Около четырёх, закончив необходимые приготовления, я отправился к антиквару. На улицах было уже темно, горели фонари. Холод почти полностью разогнал прохожих. Когда я был метрах в 50 от входа, из легковушки, стоявшей перед магазином, вылезли двое. Один в длинном кожаном пальто и военной фуражке, правую руку держал в кармане, а в левой сжимал пару перчаток. Второй был невысокий, кряжистый, одетый в зимнее полупальто и странную кепку с меховыми ушами. У этого в карманах были обе руки. Ещё один остался сидеть в машине.
Первые двое поднялись по ступеням и вошли в магазин. Через минуту я зашёл следом. Человек в кожаном пальто оказался обладателем холёного лица и холодных серых глаз. Эдакий барин. Зато лицо второго будто вырубили из суковатого чурбака тупым топором. Когда я вошёл, «барин» стоял возле кассы, а «чурбак» почти посередине торгового зала. Кроме кассирши, в магазине был только «мой» продавец, к нему я и пошёл. Спокойствие последних суток сыграло злую шутку: я расслабился. Зато эта парочка даже и не напрягалась. Я был за спиной у «чурбака», когда у него в руках оказались два «нагана», а «барин» сказал тихо и жестко:
– Никому не двигаться. Будете слушать меня – останетесь живы.
Его правая рука была по-прежнему в кармане. Приехали, блин. До «чурбака» один шаг. Я влёгкую его нейтрализую, но их-то двое. И, зуб даю, у «барина» тоже «волына» есть. Кроме того, я уже вошёл в боевое состояние и понял, что «чурбак» на взводе, и держит его только приказ «барина». Иначе он бы уже палил во всё, что движется. Выключать нужно было обоих сразу. Застывшее время было запущено звуком открывающейся двери и женским вскриком.
Понеслась. «Чурбак» развернулся в сторону двери и выстрелил. Почти в то же мгновение я шагнул в его сторону и нанёс удар в коленный сгиб опорной ноги, а когда он начал заваливаться назад, поймал его затылок на колено и, одновременно продолжая движение, перехватил оружие. Слегка добавил ускорение локтем в лоб. Через секунду его голова крепко приложилась об пол, и теперь я стоял, направив оба ствола на «барина». Мужик он был крепкий, на лице не отразилось ничего. Только в глазах мелькнуло что-то среднее между страхом и яростью.
– Будьте добры, медленно выньте руку из кармана и заложите обе руки за голову. Потом станьте на колени.
Лицо «барина» не дрогнуло и на этот раз.
– Я ни перед кем на коленях не стоял и перед тобой не буду, ковбой.
Он не вынул руку из кармана, и я знал почему. Третий в машине. Бандит не знал, что мне о нём известно, и ждал. Вот только я стоял удачно. Чтобы выстрелить в меня, третий должен был войти в свет фонаря и витрины. Что он и сделал. В тот же момент я выстрелил дважды из левого «нагана», всадив по пуле в его плечи. Что-что, а с пистолетами я был если не богом, то одним из его замов. Ещё в подростковом возрасте, начитавшись Богомолова, я хотел стать похожим на его Таманцева. И потом в училище уделял этому массу времени.
Лицо «барина» не дрогнуло и сейчас, но он медленно достал руку из кармана. Я собрался было повторить приказ встать на колени, но к магазину с визгом шин подлетела машина, и спустя секунды в помещение ворвались четверо сотрудников НКВД с пистолетами в руках.
– Руки вверх, бросай оружие.
– Спокойно, товарищи, я свой, я обезоружил бандита.
С этими словами я перехватил стволы рукоятками вперёд и протянул ближайшему из энкавэдэшников. Тот взял их по очереди, левой рукой, положив в карманы шинели, но по-прежнему держал свой «ТТ» направленным на меня. Нет, ну интересно девки пляшут. Я – герой дня и победитель дракона на прицеле у трёх человек, а «барин» стоит себе спокойно. К нему направился сотрудник и попросил документы.
Вариантов у меня не было, дёрнусь – получу пулю, или две, или три. Оставалось тупо смотреть, как «барин» неторопливо лезет во внутренний карман своего шикарного кожаного пальто. Всё остальное случилось быстро. «Барин» выдернул руку с пистолетом, раздался выстрел. Пистолет с глухим стуком упал на пол, а его хозяин медленно завалился на бок. Да, недооценил я предков. Его «держали» вполне профессионально, выстрелить он не успел.
Следующие почти сутки я провёл в местном отделении МУРа. Сначала составляли протокол, потом я снова рассказывал всё, но уже не дежурному, а следователю по делу. Потом писал объяснительную. Потом долго сидел в пустом кабинете, пока меня проверяли, и опять по кругу. Основной вопрос: откуда познания в стрельбе и рукопашке. Ответ, что, мол, служил в погранчастях НКВД, приняли, но неохотно. Ну не нравилось всё это следователю.
Вроде всё чисто, свидетели подтвердили, что я зашёл после нападавших, что проявил храбрость и бросился на них, когда «чурбак» выстрелил в женщину. Это, кстати, была продавщица этого же магазина. Она что-то забыла на работе и заскочила забрать, вот такая у неё была удача. Правда, отделалась она лёгким испугом. «Чурбака» обманули габариты тяжёлого зимнего пальто, и пуля скользнула по рёбрам, особого вреда не причинив. Но следак что-то чувствовал. Что-то ему мешало вручить мне медаль и наградить денежной премией.
Так ничего и не решив, меня отправили по месту жительства, предложив до «особого распоряжения» его не покидать. Дело принимало нехороший оборот. Учитывая справку вместо документов, могли заподозрить что угодно, вплоть до шпионажа, и тогда прости – прощай. Но обо всём этом я решил подумать завтра, а пока завалился спать. Прямо одетый, расстегнув куртку и ослабив шнурки на ботинках. Мало ли, придут меня «брать» – придется «делать ноги», и быстро. Потому как с Лубянки мне не уйти, несмотря на всю мою подготовку. С такими весёлыми мыслями я и заснул.
Чёрт, я всегда был соней, но просыпаться в 12 часов дня! Я вскочил и нанёс несколько ударов «по тени». От радости. Я проспал 17 часов, и никто за мной не пришёл. У меня снова получилось. И тут, словно в насмешку, раздался уверенный стук в дверь. Сейчас быстро – открыть или сигануть в окно? Но сигнальная система организма угрозы не замечала. Направленное внимание – да, а угрозы – нет. И я открыл.
За дверью стояли двое ребят, моего примерно возраста, с кубарями лейтенанта и старшего лейтенанта ГБ НКВД. А вот за ними… Третьим был мужчина лет сорока, с тремя ромбами комиссара госбезопасности 3-го ранга и простым деревенским лицом, известным мне по фотографиям. Николай Сидорович Власик, начальник охраны Сталина собственной персоной. Как любил говорить Остап Бендер: «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся!»
3
– Здравия желаю, товарищ комиссар госбезопасности. Значит, товарищ Сталин получил моё письмо? – сказал я.
Глаза Власика чуть сузились.
– Почему вы решили, что наш визит связан с письмом? – спросил он с интересом.
– Если за мной пришёл начальник охраны товарища Сталина Власик Николай Сидорович лично, то это не из-за утери паспорта или еще какой мелочи.
Было прикольно наблюдать за их выражением лиц. Удивление, настороженность, пристальное внимание – всё сразу.
– Вы на редкость хорошо информированы! – Голос стал резким.
– Собирайтесь, пойдёте с нами.
– Есть, товарищ комиссар госбезопасности. Только разрешите сходить в уборную, а то я как раз собирался, когда вы постучали.
Власик подумал мгновение и кивнул лейтенанту. Тот шагнул в сторону. Я взял куртку, шапку и, закрыв дверь, пошёл в конец коридора. Бдительный лейтенант открыл дверь, убедился, что окон нет, и дал мне войти. Закрыв дверь, я быстро взобрался к сливному бачку. Из него я достал водонепроницаемый пакет, в котором обычно лежал паспорт, а теперь и деньги, и сотовый телефон, и ручка-нож. Всё, что не вписывалось в этот временной период. Наскоро обтерев пакет обрывками газет, которые тут лежали в качестве туалетной бумаги, я сунул его в карман куртки и слил воду.
– Я готов, товарищи, можем отправляться, – сказал я, выйдя из уборной.
Мы въехали во двор, ворота закрылись, и машина остановилась. Первым из машины вылез лейтенант, потом я, потом старший лейтенант и, наконец, последним Власик. Меня, без особых церемоний, но вполне вежливо обыскали. Пакет со всем моим имуществом взял Власик, и мы двинулись к дому. Одноэтажному, заборно-зелёного цвета. Чуть в стороне, в глубине двора, находились ещё несколько строений, если я правильно помню – гараж, дежурка и кухонно-банный блок.
Мы прошли через прихожую, оставили верхнюю одежду на правой, гостевой, вешалке и вошли в кабинет. У стола стояли двое самых могущественных людей этой эпохи. Сталин был похож на человека, которого я видел в хронике, но выглядел чуть моложе и чуть… живее, что ли. Он стоял слева от стола, в своём сером френче и, чуть покачиваясь с пятки на носок, смотрел на нас, доставая из коробки папиросу. Берия располагался прямо напротив двери, за столом.
Наша группа остановилась шагах в трёх от дверей. Мои сопровождающие держались чуть сзади меня по сторонам, а Власик, положив изъятый у меня пакет на край стола, сделал несколько шагов и остался стоять где-то посредине между мной и Верховным. Прикинув, я понял, что он готов в любую секунду перекрыть директрису атаки на «Хозяина». Сразу вспомнилось, что по рассказам очевидцев он был предан Сталину как собака и жизнь бы отдал не задумываясь. Сталин тем временем продолжал, прищурясь, разглядывать меня, а потом негромко сказал:
– Расскажите, товарищ, пока о себе. А вашей информацией займёмся чуть позже.
Это был час «Ч». Собравшись и не отводя взгляда, я начал докладывать свою автобиографию. Именно докладывать, как при приёме в партию. Фамилия, имя, отчество. Родители. Учёба. Служба. Работа. Про распад Союза я пока что не говорил, оставил на потом. Сталин слушал внимательно и, едва я замолчал, задал вопрос:
– Всю жизнь хотели быть командиром, готовились, учились, наконец стали. И вдруг через год – уволились. Почему?
Именно вот так, вроде тот факт, что я должен родиться только через 30 лет, его не взволновал. А ещё он сказал «командиром», хотя я употребил привычное офицером. Ну, вот и наступило моё потом…
– Товарищ Сталин. Я всю жизнь хотел и готовился быть советским офицером. И служить своей родине – Союзу Советских Социалистических Республик. Но осенью 1991 года СССР прекратил своё существование. Первые секретари трёх республик – России, Украины и Белоруссии захотели стать президентами и попросту объявили о разделе Советского Союза на независимые государства. Причем не интересуясь даже тем, кто в каком предпочитает жить. Где оказался на момент раздела – там и живи. Я служил на Украине. А она пошла по петлюровско-бандеровскому пути. Приняла их символику и стала называть героями тех, кто воевал на стороне фашистов в дивизии СС «Галичина» и убивал советских людей. В первую очередь коммунистов и евреев. А когда фрицев погнали, стрелял в спину нашим солдатам. Быть офицером этой армии я не хотел. Потому ушёл.
Выражение лиц окружавших меня людей было таким, будто на них в чистом поле упала кирпичная стена.
– Война?! Страна распалась?! Как это могло произойти, куда смотрела власть, где была партия? – Голос Сталина был сдавлен и резок одновременно.
– Это ложь! Этого не может быть!
– Война, товарищ Сталин, это та война, что началась 1 сентября 1939 года с нападения Гитлера на Польшу и которая продолжается сейчас, когда он медленно, но верно заглатывает страны Европы. И которая в 4 часа утра 22 июня 1941 года придёт в наш дом. Придёт в виде артиллерийско-бомбового удара почти на всём протяжении западной границы и с рёвом танковых армий, вторгшихся на нашу землю. Это будет жуткая война продолжительностью 1418 дней и ночей, которая унесёт более 30 миллионов жизней. И ещё миллионы тех, кто умрёт после войны от ран или останется калекой. И миллионы не родившихся детей, возможные отцы и матери которых погибли, не успев встретить друг друга. Эта война разрушит европейскую часть СССР до Волги и Прикавказья. Будут места, где десятилетия не будет расти трава из-за железа, костей и крови, заменивших землю. И погибали в этой войне лучшие. Самые смелые и порядочные. Уже талантливые и ещё не успевшие дорасти до возможности проявить талант. А образовавшуюся пустоту заняли те, кому до страны и людей не было дела. Они говорили правильные слова, но коммунизм строили только на собственных дачных участках. Постепенно люди перестали верить и власти, и партии. Каждый крутился, как мог, и в какой-то момент всё рухнуло. А что касается распада страны. Перед вами, в пакете, лежит мой паспорт и деньги, имеющие хождение на территории Украины. Посмотрите.
Власик подошёл к столу, с минуту крутил пакет в руках, распечатал и достал паспорт и деньги. Открыл паспорт, перелистал страницы и передал Сталину. Верховный внимательно прочитал каждую страницу паспорта, пристально оглядел «трезубую» обложку, перебрал гривны и доллары.
– Этого можно избежать, товарищ Сталин. У нас есть время, очень много времени, почти полтора года. Мы можем изменить ход войны или избежать её совсем. Сохранить жизни людей и многое, что было уничтожено и что пришлось восстанавливать или воссоздавать заново…
Нет, крепко я зацепил вождя всех народов. Он просто не слышал последних слов. Полуобернувшись к Берии, он сказал:
– Лаврентий, как это могло произойти? Куда смотрело НКВД, где был ЦК?
Я не дал Берии открыть рот. Клин клином вышибают, так что продолжим:
– Товарищ Сталин, комиссар госбезопасности 1-го ранга ничего сделать не мог. Вы не оставили после себя официального преемника. После вашей смерти в ЦК начался разброд. Зная, что товарищ Берия человек жёсткий и опасаясь репрессий, а было за что, несколько членов правительства во главе с Хрущёвым совершили тихий переворот. Лаврентий Павлович был арестован. 14 февраля 1956 года на закрытом заседании ХХ съезда партии Хрущёв зачитал доклад «О культе личности». Все события с тридцатых годов до вашей смерти объявлялись кровавым террором в борьбе за сохранение личной власти. Все, кто был арестован, осуждён или расстрелян, стали жертвами «культа личности», без оглядки кто прав, кто виноват. Но если сейчас начать принимать меры – всё изменится. Абсолютно всё!!!
Последнюю фразу я буквально выкрикнул.
Признаю, был сильно не прав. И теперь точно знаю, как выглядела немая сцена у Гоголя. Застыло всё, даже воздух стал гуще и замер. Берия стал таким белым, что его лицо не выделялось на фоне стены. Такой себе «всадник без головы». Сталин посерел и стал похож на те фотографии, которые были сделаны в начале войны. Ребята за моей спиной напряглись и, судя по ощущениям, были готовы порвать меня на мелкие кусочки по первому движению брови Верховного. Причём буквально. И только Власик был ярким красным пятном. Его лицо не отличалось по цвету от петлиц.
Нет, это я, конечно, умно придумал. Взять и заявить Сталину, когда он умрёт. Да и Берия с Власиком не дураки, знают – нет Сталина, нет и их. Надо что-то срочно делать с ситуацией, пока они не придумали, что делать со мной. И в это время зазвонил телефон на столе. Как там у Булгакова: «…Слава петуху…?» Звонок вернул на место звуки, воздух стал снова пригоден для дыхания, и по кабинету прошла волна движения. Власик посмотрел на Сталина. Тот, кажется, просто шевельнул бровью, и, повинуясь этому приказу, Власик снял трубку.
Выслушал, подошёл к Верховному и что-то тихо ему сказал. Получил в ответ кивок и пошёл к двери. Проходя мимо меня, он лишь бросил короткий взгляд, но по нервной системе словно электроразрядником прошлись. Дверь Власик открыл буквально на несколько секунд, забрав какие-то бумаги. Пробежал их глазами, хмыкнул и пошёл обратно к «Хозяину». Сталин посмотрел в бумаги, потом на меня и неожиданно усмехнулся. Атмосфера в комнате опять поменялась. Верховный передал бумаги Берии и глядел на меня, уже откровенно улыбаясь, вот только глаза у него были очень уж внимательные. Но заговорил он шутливым тоном:
– Поздравляю, Егор Петрович. Вас предлагают объявить во Всесоюзный розыск.
Он обратился к Берии и Власику, хотя, поскольку они были ознакомлены с документом, говорил явно для меня.
– Товарищ Доценко в Москве четыре дня, но уже успел отметиться. Почти в одиночку нейтрализовал банду Лорда. Помните: специализировался по ювелирным и антикварным магазинам? Сам Лорд убит, а двое его бандитов в тюремной больнице. Один с тяжёлым сотрясением мозга, второй с пулевыми ранениями обеих рук. Следователя живо заинтересовало, откуда такие навыки у простого инженера, даже служившего в пограничных частях. Приказали ему оставаться в гостинице. А мы его умыкнули, а, товарищ Власик. Тем временем следователь отправил запрос в Харьков и выяснил, что товарищ Доценко не то что в пограничных частях, а вообще в армии не служил. Его брат, который служит в НКВД, однозначно заявил, что Егор Петрович Доценко в Москве быть не может, так как 30 декабря 1939 года выехал на охоту в район Старого Салтова, под Харьков. В указанное место отправили сотрудников с целью проверки, а в гостиницу выслали наряд, где и обнаружили, что подозреваемый скрылся. «…Чем признал факт наличия состава преступления…» – Тут Сталин сердито сказал Берии: – Я твоих сотрудников в школу отправлю, русский язык учить. А пока, что будем делать, Лаврентий, с пойманным шпионом? Как вас там по-настоящему?