Британия только что потеряла остров Крит в Средиземном море. «Экспресс» пыталась сделать хорошую мину при плохой игре, утверждая, что битва обошлась нацистам в восемнадцать тысяч человек, но печальная правда, как ни верти, состояла в том, что это еще одна победа в длинном списке военных успехов Гитлера.
Оторвавшись от чтения, Хермия заметила невысокого мужчину примерно ее лет. Он шел к ней с чашкой чаю в руке. Шел бодро, но заметно прихрамывал.
– Можно? – дружелюбно поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, уселся напротив. – Меня зовут Дигби Хоар. Кто вы, я знаю.
– Будьте как дома, – с язвинкой произнесла она.
Ирония цели не достигла. Он только пробормотал «спасибо».
Пару раз она уже его видела. Несмотря на хромоту, он производил впечатление человека энергичного. Не то что бы киногерой, с такими-то непослушными темными вихрами, но глаза славные, голубые, а черты лица привлекательно грубоватые, рубленые, в духе Хэмфри Богарта.
– Вы из какого отдела? – спросила она.
– Вообще-то я работаю в Лондоне.
«Вообще-то я не об этом спрашивала».
Хермия отпихнула тарелку.
– Что, не нравится еда? – усмехнулся он.
– А вам нравится?
– Я вот что скажу. Я, знаете, допрашивал летчиков, которых сбили над Францией, и им пришлось самостоятельно добираться домой. Так вот, когда мы думаем, что у нас плохо с едой, то даже не представляем, что такое плохо в реальности. Лягушатники голодают по-настоящему. Наслушавшись откровений этих летчиков, я решил, что капризничать больше не стану.
– Нехватка не оправдывает дрянную готовку, – отрезала Хермия.
Дигби усмехнулся.
– Меня предупреждали: вам палец в рот не клади.
– Да? И что вам еще нарассказывали?
– Что по-датски вы говорите как по-английски, именно потому и возглавили датский отдел.
– Нет. Причина – война. Раньше ни одна женщина в разведке не поднималась выше секретарши. Женщинам, понимаете ли, природой отказано в уме: кухня и детская был наш удел, – но с началом войны женский мозг разительно изменился, и нам сделались вдруг доступны те задачи, которые прежде под силу были только интеллекту мужчин.
На саркастическую тираду Дигби отозвался с добродушным юмором.
– Я тоже заметил! Что ж, мир полон чудес.
– Зачем вам понадобилось расспрашивать обо мне?
– Причин две. Первая: вы самая красивая женщина, какую я в жизни видел. – На этот раз он не усмехался.
Ему удалось ее удивить. Не так часто случалось, чтобы мужчины называли ее красивой. Пожалуй, привлекательной… иногда – удивительной… чаще – эффектной. У нее было овальное лицо и правильные черты, но жесткие темные волосы, тяжелые веки и длинноватый нос не позволяли назвать ее хорошенькой. Что ответить поостроумней, она не нашлась.
– А вторая причина?
Он глянул в сторону. За их столом сидели еще две женщины постарше, и хотя они живо болтали между собой, не исключено, что вполуха прислушивались к разговору Дигби и Хермии.
– Об этом я скажу вам через минуту, – кивнул он. – Может, согласитесь со мной покутить?
– Что?! – Он снова застал ее врасплох.
– Я могу вас куда-нибудь пригласить?
– Безусловно, не можете.
Казалось, он сбит с толку. Но потом его ухмылка вернулась.
– Правильно. Не надо подслащивать пилюлю, рубите сплеча.
Она поневоле улыбнулась.
– Мы могли бы пойти в кино, – настаивал Дигби. – Или в паб «Баранья лопатка» в Олд-Бличли. Или сначала в кино, а потом в паб.
Она покачала головой:
– Нет, спасибо.
Он тяжело вздохнул и, казалось, упал духом.
«Что, если он думает, будто я отвергаю его из-за увечья?» – всполошилась Хермия и поспешила расставить все по своим местам, показав ему кольцо на левой руке:
– Я обручена.
– А я и не заметил.
– Мужчины никогда не замечают.
– И кто этот счастливчик?
– Летчик, датчанин.
– Он, надо полагать, там.
– Насколько я знаю, да. Уже год никаких сведений нет.
Две дамы вышли из-за стола, и тон Дигби сразу переменился. Выражение лица стало серьезным, голос – тихим и настойчивым.
– Взгляните на это, пожалуйста. – Он вынул из кармана и протянул ей листок папиросной бумаги.
Она сразу поняла, что это за листок. Не раз видела такие здесь, в Бличли-парке. Это была дешифровка вражеского радиосигнала.
– Вряд ли есть нужда говорить вам, до какой степени это секретно, – предупредил Дигби.
– Нужды нет.
– Полагаю, кроме датского вы знаете еще и немецкий.
Она кивнула.
– В Дании все школьники учат немецкий, английский и еще латынь. – Она вгляделась в текст. – Информация от Фрейи?
– Вот что для нас загадка. Это ведь не немецкое слово. Я думал, может, оно из группы скандинавских языков.
– Так и есть, – кивнула Хермия. – Фрейя – это норвежская богиня. Точнее, Венера викингов, богиня любви.
– Вот как, – задумчиво произнес Дигби. – Уже что-то, хотя я не вижу, что это нам дает.
– А в чем дело?
– Слишком много бомбардировщиков у нас сбивают.
Хермия нахмурилась.
– Я читала о последнем большом рейде в газетах. Пишут, это успех.
Дигби посмотрел ей в глаза.
– Понятно, – вздохнула она. – Вы не говорите правды газетчикам.
Он опять не отозвался.
– В сущности, все мои представления о бомбардировках – результат пропаганды, – продолжила она. – А дело, видимо, в том, что они полностью провалились. – Как назло, он и тут не стал ей перечить. – Да ради Бога, сколько же самолетов мы теряем?
– Пятьдесят процентов.
– Господи! – Хермия отвела глаза. У летчиков наверняка есть невесты… – Но послушайте! Если так пойдет дальше…
– Вот именно.
– Фрейя – это шпион? – Она снова взглянула на шифровку.
– Мне поручили это узнать.
– Я могу помочь?
– Расскажите мне об этой богине.
Хермия порылась в памяти. Норвежские мифы они изучали в школе, но это было давно.
– У Фрейи было золотое ожерелье, очень ценное. Подарок от четырех гномов. А охранял его страж, тоже бог… Хеймдалль, кажется, его имя, сын Одина и девяти матерей…
– Страж? Это имеет смысл.
– Может быть, Фрейя – это шпион, который имеет доступ к информации о подготовке воздушных налетов?
– Или же механизм, который засекает приближающиеся самолеты еще за пределами видимости.
– Я слышала, у нас есть что-то подобное, но не знаю, как это работает.
– Есть три разновидности: инфракрасный излучатель, оптический локатор и радар. Инфракрасные детекторы улавливают тепловое излучение горячего авиамотора или же выхлопных газов. Оптический локатор – это система оптических импульсов, которые посылает устройство обнаружения. Отразившись от самолета, они возвращаются. Радар действует по тому же принципу, только посылает радиоимпульс.
– Я вот что еще вспомнила. Хеймдалль видит на сотню километров окрест, днем и ночью.
– Значит, скорее это механизм.
– И я так думаю.
Дигби, допив свой чай, поднялся.
– Если еще что-то надумаете, дадите мне знать?
– Конечно. Где я вас найду?
– На Даунинг-стрит, десять.
Это произвело впечатление.
– Вот как?
– До свидания.
– До свидания, – отозвалась Хермия и проводила его взглядом.
Она посидела еще немного, обдумывая разговор, интересный во многих отношениях. Дигби Хоар, это очевидно, человек влиятельный: сам премьер-министр озабочен потерями бомбардировщиков. И вот еще что любопытно: случайность ли имя богини – Фрейя – или действительно указывает на Скандинавию?
Ей польстило, что Дигби пригласил ее на свидание. Конечно, встречаться она ни с кем не собирается, но все равно приятно, когда тебя приглашают. А вот несъеденная еда на тарелке выглядела противно. Хермия отнесла свой поднос к столу с грязной посудой, соскребла все с тарелки в помойное ведро и направилась в туалет.
Еще в кабинке она услышала, как вошла компания молодых, оживленно болтающих женщин. Хермия собралась выйти, как вдруг одна из них прощебетала:
– А Дигби Хоар, смотрите-ка, даром времени не теряет!
Хермия, держась за ручку двери, замерла.
– Я видела, как он атаковал мисс Маунт! – произнес голос пониже. – Вот бабник!
Все захихикали. Хермия, стоя в кабинке, нахмурилась.
– По-моему, она дала ему от ворот поворот, – ответила первая.
– Еще бы! Я бы тоже отшила. У него нога деревянная!
– Интересно, снимает он ее, когда в постели, – произнесла третья, с шотландским акцентом, и все засмеялись.
Это было уже чересчур. Распахнув дверь, Хермия появилась со словами:
– Если выясню, я вам сообщу.
Девицы потеряли дар речи, и Хермия покинула помещение прежде, чем они успели прийти в себя.
Она вышла из столовой. Просторная лужайка с раскидистыми кедрами и прудом с лебедями была обезображена домиками, построенными второпях, чтобы поселить сотни эвакуированных из Лондона сотрудников. Хермия прошлась парком к главному дому, затейливому викторианскому особняку из красного кирпича.
Войдя через высокий портик, она направилась к своему кабинету в том крыле, где в старые времена жили слуги. Кабинетом пышно именовалась комнатушка Г-образной формы, сапожком, где когда-то, возможно, хранилась обувь. Там имелось только одно оконце, посаженное слишком высоко, чтобы в него выглянуть, поэтому она весь день сидела при свете. На письменном столе стоял телефон, на боковом столике – пишущая машинка. У ее предшественника была секретарша, а у нее – нет: считалось, женщина сама в состоянии напечатать свои бумаги. На столе лежал пакет, поступивший из Копенгагена.
Когда Гитлер оккупировал Польшу, Хермия заложила в Дании основу небольшой разведывательной сети. Руководил сетью приятель ее жениха, Поуль Кирке. Он собрал группу молодых людей, которые считали, что их маленькой стране вряд ли избежать вторжения могущественного соседа, так что если они намерены постоять за свою свободу, то единственный способ – сотрудничество с англичанами.
Поуль постановил, что члены группы, назвавшейся «Ночным дозором», не станут заниматься ни саботажем, ни политическими убийствами, а поставят себе целью передачу британской разведке военных сведений. Создание разведгруппы профессионально пошло Хермии в плюс – мало кто из женщин добивался подобного – и способствовало ее назначению главой датского отдела.
В пакете обнаружились плоды ее предусмотрительности. То была стопка расшифрованных донесений о деятельности немецких войск в Дании: дислокация военных баз на острове Фюн; перемещения военно-морских судов в проливе Каттегат, отделяющем Данию от Швеции; имена старших немецких офицеров, приписанных к Копенгагену.
Кроме того, в пакет был вложен номер нелегальной газеты «Положение дел». Подпольная пресса пока что являла собой единственный признак того, что сопротивление оккупационному режиму в Дании существует. Хермия проглядела номер, прочла гневную статью о том, что в стране нехватка сливочного масла из-за того, что все оно вывозится в Германию.
Пакет с донесениями был вывезен из Дании тайно, курьером, который передал его представителю разведки в британской дипломатической миссии в Стокгольме. Курьер оставил с пакетом записку, в которой сообщил, что еще один номер «Положения дел» доставлен им в представительство телеграфного агентства Рейтер. Прочитав это, Хермия нахмурилась. На первый взгляд идея хорошая: распространить по миру сведения о том, как живется людям при оккупации, – но ей не нравилось, когда агенты разбрасываются, примешивают к прямым обязанностям побочные. Всякий гражданский поступок чреват тем, что привлечет внимание властей к разведчику. А вот оставаясь в тени, он может незамеченным работать годами.
Думая о «Ночном дозоре», она с тревогой вспомнила о женихе. Арне не входил в группу – характер неподходящий. Хермия любила его за легкий нрав, беспечность и жизнерадостность. Рядом с ним она могла расслабиться, особенно в постели, отдохнуть душой. Однако беспечный весельчак, пропускающий мимо ушей мелочи жизни, не годится для подпольной работы. Уж если начистоту, пожалуй, следовало признать, что она сомневается, хватит ли у него для этого духу. Он сломя голову несся по лыжным склонам – они и встретились-то в норвежских горах, где из всех лыжников один только Арне мог поспорить с ней в мастерстве, – но как он себя поведет, столкнувшись с крайне щекотливыми порой ситуациями работы в подполье, Хермия не представляла.
Она обдумывала, не переслать ли ему сообщение через членов «Ночного дозора». Поуль Кирке служит в летной школе, и если Арне тоже еще там, значит, они видятся ежедневно. Использовать разведсеть для личной переписки – вопиющий непрофессионализм, но не это останавливало Хермию. Такой факт сразу станет известен наверху, ведь все сообщения подлежат обработке у шифровальщиков, но и это ее не пугало. Пугало то, что можно навлечь на Арне опасность.
Тайнопись, случается, попадает в руки врага. Британская разведка до сих пор пользовалась нехитрыми шифрами с использованием поэтических сборников, когда цифры указывают страницу-строку-слово, и тот, у кого есть книга-ключ, может прочесть то, что скрывается за бессмысленным, на посторонний взгляд, набором цифр. Эти шифры, оставшиеся еще с мирных времен, раскодировать особого труда не составит. Если враг перехватит шифровку, посланную с британской стороны датским агентам, и прочтет имя Арне, это запросто может обернуться для него смертью. В таком случае проявленная Хермией забота его погубит. Так что ей оставалось сидеть в своей «сапожной» да травить себе душу тревогой и беспокойством.
Хермия составила сообщение для шведского курьера, где рекомендовала ему воздержаться от участия в пропагандистской войне, сосредоточив силы на выполнении прямых обязанностей. Следом напечатала отчет, в котором обобщила военные сведения, поступившие из Дании: первый экземпляр – своему непосредственному начальству, а те, что под копирку, – для передачи в другие отделы.
В четыре часа пополудни она ушла. Решила, что сейчас нужно угостить мать чаем. А вечером она вернется доделать работу, часа на два.
Маргарет Маунт жила в маленьком домике в Челси. Когда, в конце тридцатых, отец Хермии умер от рака, ее мать поселилась вместе со своей незамужней школьной подругой Элизабет. Они звали друг друга как в юности – Магс и Бетс. Сегодня они вдвоем приехали в Бличли посмотреть, как Хермия устроилась.
Быстрым шагом она прошла по деревне к улице, на которой снимала комнату. Магс и Бетс уже сидели в гостиной, беседовали с квартирной хозяйкой, миссис Бивен. Мать Хермии приехала в форме водителя «скорой помощи» – в брюках и фуражке, а Бетс, привлекательная дама пятидесяти лет, – в цветастом платье с короткими рукавами. Хермия обняла мать и чмокнула Бетс в щеку. Они с Бетс так и не подружились: Хермии казалось порой, что та ревнует ее к матери.
Она повела их к себе. Бетс, глядя на жалкую комнатку с одной кроватью, поджала губы, но мать улыбнулась сердечно.
– Что ж, учитывая, что идет война, это неплохо, – кивнула она.
– Я здесь мало бываю, – покривила душой Хермия.
На самом деле, с книгой или слушая радио, она проводила тут долгие одинокие вечера.
Хермия зажгла газовую горелку, чтобы приготовить чай, и порезала кекс, который купила к случаю.
– Что, от Арне вестей по-прежнему нет? – спросила мать.
– Нет. Я написала ему на адрес Британского легиона в Стокгольм, и они письмо переправили, но ответ так и не пришел. Даже не знаю, получил он его или нет.
– О Боже.
– Жаль, что я с ним не знакома, – встряла тут же Бетс. – Какой он?
«Влюбиться в Арне, – подумала Хермия, – было все равно что слететь на лыжах с горного склона: легкий толчок для начала, внезапный набор скорости, а потом, не успеешь собраться с мыслями, возбуждающее ощущение головоломного, головокружительного спуска по лыжне, и никаких шансов остановиться. Но как рассказать об этом?»
– Он красив, как киноактер, силен, как атлет, и обаятелен, как ирландец, – выдала Хермия. – Но это не главное. Главное, с ним легко. Что ни случись, он только посмеивается. Я иногда злюсь – ну, не на него, конечно, – а он улыбается и говорит: «Клянусь, таких, как ты, не сыскать!» Господи, как мне его не хватает! – Она закусила губу, чтобы не разреветься.