержимое, радуясь нежданной удаче. А в худшем, в худшем его вышвырнут из дома, чтобы потом потешить гостей веселой историей о то, как молодой провинциал подрался с домашними рабами.
Все чаще Юний жалел о том, что в тот раз пошел на поводу у гордости и гнева. Конечно, он поступил правильно. Оскорбивший его негодяй получил по заслугам. Урон, который понесла его честь, требовал возмещения. Но все же… Если бы тогда он проявил больше сдержанности и смирения, может быть он бы добился большего. Может быть он добился бы хоть чего-нибудь.
*****
Будь проклят день, когда он решился довериться таким лживым и подлыми существами как гладиаторы. Как он мог быть столь беспечен, чтобы полагаться на того, кто по природе своей лишен и чести, и совести! На что он рассчитывал, надеясь, что такой человек способен сдержать обещание?
Меньше всего ему сейчас хотелось ворошить прошлое. Еще сегодня утром Корвин был твердо уверен, что похоронил эту глупую, позорную и опасную историю навсегда. А теперь она вернулась к нему. Как пресловутое кольцо Поликрата, от которого не избавиться, как ни старайся.
Ничего, в этот раз он будет умнее. Не будет доверяться чужим планам. Хочешь сделать что-то хорошо – сделай этой сам.
– Это нелепо. Что он себе вообразил? – Публий Сульпиций Корвин раздраженно швырнул табличку в секретаря. Тот неловко, обеими руками, поймал письмо.
– Написать вежливый отказ?
– Дурак. – Корвин скривил губы, сделал глубокий вдох, на миг скорбно прикрыл глаза и распорядился. – Напиши, что я буду рад принять его завтра в то время, которое он посчитает удобным. И пускай письмо отнесут теперь же.
Если секретарь и был удивлен полученным распоряжением, то у него хватило ума никак этого не показывать. Он, молча поклонился и вышел из спальни. Корвин с тоской посмотрел ему вслед. Почему-то ему никогда не везло с прислугой.
Глава 4
Префект и ланиста
Пугливый солнечный луч не удержался на ветке, потерялся в прозрачном утреннем воздухе, скользнул еще ниже и испуганно отпрянул, ожегшись о хищно изогнутое лезвие бритвы. Лезвие на миг запнулось, растерянно зависло, словно позабыв о своем предназначение. Но тут же опомнилось и сердито сверкнув, разбросало во все стороны осколки неосторожного луча. Почти с нежностью легло на ожидающую его шею и медленно проехало вверх по туго натянутой коже.