– Товарищ капитан, это ошибка? Нам нужно прибыть в расположение 301-й воздушно-десантной бригады. Через три дня, в соответствии с приказом, прибывает инженерная рота. Через десять дней штаб и основной командный состав. Через месяц – личный состав с техникой и вооружением. И что с ними делать? Тут же даже ограждения нет.
Серёжа начал закипать, а зря. Комендач явно был не в курсе. Ему приказали доставить туда-то, он доставил. Всё. Бить морду надо начальству, а оно сидит в штабе гарнизона, да ещё, может быть, в горкоме партии. Всё это время откуда-то сзади справа раздавалось тарахтение. Вроде мотоциклетного. Я повернулся и пошёл на звук. Шагов через тридцать открылась интересная картина. В глубине этой полурощи-полупарка стояло двухэтажное здание. Если бы не несколько вычурная архитектура, можно было бы принять его за школу. Ближе к нам находился сарай, возле которого группа ребят суетилась вокруг старенького «У-2». Он и издавал это самое тарахтение.
– Капитан, это что? – мой голос звучал весело, ситуация становилась откровенно смешной.
– Так, товарищ майор. ОСОАВИАХИМ здесь, лучший в области. Даже самолёт им выделили, в награду.
– И что они собираются с ним делать?
– Не понял, товарищ майор?
– Как только мы поставим забор, места для взлёта у них не будет. И через лес его не протащишь.
– Какой забор? – Капитан попался какой-то туповатый, он ещё и удивляется.
– Здесь территория воинской части. Или вы думаете, мы им взлётную полосу между казарм проложим? Что тут у вас вообще происходит!?
Я зашагал к входу в здание. На ходу прикидывая. Судя по виду и размерам, для штаба бригады в самый раз. А уж для батальона тем паче. Сарай-ангар будет служить складом. На первое время. Сидящий на входе паренёк, в большом, не по росту, комбинезоне, при виде нас вскочил.
– Здравия желаю, товарищи командиры.
– Здравия желаем. Можно нам тут осмотреться?
– Конечно, проходите. Наш клуб первый в области.
Мальчишка повторил слова капитана.
– Наш планер в Коктебеле занял четвёртое место.
Парнишка стал даже выше ростом от распиравшей его гордости. Извини, пацан, через пару часов ты будешь нас ненавидеть, но так надо.
Мы шли по коридорам, заглядывали в комнаты, здоровались, слушали восторженные объяснения и шли дальше. После первых же моих вопросов о размерах комнат и их количестве Серёжа всё понял и молчал. Ему было тяжелее, он ведь и сам был таким пацаном, в детстве. В моё время занятия в кружках ДОСААФ такого воодушевления уже не вызывали. Так мы дошли до зала, где сидели несколько девушек в возрасте от 13 до 20 лет. Они что-то шили.
Наш провожатый стал объяснять про обшивку для нового планера. На его голос одна из девушек постарше обернулась. Моё сердце стукнуло и остановилось. Что-то, видно, было у меня на лице, так как девушка смущенно улыбнулась, и моё сердце рухнуло в желудок. Она не была копией Галины. Волосы тёмно-каштановые, а не русые. Лицо более тонкое. Глаза зелёно-карие, а не голубые. Но сочетание – меня просто в дрожь бросило, до чего похожа. И эта улыбка. Улыбка Софии Ротару, от которой у меня всегда перехватывало дыхание.
– Здравствуйте, товарищи командиры.
Она говорила с лёгким акцентом. И очень знакомым акцентом…
– Бонжур, мадемуазель. Же нё мё тромпэ па? Парле ву франсэ?
– Уи, ву завэ бьен лю. Жесви франсез.
Поскольку остальные хлопали глазами, мы снова перешли на родной всем русский.
– Вы прекрасно говорите по-русски. Давно живёте в нашей стране?
– Почти четыре года. Родители были в Испании. Отец погиб, а маме удалось вывезти меня сюда. А где вы учились французскому?
– В основном дома. Соседка учила, учительница французского языка. Я его с детства люблю, певучий язык, почти как украинский. Разрешите представиться. Майор Доценко. Георгий Валентинович. А это мой друг и сослуживец Голубев Сергей Михайлович. Рады знакомству.
– Натали. Наталья Габриэлевна Лефёвр. Я тоже рада.
– Что же. Не будем вам мешать.
Через пять минут мы уже катили назад в гарнизон. Минут через десять Серёга ткнул меня в бок.
– Слышь, майор, это что было? Мы тут по делу, а не девушек охмурять.
– Да ладно, Серёга, какое охмурять. Просто похожа на одну знакомую. Ну, из той жизни. Вот и ошалел слегка. Лучше скажи, идею понял?
– Понял, понял. Хочешь у детей клуб отобрать. И как тебя эта красавица потом встретит?
– Козёл ты, хоть и капитан. Молчи лучше, мне нужно подготовиться к очень серьёзному разговору.
– Молчу.
До штаба гарнизона мы доехали молча. Так же молча мы прошли через проходную, поднялись в приёмную и, не глядя на вскочившего адъютанта, вошли в кабинет. Начальник гарнизона отдыхали. Полёживали на диванчике в расстёгнутом кителе и с газетой в руках. На звук открывшейся двери он лениво поднял голову и вскочил, начальственно багровея на глазах. Тон он сразу взял на октаву выше нормального.
– Вы что себе позволяете?! Лейтенант, вызовите охрану, арестовать этих молодчиков. Я вас…
Я молча достал красную книжечку и показал комбригу. С минуту до него доходило, что там написано и чьи подписи стоят. А потом он стал белее нательной рубахи. И связки у него заклинило, так что сказать он мог только «Я…Я…Я…». В кабинет ворвались трое солдат во главе с лейтёхой, но комбриг замахал на них руками, и они испарились, как не было.
– Товарищ комбриг, приведите себя в порядок и давайте обсудим создавшееся положение.
Начальник гарнизона торопливо застегнулся и встал навытяжку.
– Как вас зовут, товарищ комбриг?
– Островой Павел Павлович.
– Так вот, Павел Павлович. Успокойтесь и объясните мне сложившуюся ситуацию. Через три дня начнет прибывать личный состав 301-й воздушно-десантной бригады. Где я должен их размещать? Наверх вы доложили, что всё готово, а тут даже территория не огорожена. И на ней расположен аэроклуб. Как прикажете это понимать?
– Товарищ майор, вы поймите. Нет у меня средств. Сказали, к 1 мая должно быть готово. Я подумал, к дате хотят доложить, а прибудут хорошо если в июне. А у меня тут завод строится, патронный. Вместе с немцами. Патроны будем делать по их образцу. Сил нет, людей нет, техники в обрез. Думал, к концу апреля завод добьем и за вашу часть возьмёмся. А получилось вот как.
– Завод – это хорошо. Быстро раскрутились, слышь, капитан. А что касается моей части… У вас какие отношения с обкомом партии?
– Хорошие отношения, рабочие.
– Вот и отлично. Звоните первому секретарю, назначайте встречу. Вопрос – передача здания аэроклуба 301-й десантной бригаде, помощь партийной организации в оборудовании территории. Вопрос размещения командиров и их семей. Срок начала всех работ – вчера. Здание аэроклуба освободить к завтрашнему утру. Через три дня должно быть готово место для приёма 120 человек инженерной роты и их техники. Вопросы есть?
– А куда же аэроклуб, товарищ майор? В нём, почитай, все наши подростки участвуют. Куда же их?
– Этот вопрос согласуйте с обкомом. Найдите место. И ещё, размещение командиров начните с нас. Хотя нет, это мы решим с вашим адъютантом, не зря же он там сидит. Давайте работать, Павел Павлович.
Мы вышли из кабинета. Закрывая дверь, я заметил, как комбриг бросился к телефону. Лейтенант был явно впечатлён, так как чётко доложил, где можно пообедать, предложил сопровождающего и, молодец какой, поинтересовался, где нам искать жильё. Ближе к центру или к расположению. Получив ответ, что к расположению и можно, для начала, одну комнату на двоих, снял трубку. А мы пошли «заправляться». Поскольку последний раз мы ели ещё в поезде, это заняло чуть больше времени, чем обычно. Что-то около часа. Выйдя из столовой, мы обнаружили мнущегося лейтенанта и машину.
– Товарищ майор, начальник гарнизона просит вас подъехать в обком.
Физиономия у парня была такая расстроенная, что прямо жалко стало. Ну, сели, поехали. В обкоме нас проводили к кабинету первого секретаря. За дверью было подозрительно тихо. Мы постучали и вошли. Комбриг и секретарь стояли у окна, оба как из бани. То есть морды – хоть прикуривай. А у стола стоял гражданин, нашего примерно возраста, с тубусом под мышкой и какими-то бумагами в руках. Комбриг представил нас, секретарь представился сам: Егоров Алексей Кузьмич. Спохватился, и, глядя на парня у стола, как на незваного гостя, представил и его: Наш главный специалист по строительству Пушкин Александр Сергеевич.
Парень тут же откликнулся.
– Не родственник.
Я среагировал на полном автомате.
– Ага, и даже не однофамилец.
Уже и не помню, в каком фильме я услышал эту шутку. Но она оказалась к месту. Народ заржал как сумасшедший, а дальше разговор пошёл хоть и не просто, но зато мирно. Секретарь начал с того, что и начальник гарнизона – людей и средств нет. Все, кто есть, заняты, и тоже срочным оборонным заказом особой важности. А отобрать у детворы аэроклуб – это вернуть их в подворотни. Короче, амба. Или полный алес. В общем, как хотите, а что делать, непонятно. Пока мне всё это объясняли, я рассматривал висящую на стене карту. И кое-что заметил.
– Алексей Кузьмич, подскажите. Это на карте лётный полк, так? Это моя территория, так? А вот тут, между лётчиками, городом и нами – что?
– Да ничего, пустыри. Раньше там лабазы стояли, ну склады торговые, с дореволюционных времён ещё. Потом они погорели, а рядом расположился бомбардировочный полк, и место как-то забросили.
Пушкин, который «не однофамилец», насторожился. Молодец парень, усёк. Явно не понимает, в чём дело, но чувствует, что вопросы неспроста.
– А вот тут, выше – это лагерь? Вот тут? Уголовные или политические? Чем занимаются?
– Есть и те и другие. А занимаются гидрологическими работами.
– А связи с управлагом есть? Можно будет договориться о рабочих для строительства?
– Товарищ майор, эти люди осуждены за измену Родине. А у вас оборонный объект.
– А я не про оборонный объект думаю. Ну-ка, смотрите. У меня в батальоне 30 командиров. В бригаде их будет больше ста. У лётчиков тоже около того. Да и в гарнизоне и у НКВД ещё столько же. И где они все живут? Отвечаю – кто где. У меня есть идея, и, голову даю на отсечение, товарищ Пушкин уже знает, что я хочу предложить. Ну, Александр Сергеевич, смелее.
– Вы говорите о командирском городке. Комплекс домов, в которых будут жить командиры и их семьи.
– Точно. И не только дома. Школа, магазин, клуб армии, кстати, при нём тот же аэроклуб. Насколько мне известно, таких ещё нет. Вы будете первыми, поверьте, это оценят. Только никаких коммуналок. У каждой семьи своя квартира. Военные всё время проводят среди множества людей и шума, это часть профессии. Так пусть хоть дома будут в тишине. А?
Егоров и Островой оторопело смотрели на меня и друг на друга, а Пушкин… Пушкин торопливо доставал из тубуса лист ватмана с планом. А на плане был самый натуральный микрорайон. Где-то на 500 квартир. Всё как я сказал, школа, магазин, детская площадка. Парень опередил своё время лет на двадцать пять. А поскольку я о таком знаменитом градостроителе не слышал, его явно не поняли. И строил он, если строил, точно не города.
– Слышь, Александр Сергеич, ты гений, тебе говорили? Готовь проект, сам в Москву повезу, если другие откажутся. Я же только думал об этом, в общих чертах, а у тебя всё продумано и просчитано. Алексей Кузьмич, а для таких работ дадут людей из ИТК?
– Для таких дадут, конечно. Ты, Александр Сергеевич, зайди ко мне, позже. Приноси все бумаги, посмотрим, что делать. Да только это потом. А сейчас, что сейчас делать будем? С казармами и остальным?
– А сейчас будем освобождать аэроклуб. Мне нужна одна бригада строителей, которая подготовит место для инженерной роты. Да, кстати, поставить забор и прорубить просеку к штабу – это тоже могут делать люди из лагеря. Во всяком случае, можно попробовать. Всё. Работы должны начаться не позднее завтрашнего утра.
На поиски стройбригады, разговоры с начальником строительства нового завода, с райкомом ВЛКСМ и другими организациями ушёл остаток дня. Поздно вечером, если так можно определить время после одиннадцати, нас отвезли домой. По дороге объяснили, что комната одна, но большая. Соседей не много – пара пенсионеров, очень известные в городе люди, муж – врач и жена – первая учительница городской школы. Ещё мать с дочкой, обе работают в больнице. Комната действительно была большая. В ней был шкаф, был стол и был диван. Посреди комнаты стояла раскладушка. Постельные принадлежности лежали «в головах». За нашими спинами открылась дверь в комнату соседей и тут же захлопнулась. Думать, что к чему, и удивляться не было сил. Через двадцать минут мы с Серёгой спали как убитые.
Подъём был ранний. Дел было невпроворот, так что пять утра – это по-божески. Пока все спали, мы воспользовались санузлом без очереди. Прелесть, в туалете, на стене, висели два стульчака. Никаких следов туалетной бумаги не было, видать, каждый приносил сам. Пахло какой-то чистящей дрянью, и я решил, по-свободке, сгонять на рынок, купить душистых травок у старушек. Чисто для запаха. В ванной была собственно ванна, вполне ухоженная, надо признать, и зеркало с полочкой под ним. Похоже, всё своё придётся носить с собой. Завтрак нам должны были подвезти к аэроклубу, так что соседей мы так и не увидели. В пять тридцать мы уже садились в машину.
Возле аэроклуба кипела жизнь. Самолёта уже не было, возле сарая стояло несколько телег, а возле самого здания раздолбанный грузовичок. Половину помещений уже освободили (они, что, с ночи тут пашут?), и в них работали строители. Гениальный Пушкин, с красными от недосыпа глазами, что-то втолковывал бригадиру, держа в руках и под мышкой несколько листов чертежей. Дождавшись окончания разговора, я спросил, где будет дорога к штабу.
Мы пошли вокруг здания. В целом планировка меня устраивала. Сарай был несколько лишним, но пока сойдёт. А вот в 50 метрах сзади и слева от основного здания обнаружилось длинное заколоченное строение, явно одного с ним возраста. Позвали рабочего, отодрали доски с дверей-ворот. Пол был земляной. С другого конца – такая же дверь. Стойла отсутствовали, значит, это не конюшня, но вполне похоже на манеж. Стены и потолок оказались в порядке – подлатать крышу, настелить полы, и готова казарма для инженерной роты. По ходу дела договорились с Пушкиным быть на «ты». Так что Саша пошёл искать рабочую силу, а мы остались заканчивать рекогносцировку.
Конец ознакомительного фрагмента.