Охотники расползлись по склону. Каждый выискивал для себя удобное место, чтобы залечь и основательно прицелиться. Джей последовал за Лиззи. На ней был короткий жакет для верховой езды и свободная юбка без кринолина, а потому он с насмешливым удовольствием мог видеть, как ее обтянутые тканью ягодицы поочередно двигаются прямо перед ним. Немногие девушки позволили бы себе свободно ползти подобным образом, зная, что позади молодой мужчина. Но ведь Лиззи и не походила на большинство знакомых ему девушек.
Вскоре Джей отклонился чуть в сторону и нашел для себя густой куст, представлявший собой превосходное укрытие. Приподняв голову, он посмотрел вниз вдоль склона. Он четко видел выделенного ему самца ярдах в семидесяти от себя – самого молодого из животных со всего лишь редкими отростками пантов поверх головы. Еще три паслись неподалеку. Не менее ясно различал он и фигуры охотников. Лиззи слева от себя – она все еще продолжала ползти. Генри далеко справа. С той же стороны, но чуть ниже находились сэр Джордж и егеря с собаками. От Роберта же его отделяли всего двадцать пять ярдов. Идеальная дистанция для точного выстрела.
У него сердце зашлось, когда им снова на мгновение овладел соблазн убить своего брата. Библейская история Каина и Авеля сама по себе возникла в сознании. «Моя участь слишком тяжела, чтобы я мог выносить ее. Подобные слова (или нечто в этом роде) приписывались Каину. Но ведь и я тоже испытываю такое же чувство, – подумал Джей. – Для меня невыносимо оставаться вечно отверженным младшим сыном, неизменно презираемым, вынужденным вести тягостную жизнь иждивенца, не владеющего ничем, бедным сынком очень богатого отца, ничтожеством. Воистину невыносимая выпала мне доля, как и Каину».
Он попытался выбросить злобные мысли из головы. Взялся за ружье, насыпал немного пороха на полку рядом с бойком, а потом захлопнул крышку над полкой. Наконец он взвел затвор. Теперь стоило ему нажать на курок, как крышка полки автоматически поднимется в тот момент, когда кремень высечет искры из металла. Запальный порох на полке вспыхнет и воспламенит значительно более крупный пороховой заряд, уже находящийся в стволе позади пули.
Он перекатился на другой бок в более удобное положение. Его олень грыз траву в покое и безмятежности, не чуя опасности. Все охотники заняли позиции, только Лиззи еще продолжала двигаться. Джей прицелился в животное, но почти сразу повел стволом в сторону, пока у него на мушке не оказалась спина Роберта.
Он вполне мог потом заявить, что его локоть случайно в самый решительный момент соскользнул с покрытого коркой льда камня, и ружье резко сместилось при выстреле, а это и привело к трагическому итогу, когда он всадил пулю в спину брата. Отец может заподозрить правду, но твердой уверенности у него не будет. И что произойдет потом? Оставшись с единственным сыном, заставит ли себя сэр Джордж забыть о подозрениях? Передаст ли Джею в наследство все, что прежде предназначалось Роберту?
Выстрел Лиззи должен был послужить сигналом открыть огонь для остальных. Насколько помнил Джей, оленей неизменно отличала поразительная замедленность реакции. После первого выстрела они лишь вскинут головы и перестанут поедать траву, замерев на месте зачастую на несколько секунд. Затем один из них побежит, а за ним и остальные, уподобляясь стае птиц или косяку рыбешек, кинутся вслед за вожаком, громко стуча крепкими копытами по промерзшей земле, оставив убитого сородича умирать, а подранков хромать позади.
Джей медленно перевел ствол, снова наведя его на оленя. Разумеется, он не станет убивать своего брата. Это станет немыслимым злодеянием. Его потом всю жизнь будут преследовать чудовищные воспоминания и снедать чувство вины.
Но если он не решится сейчас, не придется ли ему вечно сожалеть о своей трусости? Когда отец в очередной раз унизит его, показывая всем предпочтение, отдаваемое им Роберту, не придется ли Джею в ярости лишь скрежетать зубами и от всей души сожалеть, что не решил проблему, когда имелась прекрасная возможность, не уничтожил ненавистного отпрыска отца, не стер его с лица земли?
И опять его ружье уставилось стволом в Роберта.
Отец уважал в людях силу воли, решительность и безжалостность. Даже если он догадается, что смертельный выстрел был сделан преднамеренно, разве не вынужден он будет признать, что Джей проявил себя как настоящий мужчина? Как человек, которого нельзя отвергать или игнорировать без самых ужасных для себя последствий?
Эта мысль значительно укрепила в нем решимость действовать. В глубине души сэр Джордж невольно оправдает преступление сына, уверял себя Джей. Ведь сам отец никогда не позволил бы обращаться с собой подобным образом. На любой выпад против себя он отвечал жестоко и бесцеремонно. Исполняя роль мирового судьи в Лондоне, он признал виновными десятки мужчин, женщин и даже детей, передав их дела в уголовный суд Олд Бейли. Если ребенка можно было повесить за простую кражу куска хлеба, то разве не заслуживал смерти Роберт, похитивший у Джея любовь отца и все его состояние?
Лиззи не слишком торопилась. Джей старался дышать размеренно, но сердце бешено колотилось в груди, и каждый вдох давался ему с трудом. Он испытывал искушение посмотреть на Лиззи, понять, что послужило причиной задержки, но опасался, что именно в это мгновение она выстрелит, а он упустит свой шанс, и потому не сводил глаз с мушки ружья, точно наведенной на спину Роберта. Все его тело напряглось, натянулось, как струна, и даже в мышцах стала ощущаться боль от долгой неподвижности. И все же он не осмеливался пошевелиться.
«Нет, – подумал он, – этого не может произойти. Я не убью своего брата. Или же, богом клянусь, все-таки убью.
Поторопись, Лиззи, пожалуйста».
Краем глаза он заметил, как рядом с ним что-то начало двигаться. Но он не успел ничего разглядеть, поскольку тут же громыхнуло ружье Лиззи. Олени замерли. Держа под прицелом хребет Роберта, целясь ему между лопатками, Джей мягко спустил курок. Громоздкая фигура выросла прямо над ним, и раздался крик отца. Прогремели еще два выстрела. Разрядили свои ружья Роберт и Генри. Но именно в тот момент, когда должно было выпустить пулю ружье Джея, обутая в тяжелый кожаный сапог нога ударила по стволу. Он вздернулся вверх, и пуля, никому не причинив вреда, улетела в воздух. Страх и вина пронзили сердце Джея, стоило ему поднять взгляд и увидеть разъяренное лицо сэра Джорджа.
– Ты – подлый маленький убийца! – чуть слышно процедил отец.
Глава седьмая
После целого дня, проведенного на свежем воздухе, Лиззи овладела сонливость, и вскоре после окончания ужина она заявила, что собирается лечь в постель. Роберта очень кстати уже не оказалось в столовой, и Джей тут же вежливо вскочил на ноги, чтобы помочь ей подняться по лестнице, сопроводив со свечой в руке. Пока они медленно преодолевали каменные ступени, он тихо сказал:
– Я отведу вас внутрь шахты, если вы все еще этого хотите.
Вся сонливость Лиззи мгновенно улетучилась.
– Вы это предлагаете серьезно?
– Разумеется. Я не привык бросать слов на ветер. – Он усмехнулся. – Вы осмелитесь пойти?
Ее охватило нескрываемое волнение.
– Да! – ответила она и подумала: «Вот мужчина, действительно желающий завоевать мое сердце». – Когда мы сможем туда отправиться?
– Нынче же ночью. Отбойщики берутся за работу в полночь, а носильщики, которых правильнее называть носильщицами, на час или два позже.
– В самом деле? – спросила изумленная Лиззи. – Почему им приходится работать по ночам?
– Они трудятся и весь день тоже. Откатчики и носильщики заканчивают смену перед самым закатом.
– Но ведь тогда у них почти не остается времени на сон!
– Ничего. Зато у них не остается времени и на дурные поступки.
Лиззи почувствовала себя наивным ребенком.
– Я провела почти всю жизнь по соседству с шахтой в долине, но понятия не имела, сколько часов проводят за работой угольщики.
У нее мелькнула мысль, что Макэш может оказаться прав и посещение шахты в корне изменит ее взгляд на эксплуатацию труда горняков.
– Так что подготовьтесь ближе к полуночи, – сказал Джей. – Вам снова придется переодеться мужчиной. У вас все еще остался тот наряд, который вы использовали?
– Да, остался.
– Выходите через дверь кухни. Я позабочусь, чтобы ее не заперли. Встретимся во дворе конюшни. Мне придется самому оседлать пару лошадей.
– Это так увлекательно! – не слишком громко воскликнула она.
Джей отдал ей свечу.
– До встречи в полночь, – прошептал он.
Лиззи зашла в свою спальню. Джей снова повеселел и приободрился, отметила она про себя. Сегодня днем он опять по какой-то причине поссорился с отцом. Еще в горах. Никто так и не разобрался, что именно между ними произошло. Всех слишком поглотил азарт охоты. Вот только Джей промахнулся, стреляя в своего оленя, а сэр Джордж буквально побелел от злости. Но ссора, каким бы ни был повод, прошла почти незамеченной под влиянием волнительных моментов дня. Лиззи уложила самого крупного самца наповал. Роберт и Генри ранили своих животных. Мишень Роберта успела отбежать на несколько ярдов, но затем все же упала, и он добил зверя повторным выстрелом. А вот олень Генри скрылся, и по его следу пришлось пустить собак, которые после недолгого преследования настигли подранка, и он тоже был причислен к общей добыче. Однако все поняли, что между Джеем и отцом состоялся нелицеприятный разговор. До вечера Джей пребывал в угрюмом и молчаливом настроении. И лишь несколько минут назад вдруг оживился и обрел свой обычный шарм.
Лиззи сняла платье, избавилась от нижних юбок, сбросила туфли, а потом завернулась в одеяло и села перед ярко пылавшим камином. Джей такой весельчак и затейник, думала она. Кажется, его тоже так и тянет на приключения, как ее саму. А еще он был внешне весьма привлекателен: высок ростом, атлетически сложен, прекрасно одет, а его голову покрывала густая шапка вьющихся светлых волос. Ей уже не терпелось, чтобы скорее наступила полночь.
Раздался стук в дверь, и вошла ее мать. Лиззи ощутила укол чувства вины перед ней. Но все же подумала не без тревоги: надеюсь, мамочка не нацелилась на продолжительную беседу. Впрочем, еще не было даже одиннадцати часов. Времени казалось предостаточно.
Мать надела плащ, как поступали они все, когда приходилось идти из одной комнаты в другую по длинным и стылым коридорам замка Джеймиссона. Сейчас она сняла его. Под ним поверх ночной рубашки была накинута шаль. Вынув заколки из прически Лиззи, принялась расчесывать ей волосы.
Лиззи закрыла глаза и полностью расслабилась. Эта процедура неизменно возвращала ее мысленно в детство.
– Ты должна пообещать мне, что больше никогда не станешь одеваться по-мужски, – сказала мама. Лиззи чуть не вздрогнула. Складывалось ложное впечатление, что матушка могла подслушать ее разговор с Джеем. Теперь придется проявить особую осторожность – мама обладала поразительным чутьем, догадываясь о намерениях Лиззи совершить нечто неординарное. – Ты уже не такая юная особа, чтобы затевать столь неприличные игры.
– Но сэра Джорджа я порядком насмешила! – возразила Лиззи.
– Возможно. Но это не лучший способ завоевать уважение будущего мужа.
– Похоже, Роберт в любом случае хочет жениться на мне.
– Верно, но в таком случае ты должна предоставить ему возможность ухаживать за тобой! Вчера по пути в церковь ты уехала вперед вместе с Джеем, оставив Роберта в одиночестве. И этим вечером решила отправиться спать, пока Роберта не было в комнате, лишив его шанса проводить тебя наверх.
Лиззи вгляделась в отраженное зеркалом лицо своей матери. В знакомых чертах отчетливо читалось решительное стремление вразумить дочку. Лиззи любила мать и хотела бы угодить ей, но не могла превратиться в ту дочь, какую желала иметь мама: это противоречило ее характеру.
– Прости меня, мама, – сказала она. – Я просто как-то вообще не задумываюсь о подобных тонкостях.
– Тебе… нравится Роберт?
– Я бы вышла за него, если бы дошла до полного отчаяния.
Леди Хэллим отложила в сторону щетку для волос и села напротив Лиззи.
– Мы как раз и дошли до полного отчаяния, дорогая моя.
– Но нам всегда не хватало денег. Сколько я себя помню.
– Это верно. И мы ухитрялись занимать, закладывали наше поместье, а жили по большей части там, где могли питаться телятиной собственного производства и занашивать одежду до дыр.
Лиззи снова почувствовала себя виноватой. Если мать вообще тратила деньги, то почти всегда на нужды дочери, а не на свои потребности.
– Так давай продолжим жить, как прежде. Я вовсе не против готовить еду и накрывать на стол, делить одну горничную на двоих с тобой. Мне нравится здесь. Я предпочту проводить дни в Хай Глене любым походам за покупками на Бонд-стрит.
– Но есть предел нашим возможностям одалживать деньги, видишь ли. Нам больше никто не дает ссуды.
– Значит, будем жить на арендную плату с фермеров. Придется перестать ездить в Лондон. Мы можем даже не принимать приглашения на балы в Эдинбурге. И к нам никто не станет приходить ужинать. Только пастор. Заживем как монашки, ни с кем не встречаясь целый год, если понадобится.
– Боюсь, нам не удастся даже это. Они угрожают отнять у нас дом и все имение.
Лиззи ее слова повергли в шок.
– Они не могут так поступить с нами!
– Могут. В этом и заключено главное условие закладной.
– Но кто такие эти «они», о ком ты говоришь?
Ответ матери прозвучал не слишком внятно.
– Могу только сказать, что бывший стряпчий твоего отца организовал для меня займы, но мне в точности не известно, кто именно выделил деньги. Хотя это не имеет значения. Важно то, что кредитор теперь желает вернуть свои средства. Иначе грозится взыскать их с помощью закона.
– Мама… Ты имеешь в виду, что мы потеряем свой дом?
– Нет, милая. Не потеряем, если ты выйдешь замуж за Роберта.
– Понятно, – отозвалась Лиззи очень серьезно.
Часы на здании конюшни пробили одиннадцать. Мать поднялась и поцеловала ее.
– Спокойной ночи, моя дорогая. Добрых тебе снов.
– Спокойной ночи, мама.
Лиззи задумчиво смотрела на огонь в камине. Она уже несколько лет знала, что ей предначертано судьбой спасти их с матерью благосостояние, выйдя замуж за богатого мужчину, и Роберт в этом смысле был ничем не хуже других кандидатов. Но она никогда прежде не размышляла об этом как о чем-то реальном. Она вообще не имела склонности обдумывать что-либо заранее, предпочитая откладывать все до самого последнего момента, и эта ее привычка порой сводила маму с ума. А сейчас перспектива выйти замуж за Роберта привела ее в смятение и начала по-настоящему пугать. Она почувствовала нечто вроде физического отвращения, словно съела что-то слегка подгнившее.
Но ей не оставляли выбора. Она не могла позволить кредиторам матери выгнать их из собственного дома! Что им тогда делать, куда податься? Чем зарабатывать себе на жизнь? У нее мороз пробежал по коже, стоило ей вообразить, как они вдвоем поселятся в холодных наемных комнатах ветхого доходного дома в Эдинбурге, как начнут писать самым дальним родственникам, выпрашивая материальную помощь, как возьмутся за шитье, чтобы получать гроши. Уж лучше в самом деле стать женой занудного Роберта. Но сможет ли она себя заставить пойти на такой брак? Всякий раз, когда перед ней вставала задача сделать что-нибудь крайне неприятное, но не столь необходимое, например, пристрелить старую и смертельно больную собаку или отправиться покупать ткань на нижнее белье, она неизменно меняла планы и находила способ избежать тягостной проблемы.
Она заколола свои непослушные волосы, а потом надела маскировочный костюм, использованный ею вчера: бриджи, сапоги для верховой езды, полотняную рубашку, пальто и мужскую треугольную шляпу, которую закрепила на голове булавкой. Изменила цвет лица, чуть затемнив щеки с помощью сажи, взятой из камина, но на сей раз решила обойтись без завитого парика. Для теплоты добавила одеянию отделанные мехом перчатки, помогавшие к тому же скрыть ее ухоженные девичьи руки, а под пальто накинула клетчатый плед, чтобы плечи казались более широкими.