– К сожалению, пока ничего у вас приобретать я не планирую, хотя, не исключено, со временем и стану вашим клиентом. Мне вас порекомендовал капитан Сэмюель Джейсон Уолкер, просил передать вам привет и вот это.
Я протянул старику записку, и, прежде чем её прочитать, Лейбовиц натянул на нос круглые очки.
– Да, это почерк Уолкера, – кивнул он, почесав жёлтым, словно у курильщика, ногтем кончик носа. – Называет вас Филом и просит оказать подателю этой записки посильную помощь, поскольку человек вы здесь новый и с местными реалиями, как он предположил, совершенно незнакомы. Более о вас ни слова.
– Если сможете чем-то помочь, буду весьма признателен, если нет… что ж, тогда извините за беспокойство. – Я сделал движение, словно собираюсь покинуть лавку.
– Не торопитесь, молодой человек, я ещё ничего не сказал. Давайте-ка присядем и спокойно поговорим. Может, кофе?
Несмотря на то что относительно недавно я опорожнил большой стакан кофе в итальянской пиццерии, от предложения не отказался. И не пожалел. Через десять минут передо мной на столике стояла чашечка тонкого фарфора, наполненная тёмной дымящейся жидкостью. Если в пиццерии кофе был неплохой, то у старика – просто изумительный! Пусть даже без молока и сливок, что, впрочем, только пошло на пользу, так как я смог насладиться вкусом настоящего бразильского кофе. Всё это ещё больше расположило меня к антиквару.
– Итак, если вас не затруднит, мистер…
– Ефим Сорокин, или можно Фил.
– Постойте, так вы русский?
– Да, а что?
– Так мы с вами, получается, в какой-то мере земляки! – воскликнул Лейбовиц, переходя на великий и могучий. – И таки мы с вами вполне можем говорить на нашем родном языке, благо я ещё его помню. Я родился в Могилёве ещё в царствование императора Александра Второго. А когда мне исполнилось семь лет, отец с семьёй решил искать счастья за океаном. Мои родители со мной и двумя моими старшими сёстрами прибыли в Нью-Йорк двенадцатого августа тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. Отец был сапожником и здесь продолжил своё занятие. Надеялся, что и я пойду по его стопам. Так и было поначалу, однако меня всегда интересовали старинные вещи, и со временем я устроился помощником к одному антиквару, а затем скопил денег на открытие собственного магазина. и пока, несмотря на обилие конкурентов, держусь на плаву. Кстати, можете называть меня Абрам Моисеевич, это для местных я Абрахам без отчества. Теперь вы, мистер Сорокин, расскажите немного о себе, что сочтёте нужным, и как вы познакомились с Сэмюелем?
– Начнём с того, что я – беглый преступник. – Краем глаза я следил за реакцией Лейбовица. Однако, что удивительно, при моих словах на его лице не дрогнул ни единый мускул.
– Любопытное начало, – кивнул он. – Продолжайте.
В течение следующих пятнадцати минут я выложил перед владельцем лавки историю, которую в своё время озвучил Уолкеру. Антиквар внимательно слушал, ничем не выказывая своих эмоций, если они у него, конечно, вообще имелись.
– Что ж, весьма, весьма познавательный рассказ, – заключил он, откидываясь в кресле со сцепленными на впалом животе пальцами рук. – Не смею высказывать своё недоверие к вашей истории, не пойму только, чем вы так пленили продублённое солёными ветрами сердце старого морского волка? Почему он вас не высадил в ближайшем или нью-йоркском порту и не сдал в полицию? И даже дал вам мой адрес…
– И сам не пойму, – совершенно искренне пожал я плечами. – А вы как познакомились с Уолкером?
– В молодости я был не в пример шустрее и на равных участвовал в драках подростков. На Брайтон-Бич такое было не редкость. Если за себя не постоишь, к тебе так и прилипнет ярлык труса и неудачника. Как-то сошлись стенка на стенку, и так получилось, что я дрался с парнем, которого звали Сэм Уолкер. Намяли друг другу бока знатно, хоть он и был крепышом, а я худым, словно тростинка. И так случилось, что мы с ним после этого подружились и дальше стояли друг за друга горой. Так наша дружба и тянется до сих пор… Однако вынужден поинтересоваться: есть ли у вас какие-то планы относительно ваших будущих действий?
– Честно сказать, пока ещё не придумал, чем планирую заниматься. Могу выполнять любую черновую работу. Главное – обзавестись документами. Подавать на гражданство, сами понимаете, нет смысла, меня вышлют из США в двадцать четыре часа как незаконно пересёкшего границу. Если только удастся раздобыть поддельные документы. Не знаете, случайно, сколько это может стоить?
– Гм, молодой человек, если бы не эта записка от Сэмюеля, я подумал бы, что вы провокатор, подосланный ко мне из ведомства Джона Гувера[1]. Хотя с какой целью? Я же никогда ничем противозаконным не занимался… А потому и ответа на ваш вопрос, к сожалению, дать не могу. – Судя по мелькнувшей в глазах собеседника хитринке, всё же кое-какие делишки в обход закона он обстряпывал и, возможно, неоднократно. Но свои мысли я придержал при себе. – Впрочем, раз уж и вы русский, и я в какой-то мере русский, то, вероятно, смогу что-то для вас придумать, – добавил антиквар.
В этот момент звякнул колокольчик над дверью, и в лавке стало на двух персон больше. Молодые парни, лет по двадцать. Уже один их возраст наталкивал на вопросы. Что им делать в антикварном магазине, куда обычно заглядывают люди среднего и старшего возраста? При этом от обоих исходили волны решимости, смешанной со страхом.
– Одну секунду, – кивнул мне Лейбовиц, поднимаясь и переходя на английский: – Чем могу вам помочь, молодые люди?
Один из них остался у двери, перевернув табличку словом «Закрыто» наружу, а второй резко выхватил из кармана пиджака браунинг.
– А ну, старик, быстро гони всю наличку! – крикнул обладатель пистолета, направляя его то на антиквара, то на меня. – И не вздумайте дёргаться, вы двое, иначе я за себя не отвечаю.
– Позвольте, – растерянно произнёс Лейбовиц, – что вы себе позволяете?..
– Деньги гони, старый хрыч!
Довеском к требованию послужил удар рукояткой пистолета по лицу старика, и из его разбитой губы по подбородку потекла тёмно-красная струйка.
Дальше сохранять нейтралитет не представлялось возможным. Я медленно поднялся под дулом направленного на меня браунинга и, показывая раскрытые ладони, спокойно сказал:
– Парни, вы хорошо подумали, прежде чем решиться на ограбление?
– Ты кто, твою мать, такой?! – выкрикнул обладатель оружия.
– Кто я? Я агент Федерального бюро расследований. Если вы, ребята, не в курсе, это ведомство Джона Эдгара Гувера.
Лейбовиц бросил на меня быстрый взгляд, но промолчал.
– И мистер Лейбовиц – хороший друг мистера Гувера, также являющегося большим любителем антиквариата, – продолжил я. – У моего шефа грядёт день рождения, и я пришёл сюда, чтобы выбрать для него подарок от лица отдела тяжких преступлений. Когда Гувер узнает о том, что его друга ограбили и, не приведи Господь, ранили или убили, он придёт в неописуемую ярость. И я вам гарантирую, парни, что на свободе вы будете оставаться не больше суток. Даже если вы уберёте и меня, единственного свидетеля, который видел ваши лица, то время вашего пребывания на свободе удлинится не надолго. Так что мой вам совет, ребята: приносите извинения хозяину лавки устно и материально, думаю, за 50 долларов мистер Лейбовиц вас, возможно, и простит. После чего вы покидаете магазин, а мы забываем об этом неприятном инциденте.
Грабители переглянулись. В их глазах теперь уже читалась неуверенность.
– Какой ты на хрен агент! У тебя что, есть документ, удостоверяющий, что ты из ФБР?
– Ты, часом, не охренел, парень? Ты кто такой, чтобы требовать у меня документы? Размахиваешь тут палёной пушкой и думаешь, что самый крутой? Если ты такой крутой и тебе насрать на самого Джона Эдгара Гувера, то, может, тебе и на сицилийскую мафию насрать? Да ты знаешь, что у меня в сицилийской мафии половина родни? Чувствуешь мой итальянский акцент?
Грабители снова переглянулись, теперь уже совсем неуверенно, а обладатель пистолета даже опустил руку с оружием.
– Да какого хрена я тут перед вами, шелупонью, распинаюсь?! Вы всё равно уже почти покойники. Моим друзьям убить человека – всё равно что поджарить яичницу. Даже страшно представить, что они с вами сделают, попадись вы им в руки. Для начала отрежут вам член вместе с яйцами, засунут его вам в рот и заставят всё это сожрать. А после того, как вы, давясь, проглотите свои гениталии, они аккуратно, чтобы вы не откинулись, вскроют вам брюхо, желудок, извлекут оттуда изжёванные член с яйцами и снова заставят вас всё это сожрать, – говорил я, повышая тон и надвигаясь на опешившего грабителя, тыча в него пальцем. – И это будет продолжаться до тех пор, пока ваша мужская гордость не превратится в фарш. После этого они запустят вам в желудок живую крысу, а живот зашьют, и крыса будет прогрызать себе выход на свободу через вашу глотку. Ты этого хочешь, мать твою?! А? Говори, этого?!!
Я резким движением выхватил из-за пазухи револьвер и приставил ствол к голове побелевшего от ужаса парня.
– Бросай пушку, живо!
Браунинг выскользнул из ослабевших пальцев, с глухим стуком упав на пол. Казалось, бедняга сейчас грохнется в обморок. Напарник грабителя выглядел не лучше, вжавшись спиной в дверь, за которой ничего не подозревающие жители мегаполиса спешили по своим делам.
– Прошу вас, – пролепетал парень, зажмурившись. – Прошу вас, мистер, отпустите, клянусь, мы забудем сюда дорогу.
– Сначала гони пол сотни баксов, ублюдок.
Трясущейся рукой тот извлёк из кармана три смятые долларовые бумажки и горстку мелочи. Его дружок предъявил пятидолларовую купюру.
– Это всё, что у нас есть.
– Мелочь можешь оставить себе, – сказал я, забирая помятые бумажки. – А теперь валите оба отсюда, и не дай бог я вас ещё увижу поблизости от этого магазина.
Через несколько секунд в магазинчике снова остались только мы с Лейбовицем. Тот вытер кровь носовым платком, а затем метнулся куда-то за ширму и вернулся с бутылкой бурбона и парой стаканов.
– Вы как хотите, а я выпью, – произнёс он на русском, дрожащей рукой разливая коричнево-золотистую жидкость по стаканам. – Всё-таки не каждый день тебя грабят.
– Пожалуй, тоже не откажусь, – согласился я, поднимая свой стакан.
– А у вас завидная выдержка, – сказал антиквар, немного успокоившись. – Признаться, в первый момент я даже поверил, что вы и впрямь работаете на ФБР. Сыграно весьма убедительно.
– Именно ваше предположение помогло мне придумать версию об агенте из Федерального бюро расследований.
– А что, у Гувера правда скоро день рождения?[2]
– Понятия не имею, сказал просто наудачу. Но, как видите, прокатило. Вряд ли они тоже это знают. С мафией также вариант пришёлся кстати, вон как перепугались ребята. Может, стоило всё же вызвать полицию?
– Да где их теперь искать, этих проходимцев… Тем более не лучший вариант для вас – вы же пока человек без документов.
Лейбовиц ещё плеснул себе бурбона, я же отказался, мне было достаточно.
– Как вы думаете, их кто-то подослал или они сами по себе? – снова спросил антиквар после того, как стаканы и бутылка были убраны со стола.
– Скорее всего, второе, слишком уж несерьёзно они выглядели. Наверняка обычная шпана, решившая грабануть беззащитного старика. А вы никому не отчисляете за охрану?
– Да кому нужен старик, промышляющий антиквариатом?! Что с меня взять? Если бы я имел подпольное казино или бордель – тогда другое дело.
– Кстати, вот ваши восемь долларов…
– Бросьте, оставьте их себе, вы их честно заработали.
Почему бы и нет, и я с довольным видом убрал купюры в карман.
– А кто сейчас в Нью-Йорке представляет реальную силу? – спросил я, вспомнив сюжет «Крёстного отца».
– Если брать тех, кто стоит по ту сторону закона, то это Комиссия[3], та самая итальянская мафия, которую вы упомянули. Комиссия состоит из пяти влиятельных семей. Это семьи Дженовезе, Бонанно, Луккезе, Профачи и Гамбино. Можно ещё вспомнить Аль Капоне, но он работает в Чикаго, и Стефано Магаддино – тот подмял под себя Буффало. Есть ещё Мейер Лански, но он в Комиссию не входит, так как не является итальянцем.
– А что ещё вы о них знаете? Слухами, как говорят на нашей с вами родине, земля полнится.
– Честно говоря, немного. Основатель Комиссии и семьи Дженовезе Чарли «Лаки» Лучано три года назад угодил в тюрьму, вроде бы за сводничество. Его место во главе семьи должен был занять Вито Дженовезе, но он сбежал в Италию, оставив трон Фрэнку Костелло[4]. Джо Бонанно является самым молодым главой семьи, его в своё время поднял Сальваторе Маранцано[5], на стороне которого он выступал во время Кастелламмарской войны[6]. Не брезгует продавать наркотики, хотя и легальный бизнес, по слухам, впечатляет. Кстати, в его ведении большая сеть похоронных бюро по всей стране. Семью Луккезе возглавляют два тёзки – Гаэтано Луккезе и Гаэтано «Томми» Гальяно. Они занимаются преимущественно перевозками и одеждой, хотя не чураются доходов от проституции, букмекерства, ростовщичества и других незаконных видов деятельности, что является основой благосостояния других семейств. Насчёт ещё двух семей у меня нет точной информации, а слухами не хочу вводить вас в заблуждение. Что касается Лански, на самом деле его фамилия Сухомлянский, он ещё больший мой земляк, чем вы, потому что является уроженцем Гродно. По приезде в США их фамилию укоротили, так они стали Лански. Мейер вместе со своим дружком Багси Сигелом возглавляет еврейскую мафию, если можно так выразиться. Занимаются тем же, что и итальянцы. – В лице Лейбовица мелькнуло что-то вроде легкого презрения.
Ага, видно, не по душе ему, что сородичи встали на неправедный путь. Но я этого самого Лански мог оправдать, человек решил не выживать, а жить в своё удовольствие, наверняка при этом помогая единоверцам. И я далеко не был уверен, что методы работы еврейской мафии были столь же жестокими, как и у итальянцев, о которых столько было писано-переписано.
– А вы, Абрам Моисеевич, неплохо осведомлены для простого антиквара.
– Так ведь, как писал ваш Ленин, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.
– Вы и Ленина читали?
– У меня имеется собрание его сочинений, – самодовольно усмехнулся Лейбовиц. – Собирал нелегально, иначе меня сочли бы коммунистом.
– И не боитесь мне об этом рассказывать?
– Не боюсь, есть в вас что-то, какой-то стержень. Знаете что, а вы мне понравились.
– Да ну! – позволил я себе лёгкую иронию.
– Я говорю серьёзно. Мы, евреи, народ в массе своей подозрительный, но вы сумели произвести на меня впечатление. Если только это не хитро разыгранная комбинация с подставными грабителями… Не перебивайте, молодой человек. Верю, что это не розыгрыш. Если у вас и имеется артистический талант, то те парни – совершенные олухи. Либо это будущие Гарольды Ллойды[7], в чём я сильно сомневаюсь. Да и какой смысл меня дурачить? Втереться в доверие? Считайте, вам это удалось, вот только я не столь богат, как некоторые думают, и почти всю имеющуюся наличность предпочитаю держать в банке. – Антиквар проворно вскочил, снова исчезнув за ширмой, послышался скрежет проворачиваемого в замочной скважине ключа, и вскоре он появился, держа в руках кинжал в ножнах старинной работы. Сел, вынул клинок из ножен, покрутил в руках, любуясь узорами на чуть потемневшем от времени, изогнутом лезвии. – Тринадцатый век, кинжал-хаджар, такой обычно входил в экипировку арабского конного воина. Этот же принадлежал лично Саладину. Саладин, он же великий полководец Салах ад-Дин, он же Юсуф ибн Айюб, является основателем династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом и Йеменом. Вы должны понимать, что обошёлся кинжал мне… Ну, не важно во сколько, но достаточно дорого. Подержите в руках. Чувствуете, как в нём кипит сила столетий? Можно только догадываться, сколько жизней он унёс, сколько на нём крови, потому что Саладин не чурался лично вести за собой отряды своих подданных в битвы против крестоносцев.