Долгие-долгие тридцать минут ожидания, затем у Никольского взлетели в небо ракеты и загремели взрывы.
Выбежавших по тревоге румынских солдат встретили взрывы «растяжек», дзоты взорвались через десять секунд. На Дмитрия выскочил офицер, который был сбит с ног и запеленован. Его тут же потащили к переправе.
А через Днепр, ревя моторами, пошли катера двух батальонов гвардейцев, натягивался трос переправы, от левого берега отошли плоты с 57-мм пушками, а 517-й артполк начал обстрел позиций немцев слева и справа от плацдарма. За ночь успели перебросить полк 33-й ГвСД и 475-й истребительно-противотанковый полк. Войска 2-й армии заняли населенные пункты Башмачное, Ореховка и Николаевка, создав плацдарм глубиной до десяти километров. Создана паромная переправа и два наплавных моста. Девяносто человек в батальоне и восемьдесят пять человек в разведроте 2-й гвардейской были представлены к ГСС. Но тем, кто его уже имел, ГСС заменили на орден Богдана Хмельницкого, статус которого предусматривает форсирование водной преграды, учрежденный еще весной, как только началось освобождение Украины. Наиболее тяжелые бои шли в районе Николаевки и Башмачки. Но переправы были скрыты от артиллерийского огня, позиции быстро укрепили, авиационная поддержка была хорошей. Потери на плацдарме были довольно большими, но держался он крепко. Получив от Резервного фронта два корпуса, 52-й и 53-й, и 1-ю танковую армию генерала Катукова, в августе 42-го года войска фронта взяли город Днепропетровск и освободили правобережную часть Запорожья. Действия фронта были признаны успешными, и у них забрали Батова, Рейтера и Мехлиса. Командующим фронтом стал Малиновский, ЧВСом назначили Желтова. С Малиновским и Желтовым сразу же «не сошлись характером», в итоге вместо второй звезды получил Дмитрий «Богдана», тут он и вспомнил, что он «прикомандированный», и вернулся в Азовскую флотилию.
Этому событию предшествовали другие, не относящиеся к боевым, действия, просто «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Случилось это в Москве, на «разборе прыжков в сторону» в Ставке, по окончании ликвидации 1-й и 17-й армий немцев. Выступавший первым генерал Малиновский присвоил в докладе все лавры Южному фронту, лишь однажды упомянув действия Крымского фронта. И то в контексте, что у него забрали 18-ю армию в Крым, поэтому он не смог нарастить силы на плацдарме на реке Миус и был вынужден отойти, оставив плацдарм. Батов усмехнулся, но промолчал, а Мехлис, со свойственной ему прямотой, начал уличать Малиновского в подтасовках:
– Южный фронт, имея вчетверо больше сил, чем Крымский, не сумел наладить взаимодействие с авиацией и флотом. После удачно проведенной операции по освобождению Ростова – кстати, проведенной другим командующим – в течение более полугода не мог взломать 15-километровую глубину укреплений на Миусе. Не смог ни обойти противника, ни растянуть его силы.
А гробил людей и технику в лобовых атаках. И даже на последнем этапе 20-я армия – это армия Крымского фронта, и действовала она по приказу командующего Батова. Я лично возил этот приказ генерал-лейтенанту Рейтеру. В приказе однозначно говорилось, что если Клейст начнет прорыв, определить место прорыва и нанести фланговый удар. Что он и сделал, а с правого или левого фланга, это значения не имеет. Плюс я был на допросах Клейста, он восемь дней считал, что в Мариуполе высадился Малиновский, у которого достаточно сил и средств, чтобы организовать преследование его корпусов. Во второй день у него появились пленные из десанта, но они не говорили ни по-русски, ни по-немецки, и их не смогли допросить. Только на исходе восьмого дня в плену оказался раненый офицер 404-й дивизии, который сообщил немцам, что дивизия снята из Крыма, а товарищ Малиновский его преследовать не собирается! Но перебросить войска к рубежам в Чаплино он уже не успевал. Его удар из-под Славянска никто из немцев поддержать не смог. Так что дело решил десант отдельного разведбатальона Крымского фронта и 404-й дивизии 44-й армии нашего фронта, и добивали группу Клейста воины Южного фронта при активной поддержке войсками 51-й, 44-й и 2-й гвардейской армий. Лишь 18-я десантная армия нашего фронта не участвовала в последних боях с Клейстом, но она обеспечила форсирование Сиваша и выход Крымского фронта на оперативный простор, что в конечном итоге и предопределило судьбу всего южного фланга немцев.
Все в кабинете Сталина молчали, ждали реакции хозяина. Тот, не спеша, раскурил трубку, несколько раз затянулся и тихо сказал:
– Мы согласны с такой оценкой операции, товарищ Мехлис. Именно настоятельные просьбы товарища Батова, который верно просчитывал ходы противника, предупреждал их, и малыми силами наносил сокрушительные удары по противнику. Он вовремя остановился и озаботился своими флангами, и доказал нам, что без дополнительных сил может произойти катастрофа, поэтому он и получил дополнительные резервы, которые и решили исход сражения.
– Батов получил две армии, и за мой счет, – пробурчал Малиновский. – И его еще и флот поддерживал!
– Ви нэ правилно считаэте, товарищ Малиновский! – с раздражением сказал Сталин. – У вас было семь армий! На фронте в двести восемьдесят километров, а у товарища Батова – три, гораздо меньшего состава, на фронте в пятьсот сорок километров. А вот подвижность и активность войск Батова в несколько раз превосходила вашу! Поэтому товарищ Батов поедет на Первый Украинский, Второй возьмет генерал-полковник Рейтер, а вы возьмете вспомогательный 3-й Украинский. Потому что опять пробуксовываете и не можете выбить немцев с берегов Самары.
Но между этими словами и приказами прошел месяц с лишним, поэтому вернувшегося с правого берега Дмитрия встретили неласково. Батов и Рейтер опять отличились, а Малиновский и молодой Желтов вынуждены отражать атаки 11-го корпуса немцев и танковой дивизии «Мертвая голова». А пять дней назад на Первомайском форту погиб Бархоткин: немецкий снаряд попал в наблюдательный пункт. Командовал теперь полковник Савватеев, которого Дмитрий не жаловал. Дима связался с Горшковым и объяснил ситуацию. Сергей Георгиевич прислал приказ, отзывающий батальон к месту службы, и, в связи с гибелью начальника разведки, назначил Дмитрия на его место. Но Малиновский понял, что остается без разведки, и уперся: флотилия по-прежнему придана 51-й армии, даже не фронту. Горшкову пришлось выходить на Октябрьского, доказывать тому, что 51-я армия находится далеко от моря, и флотилия ее поддерживать не может, тогда как 18-я армия – нуждается в такой поддержке, и готовится к десантам. Адмирал Кузнецов, до которого дошли эти дрязги, распорядился забрать батальон во вновь формируемую Дунайскую флотилию, костяк которой составляла Азовская флотилия, и новая флотилия активно получала бронекатера и корабли, готовясь к новым боям. Пока шли штабные дрязги, мимо пролетели представление к званию майор морской пехоты, вторая звезда Героя, благо что сумел сам проводить Десфину в Сары-Гель – ей скоро рожать, поэтому ее отпустили свободно. А в батальон вцепились зубами и не отдавали.
Самого «скандалиста и карьериста» особо не держали, но Горшков и Октябрьский поставили ему задачу забрать всех, кто имеет отношение к флоту и соответствующий опыт. К флоту имели отношение все: формировал батальон Бархоткин. В итоге «штабного сражения» потеряли восемьдесят человек, оставшихся служить на 3-м Украинском. Батальон перебазировался в Таврию, в Железный Порт, и с сентября приступил к разведке подступов к Очакову. Положили цветы и поставили водку на могилу Александра Сергеевича, которому посмертно, но все же дали Героя. Пять человек, оставшихся в живых от того самого первого разведвзода флотилии, распили наркомовские на его могиле и дали трехпатронный залп. Чем немедленно вызвали артобстрел Первомайского: 18,3 артиллерийских кабельтова отделяет их от ближайшего немецкого орудия. Немцы и румыны минировали подступы к Очакову, минировали вход в Березанский лиман. Есть сведения, что Березань тоже минирован, и проход между ним и берегом. Периодически мины появляются и в других местах. Немцы продолжают минирование с воздуха. Доложил обстановку: «Противник успел подготовить противодесантную оборону. Ускоренными темпами строят аэродром севернее Очакова. Насытили местность 88-миллиметровками. Крепость и аэродром надежно защищены от ударов с воздуха. Большое количество орудий не дает возможности вести траление».
Операцию признали невозможной, потому что флот пока не получил должного количества боеприпасов, чтобы «снести» Очаков. Тогда Дмитрий предложил разместить в Покровке 152-мм орудия, прикрыв их батареями МЗА и КЗА, плюс, пока погода позволяет, переместить сюда один из истребительных полков для прикрытия батареи.
– У немцев нет орудий, способных достать эту батарею. Мы можем вести беспокоящий огонь как по крепости, так и по аэродрому.
– Шестидюймовых снарядов у нас хватает.
Ночью на Первомайку доставили дальномер, отъюстировали его, замаскировали. На следующую ночь привезли тяжеленные бронесегменты, снятые с Северного форта, которыми три ночи укрывали дальномер. Обстреливали и бомбили форт часто. Сегменты не сильно помогли, дальномер все-таки повредили немцы, но он позволил нормально пристреляться, и впоследствии использовали таблицы, полученные с его помощью. Первый налет дивизион МЛ-20 совершил утром 22 сентября. Флот прислал три тральщика, работу которых должна была прикрыть артиллерия. На глазах у немцев они начали тралить подходы к Кинбурнской косе. Немцы начали пристрелку. Последовала пристрелка со стороны нашего дивизиона. Через залп перешли на поражение. Батарея была подавлена, больше открывать огонь они не решились. Тральцы пробежались между Кинбурном и Березанью, вытралили несколько мин и расстреляли их. Отошли. Немцы, со второй батареи, открыли огонь по Первомайке и получили сразу точный ответ по своим позициям, так как привязка уже была. Батарея замолчала. Дима доложился командующим флотом и флотилией.
– Давай сюда!
«Давай сюда!» – это в Севастополь! Пришлось трястись на полуторке до аэродрома, потом лететь в Херсонес. Оттуда в штаб флота. Намечалась операция, поэтому он взял с собой Соню Красовскую, которая обычно находилась в штабе или на КП руководителя операции. С апреля месяца, сразу после свадьбы, Дмитрий стал еще более официально относиться к ней: подвыпив на свадьбе, она расплакалась с Финой и сообщила той, что для нее существует единственный мужчина, который ее привлекает, и это муж Десфины. Фина, естественно, почти сразу сообщила об этом Диме, тот фыркнул, но решил про себя, что надо быть настороже: может подставить. Впрочем, Соня поняла, что болтнула лишку, и тоже заняла такую же позицию: строго официально, сухо и выдержанно. Обоих это устроило. Со временем это вошло в привычку. Полет на малой высоте над теплым морем в условиях начинающейся осени – это нечто! В Херсонесе Соня вышла из самолета совершенно зеленой, ее шатало. Благо что машина, присланная командующим, пришла с небольшим опозданием. Отказавшись от кабины, она залезла в кузов. Там ее проветрило, она раскраснелась, повеселела. Подъехали Г-образному двухэтажному зданию штаба, с трехэтажной башенкой, на Матросском бульваре, машину пропустили во двор, оттуда по ступенькам поднялись в приемную командующего флота. Вдруг Соня как заверещит:
– Дядя Степан! – и кинулась на шею какому-то летчику, который оказался генерал-майором Красовским, командующим 2-й воздушной армией, которая недавно прибыла на Южный фланг фронта для усиления. Шуму было довольно много, среагировал даже Филипп Сергеевич, вышедший из кабинета. Дмитрий доложился, а генерал-майор представил свою племянницу командующему. Октябрьский сказал Матвееву пройти в кабинет.
– Шуму-то, шуму сколько! Откуда она взялась в штабе?
– Начальник радиостанции моего батальона, товарищ комфлота, прибыла со мной, будет обеспечивать связь со штабом флота.
– А справится? На вид вроде кукла! – недоверчиво спросил вице-адмирал.
– Она с начала войны в разведке АВФ, еще раньше меня начала служить здесь. Всегда ее в этом качестве используем. Никогда не подводила.
Горшков тут же подтвердил, что это так.
– Ладно, как знаете. Вам виднее. Итак! Задача: провести дивизион бронекатеров проектов 1124 и 1125, и монитор «Железняков» в устье Днепра. Задача очень непростая, товарищи. Эти скорлупки по морю ходить не могут, мореходность у них ноль. Однажды «Железнякову» повезло, и он добрался до Азова. Второй раз может и не получиться. Пока погода стоит нормальная, Сергей Георгиевич, давай, переводи его сюда, и свои скорлупки тоже. Ставь на станцию размагничивания все. И начинай готовить базу! Теперь ты, майор!
– Я – старший лейтенант, товарищ комфлота.
– Не понял? – Филипп Сергеевич недоуменно посмотрел на Дмитрия. – Я сам, лично подписывал!
– Не объявляли, и приказа в штабе нет, товарищ вице-адмирал.
– Как так?
– Мир не без добрых людей, Филипп Сергеевич.
– Касатонов! – рявкнул командующий.
Вбежал молодой порученец, замер и вытянулся.
– Где-то полтора-два месяца назад был приказ о присвоении звания майор старшему лейтенанту Матвееву. Найди, и копию – мне!
– Есть! – порученец крутнулся и выскочил из кабинета.
– Так вот, майор, коли получилось один раз протралить, надо создать видимость у немцев, что мы готовимся высаживаться в Очаков, а самим подготовить позицию для еще одного дивизиона, но уже не нашего, а 18-й армии. Есть еще два места, где немец может прищучить наши корабли: мыс Станислав и Кизомыс. По нашим прикидкам, наиболее удобное место для дивизиона находится на южном берегу озера Аджиголь.
– Там же сплошное болото и дорог нет!
– Ну, есть такое дело, но вот тут вот – старые кошары и небольшая возвышенность. Посмотри это место, и если надо – привлеки саперов. Камков выделит, он согласен. Вслед за дивизионом, начнем протаскивать туда десантные средства Дунайской флотилии. На тебе – визуальная и артиллерийская разведка северного берега Днепровского залива. И поторапливайтесь! До ледостава Херсон должен быть наш!
– Здесь же обычно не замерзает!
– Шуга идет такая, что мама не горюй, Дмитрий Васильевич, – сказал Горшков.
– Но основная задача – проход бронекатеров, эта задача должна быть выполнена как можно быстрее, до начала штормов! Понял, майор?
– Так точно! Разрешите идти?
– Идите! Копию приказа забери!
Касатонов заканчивал печатать, затем забежал в кабинет к комфлота, выскочил оттуда, поставил печать, зафиксировал в журнале и попросил Дмитрия расписаться.
– Поздравляю, товарищ майор!
– Спасибо, товарищ капитан 3-го ранга.
– И извините, товарищ майор, у нас не принято в полевой форме приходить в штаб.
– Спасибо, товарищ капитан 3-го ранга береговой службы, я непременно учту это положение! Соня! Перенеси станцию в штаб флотилии!
– Есть!
Смерив худосочного кап-три презрительным взглядом, Сонечка гордо продефилировала мимо него и вышла из приемной командующего. Штабу флотилии выделили три комнатушки на первом этаже. Дождавшись Горшкова, определили место для Сони. Тут же выяснилось, что с первого этажа связь с батальоном неустойчивая. Ей пришлось тащить станцию в башенку, туда же протащили телефон для связи с обоими штабами. Решив организационные вопросы здесь, Дмитрий вылетел из Херсонеса в Каланчак, где находился штаб 18-й десантной армии. Генерал Камков, кавалерист до мозга костей, как нельзя лучше подходил на должность командующего десантной армией. «Все свое ношу с собой!» – основной принцип кавалерии и десанта. Принял он Матвеева радушно, тем более что в момент подготовки десанта через Сиваш они много раз встречались. Уточнили задачи, удалось разжиться приличными машинами в батальон, так как Малиновский зажилил всю транспортную роту отдельного батальона и передал ее в 18-ю армию. Теперь Камков «прикомандировал» роту обратно к батальону. Таким образом, батальон стал вновь полнокровным. Проблема заключалась в том, что Черноморский флот и Дунайская флотилия получали исключительно отечественную автотехнику, а ленд-лизовские машины шли в первую очередь к сухопутчикам. Ссылаясь на приказ Верховного, Малиновскому и удалось оттяпать транспортную роту, в которой почти весь личный состав был с сухопутным ВУС. Пересев с «полуторки» на полюбившийся «Додж», Дима почувствовал себя человеком! Загрузили приданных саперов и поехали в Памятное. Дороги избитые, плохие, добирались долго. Как сюда тяжелые орудия тащить? В сельсовете сразу сказали, что в Аджигольских хуторах почти никого не осталось: активно сотрудничали с немцами и ушли с ними. Немцы в полицию набирали не русских, а украинцев. Все мужское население хуторов служило в полиции. Осталось несколько семей, но ни одного мужчины. Через день подошли трактора батальона, и начали укреплять дорогу. Еще через пять дней стали прибывать орудия и личный состав второго дивизиона артиллерийского полка РВГК. Вместо более-менее легких МЛ-20 пришли тяжеленные Б-4 510-го полка. Восемнадцать штук пришлось протаскивать по солончаку.