– Каждый велик в том, что любит сильнее всего. Я – на поле битвы, а наш король – на охоте. Но поверьте, охота на лесных зверей не так уж сильно отличается от охоты на людей. Если в душе нашего брата тоже проснется честолюбие… ведь он король, и честолюбие для него естественно… тогда мне несдобровать. Он возложит на себя обязанности главнокомандующего, и я разом лишусь всего, чего уже добился и еще добьюсь! И мало того – я буду унижен, растоптан. Поверьте, милая Маргарита, лучше смерть, чем такая судьба! Если это случится, я предпочту смерть – и найду ее! Вам ли не знать, что смерть давно сопровождает нашу семью! – добавил он с ожесточением.
Он взял меня за плечи и посмотрел мне в глаза.
– Помогите мне, дорогая! Мы с вами так похожи, я благодарю судьбу, что вы моя сестра! Сейчас моя участь – в ваших руках. Никто не поможет мне, кроме вас! Никто на свете!
– Но как я могу помочь вам, мой брат? Что я должна делать?
– Мне нужен верный человек, союзник, друг, чтобы в мое отсутствие мнение матушки обо мне оставалось прежним. Мне нужен человек, способный немедленно восстановить истину, если кто-то ее поколеблет! Никого лучше вас на эту роль я не могу и представить. Вы умеете быть преданной – стоит только вспомнить, как вы защищали святую католическую веру, когда нашим душам грозила опасность! И вот теперь я прошу вашей защиты и поддержки. Прошу вас, беседуйте с матушкой как можно чаще, не бойтесь ее. Она кажется вам суровой и холодной, но это ошибочное впечатление, поверьте. Я поговорю с ней, расскажу ей о ваших талантах и о вашем добром сердце и попрошу, чтобы она приблизила вас к себе. Вы сами увидите, как изменится тогда ваша жизнь. Постоянное общение с матушкой пойдет вам на пользу – и спасет меня от предательства и унижения. Я уеду со спокойной душой, зная, что за моей спиной не будут плестись интриги, потому что вместо меня рядом с матушкой останетесь вы, мое второе «я».
Брат говорил так хорошо, так точно подбирал слова, так тонко и ненавязчиво делал комплименты, что мою душу наполнило счастье – ведь я всегда хотела, чтобы у нас с ним были именно такие отношения, полные любви и тепла. Меня переполнило восхищение, какое переполняет девочку-мечтательницу, когда на нее обратит внимание прекрасный принц. Да, брата без преувеличений можно назвать красавцем, и соперничать с его красотой способен только его ум. И задача, которую он поручил мне, далеко не детская – всякий, кто знает характер моей матери, поймет, что я имею в виду… Разумеется, я искренне согласилась, готовая сделать для брата все, о чем он ни попросит. А его ласковая улыбка и несколько любезных слов превратили мое восхищение в восторг.
Брат долго смотрел на меня доселе незнакомым мне взглядом. Я почувствовала, что розовею от смущения.
– Ты красавица, Маргарита! – произнес он и обнял меня. Я мельком подумала, какие у него сильные руки, почувствовала, что мне не вырваться, если он сам не отпустит меня, испугалась и замерла – а он поцеловал меня, пылко, страстно. Какое это странное ощущение! Его горячее дыхание, колючие усы и бородка, его запах… Мне стало неприятно, страшно, я попыталась оттолкнуть его, но он только крепче обнял меня.
– Я люблю тебя, Маргарита! Я всегда любил тебя, я с детства любил тебя! Неужели ты раньше не замечала этого? Вот глупышка! Ты моя, навсегда моя, я никому тебя не отдам!
От Анжу исходили чувства такой силы, что у меня темнело в глазах, я бы упала, если бы он не обнимал меня так крепко… А потом я вдруг поняла, что мне не хочется освобождаться из его объятий, и в какой-то истоме обвила руками его шею. Его губы и мои губы, его волосы и мои волосы, его влажные от волнения руки, наши дыхания, наши тесные прикосновения… Мне казалось, что мы никогда уже не сможем расстаться, отделиться друг от друга.
Наконец мы очнулись – внезапно, словно нас разбудили. Анжу снова превратился в моего брата. Он оторвался от меня запыхавшись и сказал с какой-то странной улыбкой:
– Сегодня чудесная погода, правда?
– Не то слово.
– Я, кажется, сошел с ума.
– Я тоже, по-моему…
– Пусть. Я обожаю тебя, теперь ты стала моей, Маргарита! Моей по-настоящему, моей навсегда!
Как блестят его глаза, когда он смотрит на меня! Какой огонь зажегся в их глубине! А я испытываю сладостный, ни с чем не сравнимый восторг оттого, что действительно принадлежу брату вся, вся без остатка! О, как это было бы сладко – стать его частью, навеки раствориться в его крови… Голова кружится, сердце колотится, мне нехорошо. Это какой-то дурман, как будто мы выпили крепкого вина. Анжу часто дышит, у него лихорадочный взгляд, и по его лицу блуждает блаженная улыбка.
Мы кое-как привели себя в порядок и расстались, настолько же влюбленные друг в друга, насколько и озадаченные неожиданной, ослепляющей силой наших чувств. Мое тело до сих пор помнит каждое его прикосновение, я до сих пор сама не своя, мне хочется улыбаться, смеяться, и губы все еще горят от его поцелуев!
Этим вечером так ярко сияла луна, замок казался мне таким прекрасным, таким восхитительно новым стал весь мир! Я смотрела на себя в зеркало и видела там уже не робкую девочку. Я долго рассматривала свое лицо, свою белую кожу, карие глаза, черные волосы, вспоминая слова брата, – и увидела, почувствовала, поверила, что в самом деле красива. В моей душе все перевернулось, изменилось, мне томительно захотелось чего-то, что я не знала, как назвать, чего-то, чего у меня еще никогда не было… Глазам стало горячо, я расплакалась – то ли от этой непонятной тоски, то ли от счастья. Фортуна перевела стрелки моих часов с детства на юность.
Правда, на следующий день воспоминание о близости с братом обожгло мою душу стыдом. Это же грех! Я краснею, понимаю, что уже никогда не смогу забыть того, что было между нами, и мне становится очень страшно от этого – а сердце стучит и замирает от воспоминаний о его прикосновениях… Что же делать? Наконец я собралась с духом и рассказала обо всем своему исповеднику. После этого ко мне вернулся относительный душевный мир. Но все равно при воспоминании о том вечере меня охватывает волнение. Таких сильных и противоречивых чувств я еще никогда не испытывала. Это было какое-то наваждение…
Брат сдержал свое обещание – передал матушке ту часть нашего с ним разговора, которая касалась меня, и матушка приблизила меня к себе.
После отъезда брата я стала постоянно беседовать с ней, хотя она по-прежнему внушала мне страх. Но сейчас мне льстило, что она уже не придирается ко мне и даже благосклонно выслушивает мое мнение – Анжу позаботился об этом. Хотя ее черное платье, которое ей пугающе шло, голос, в котором слишком легко возникали жесткие нотки, странная улыбка, при которой глаза оставались холодными, не позволяли мне раскрыться перед ней. Я говорила с ней как с драконом и после каждой встречи была счастлива и горда, что дракон меня не съел. Приписывала этот успех собственному уму и знаниям, и моя уверенность в себе росла. Теперь детские забавы казались глупостями, мне хотелось быть другой, взрослой, самостоятельной… Начиналась моя собственная история.
Брат помог мне вскочить в повозку времени, шепнув мне на ухо несколько ободряющих слов, – и кони помчались дальше, не сбавляя хода. Свежий ветер дул в лицо, захватывало дух от новых горизонтов, и казалось, что за следующим поворотом дороги меня ждет самая прекрасная сказка, какую только можно представить, причем эта сказка будет обо мне.
Les roses de la vie
Как странно устроена жизнь! В детстве они доставляли мне столько волнений и переживаний – вечные нарушители моего спокойствия, мои обидчики, те, кого я не понимала и опасалась… Теперь эти мальчики ненамного старше меня превратились в настоящих мужчин, и я не могу отвести от них глаз.
В их душах таится что-то, что всегда будет мне недоступно, но что я больше всего на свете хотела бы постичь. Их руки уже привыкли держать шпагу и править конем. Их осанка, их голоса, их будущие судьбы – все восхищает и завораживает меня. Общение с ними доставляет мне неведомое ранее наслаждение – и дело тут не в их красоте, уме или отношении ко мне. Просто в них мне открылся другой мир. Огромный, неизвестный, восхитительный!
Раньше я воспринимала Карла просто как брата, и меня никогда не смущало, что он король. А сейчас я чувствую, что он мужчина, и это главное. Когда он берет меня за руку и ведет танцевать, я не смотрю на то, что он полноватый, нервный и раздражительный. Я замечаю все это, но смотрю на другое – на то, что читается в его движениях, в его взгляде как скрытый смысл между строк… Он мужчина. В нем, несмотря на все его недостатки и слабости, есть частичка силы, на которой держится этот мир. Из-за этого мне легко уважать его.
Когда мы с Франсуа-Эркюлем беседуем о чем-нибудь, гуляя по парку, я чувствую в нем иную, не такую, как у Карла, но столь же непостижимую внутреннюю силу. И не имеет никакого значения, что в глазах других Франсуа некрасивый и слабохарактерный. И в Анжу тоже есть эта особая сила, тем более что для него природа не пожалела подарков и милостей.
Теперь я словно бы узнаю моих братьев заново. И не только их – все свое окружение я вижу с новой стороны. Сам этот мир кажется мне мужчиной. Зачарованный источник, околдовывающий всякого, кто попробует воду из него…
Я поняла, как сильно меня мучает жажда, в один ничем не примечательный серый день.
Мне захотелось прогуляться, и я отправилась в парк. Спускаясь по серой лестнице замка, увидела Анри де Гиза, который куда-то поехал. Прежде чем вскочить в седло, он что-то приказал слугам.
Я посмотрела на него – и не смогла оторваться. Он почувствовал мой взгляд и повернулся. Какие у него глаза! Меня словно обдало свежим ветром с запахом дождя, словно ясное голубое небо распахнулось над головой… Очнувшись, я заметила его белокурые волосы, красивую бледность, надменный поворот головы – и неуловимую нежность во взгляде. Или только предчувствие нежности…
Короткое сильное движение – и вот он вскакивает в седло, стройный, так не похожий на моих братьев – и скрывается за воротами замка. Мое сердце бьется чаще, я чувствую неведомый раньше трепет. Мне хочется смотреть на него, быть рядом с ним, узнать его снова, по-настоящему – и голос, и глаза, и привычки – и найти во всех его чертах, рассмотреть, ощутить так поразившую меня мужественность.
В парке прекрасные цветы. Их головки тяжелы после недавнего дождя, на них еще поблескивают серебряные капли. Тишина, ни дуновения, только мои шаги и шелест моего платья. Я снова и снова мысленно возвращаюсь в тот миг, рассматриваю его, как картину – светлые волосы и серый костюм Анри, его гнедого коня; тусклую дорогу, холодные стены замка, пасмурное небо – и то главное и неповторимое, превратившее этот будничный вид в чудо, от которого у меня захватывает дух!
Вечер. Яркие свечи, красные ткани, блеск золотого шитья, гул голосов, музыка, скользящие взгляды. Я смотрю на Анри лишь изредка, но внутренне не свожу с него глаз – и знаю, чувствую, что он тоже все время смотрит на меня, все время думает обо мне, даже когда разговаривает и смеется с другими. Наш безмолвный разговор прерывается, когда он подходит ко мне и приглашает меня на танец. Я ждала, надеялась, что он подойдет, а сейчас меня охватывает томительное волнение. Сердце стучит, и кружится голова – всего один глоток из волшебного источника, пьянящий сильнее любого вина.
Я беру Анри за руку, и моя жизнь снова переворачивается, кажется, что она началась только с этого мига. Какие у него прекрасные пальцы, тонкие, точеные! Минутное промедление, прежде чем мы начинаем танцевать, – и вот зал медленно поплыл… Анри ведет меня мягко, ровно, уверенно, танцевать с ним удивительно легко. Я не чувствую пола под ногами, мы движемся все быстрее – и вот музыка уже поднимает нас на своих крыльях. И почему я раньше не замечала, что Анри так прекрасен? Почему не видела этого? Ведь мы же выросли вместе, он все время был здесь, рядом со мной!
– Сегодня я вышел в сад, и мне показалось, что там нет цветов, потому что там не было вас.
Ты первый раз поцеловал меня на светлой винтовой лестнице, под окном с узорчатыми переплетами. Ты нагнал меня на ступенях, я остановилась, посмотрела тебе в глаза – и поняла, что не смогу уйти отсюда, пока не прикоснусь к тебе, пока не почувствую, какой ты…
– Я искал вас по всему замку.
– Анри, вы… – начинаю я и замолкаю, залюбовавшись твоими голубыми глазами.
– Вам так идет белый жемчуг, Маргарита, – говоришь ты, берешь меня за плечи и целуешь. Прикосновение твоих сильных рук, твое дыхание, твое тепло – чаша блаженства так полна, что оно вот-вот перельется через край! Только бы это не кончалось, Анри! Вот бы провести всю жизнь так, слившись с тобой!
Шаги на лестнице. Мы отстраняемся друг от друга. Оба запыхались, словно бегали по ступеням. Мимо проходит слуга, церемонно кланяется и исчезает. Ты опять целуешь меня, это какая-то сказка… Наконец я отрываюсь от тебя – и снова тону в твоих глазах.
– Анри, я не могу без тебя. Не могу ни часа, ни минуты!
– Сейчас я должен уехать. Но я все устрою. Я люблю тебя!
– Я люблю тебя, Анри, – шепчу я в ответ, и ты снова наклоняешься ко мне.
Опять шаги вверху, кто-то спускается сюда. Да что же это такое, что им всем понадобилось на этой лестнице?! Не дожидаясь, пока новый нарушитель нашего спокойствия увидит нас, ты берешь мою руку, целуешь ее и уходишь, оставив в ней душистую белую розу.
Ночной ветер раскачивает деревья старого парка. Уже осень, ночь холодна, но это пламя ей не остудить. Блестит полная луна. Служанка приносит мне немного хлебцев, молока и ароматного белого меда. Он сладок, как моя любовь.
Сумрачная прохлада под сводами собора, торжественное пение, огоньки свечей. На мессе я смотрю на Анри. Он сосредоточен на молитве, его тонкое лицо серьезно. «Miserere mei, Deus, secundum magnam misericordiam tuam»[8]. Мне отчего-то становится больно и горько.
Глядя, как Анри молится, я сразу вспоминаю его отца. Анри потерял отца в тринадцать лет. Я помню, как потрясло всех нас это убийство, но сейчас словно переживаю те дни заново, представляя себе, что Анри испытал в тот страшный февраль.
Его отец Франсуа де Гиз вел осаду Орлеана. Вместе с женой и сыном он остановился в Шатле. Уехал на целый день и возвращался домой с несколькими своими людьми уже поздно, когда погас розовый зимний закат и начало смеркаться. Ничто не предвещало беды, напротив, казалось, что этим вечером все будет как всегда. Герцог послал жене сообщение, что скоро вернется, чтобы накрывали стол к ужину.
И вдруг на перекрестке дорог в лесу герцогу выстрелили в спину… Его привезли в Шатле. Он успел попрощаться с близкими, прежде чем умер. Этот бесстрашный человек до последней минуты не потерял самообладания. А что чувствовал Анри в ту ночь? Какая бездна распахнулась перед ним, какой яростный огонь загудел внутри, какая нестерпимая боль охватила душу! Умирая, отец посоветовал ему не ставить перед собой недостижимых целей, не брать на себя непосильных задач. Но Анри каленым железом жгла другая фраза, которую ему передали люди, сопровождавшие его отца. Эти слова герцог произнес, когда его ранили: «Долго же они за мной охотились». «Они» – протестанты…
Tous sont égaux devant la mort[9]. Эту мудрость рано или поздно постигает каждый из нас, но каково встретиться с ней вот так, неожиданно, из-за чужой низости, трусости, предательства? Как найти в себе силы смириться с потерей, внутренне повиноваться тому, что не в нашей власти?…
Убийца, протестант Польтро де Мере, под пыткой признался, что совершил убийство по поручению адмирала Гаспара де Колиньи, одного из протестантских вождей. Де Мере допрашивали безо всякой пощады и потом четвертовали, это страшная, жестокая казнь – но адмирал остался безнаказанным. Анри бледнеет от гнева, когда вспоминает об этом. Он поклялся отомстить за смерть отца и за оскорбленную честь семьи. Такие люди, как он, не бросают слов на ветер.