Зацепин поспешил выйти, а я услышал несколько возмущённый вопрос политрука:
– Товарищ майор, вы уверены, что немцы будут тут?
Вздохнув – придётся много говорить и объяснять, нужно сразу расставить акценты, – я ответил:
– Я вас не сильно обрадую. Немцы уже здесь. Добив сопротивление наших войск у границы, немцы обтекают этот лес с обеих сторон. Сил организовать засады на обеих дорогах у меня пока нет, но на одной они кровью умоются, будьте уверены.
– Но наша Красная Армия…
– Вы знаете, товарищ политрук, что в Советском Союзе армии нет? То, что есть, это одно название.
– Да как вы смеете!.. – вскочил тот с красным от ярости лицом.
– Смею, юноша. Ещё как смею, – усмехнулся я, поглядев на «юношу», который на несколько лет был старше меня. Да я по возрасту тут вообще самый младший.
Политрука удержали его соседи и, немного успокоив, усадили на место, а я, дождавшись, когда гомон стихнет, облокотился о стол, закинув ногу на ногу, и весело осмотрел присутствующих.
– Хотелось бы услышать ваши мнения о той истории, что сейчас вам расскажу, попрошу ответить честно, что думаете. Кстати, случай этот не единичный. Так вот, обычное подразделение Красной Армии, возьмём, например, стрелковый батальон. Имеются четыре командира роты, трое – стрелковых рот, и один, например, пулемётной роты. Командир третьей стрелковой роты, молодой, активный, желает сделать свою роту лучшей. Полученный боевой опыт в одном из конфликтов даёт ему знания, что и как нужно делать. Его рота, в отличие от других, постоянно то на полигоне отрабатывает оборону или атаку, то совершает марши, то на стрельбище, то на уроках по тактике. Рота действительно становится лучшей, и в случае боевых действий шансов выжить у бойцов этой роты куда больше, чем у других, так как их действительно готовили к войне. Теперь вопрос. Какие были последствия такого обучения для командира роты? Можете озвучивать даже самые безумные предположения.
– Был награждён? – снова успел первым шустрый политрук.
– Ещё версии? – усмехнулся я.
После этого они посыпались градом, но мало чем отличались от идеи политрука.
– Холодно, товарищи командиры запаса. Всё куда проще, и я бы даже сказал, в наихудшем варианте. Один из бойцов этой роты, решив, что их слишком нагружают, глядя на другие подразделения батальона, пошёл жаловаться в политуправление дивизии. Там ему обрадовались, ещё бы, такой случай поставить строевых командиров на место, и раздули дело. Мол, командир – это такой же человек, как и бойцы, он должен быть вместе с ними, делить всё, а не командовать по-старорежимному. Например, зачем он заставлял рыть полнопрофильные окопы на полигоне вместо политически правильных стрелковых ячеек? Боец был доволен, с тех пор вся его рота в основном отдыхала, занималась строевой, политинформацией и раз в месяц выезжала на полигон пострелять. В общем, как у всех. А что с командиром роты? А командир этой роты был понижен в звании, а чуть позже уволен в запас, чтобы не мозолил глаза. Естественно, это видели другие командиры. Чтобы не попасть под такую же гребёнку, они вели себя тише воды ниже травы, стараясь ничем не выделяться, в результате боевые возможности подразделений неуклонно падали. Теперь бойцы батальона умели отлично маршировать, бить штыком чучело, стрелять куда-то в сторону мишени и знали всё о политике партии и Советского Союза. Встаёт вопрос, если наша стрелковая дивизия полностью укомплектована такими командирами и бойцами, сколько она продержится, например, против обычного пехотного батальона немцев? Не торопитесь отвечать, вопрос с подковыркой.
– Недолго? – неуверенно спросил Злобин, который, как и все командиры, очень внимательно слушал меня.
– Очень недолго. Чтобы прояснить эту ситуацию, поясню. В Красной Армии командиры принадлежат двум формациям: новой и старой. Естественно, про старую вы знаете. Это командиры, прошедшую лихую Гражданскую войну и меряющие всё теми временами, считают всё новое хуже старого. У них, конечно же, имеются последователи, причём большинство. У меня тут всегда возникает желание спросить, почему же тогда они не используют пушки времён Петра Первого, с ядрами, а переходят на новые системы? Новой формации – это командиры, получившие боевой опыт и понимающие, что старые методы на сегодняшний день не жизнеспособны. Взять, например, меня, я прошёл Испанию, Финскую, конфликт с Японией. Только Польский поход пропустил, на курсах был. Однако, к сожалению, нас, а я отношусь к командирам новой формации, меньшинство, поэтому в армии царит обучение в стиле старых традиций – с шашкой наголо на танк. Тактику и стратегию считают слишком заумной гадостью, проще так с голым задом атаковать пулемёты… Я не слишком сложно говорю?
– Нет, всё понятно, – мотнул головой Злобин.
– Так вот… – тут я прервался. В палатку забежал сержант, начальник поста охраны у въезда в лагерь, он сообщил, что прибыло не две, а три машины вместе со старшим лейтенантом Головиным.
Дежурный командир вышел отдать распоряжение готовить ужин, а я продолжил. Чуть позже к нам присоединился Головин и занял свободное место на одной из скамеек.
– Теперь по сражению между стрелковой дивизией и пехотным полком противника. Возьмём для примера встречный бой. Оба подразделения встретились лоб в лоб, что обычная ситуация на данный момент у границы. Действовать немцы будут так: передовая рота немедленно заляжет и приготовит пулемёты, пока командир батальона разворачивает другие роты, создавая оборону. Командир передового подразделения советской дивизии прикажет атаковать залёгшего противника широким строем, выставив вперёд штыки. Ничего другого не умеет. В училище-то учили, но использовать свои знания он не посмеет, могут наказать. Пересыщенность пулемётами в немецких подразделениях такова, что атакующий батальон положат до того, как бойцы добегут до позиций немцев. Потом рота рывком уходит вперёд и снова залегает, ожидая следующего подразделения русских, пока тыловые подразделения обходят перебитых русских и добивают раненых.
– Но позвольте, – снова вскочил тот же политрук, – немецкие рабочие встанут стеной…
– Не стоит говорить о том, что вы не знаете. В простых пехотных подразделениях служат как раз обычные рабочие. Сейчас вам опишу ситуацию, типичную для немецких подразделений. Одна такая рота, сбив заслон наших войск, зашла в село и начала готовиться к ночлегу. Несколько солдат разных подразделений, схватив молодых девчат, изнасиловали их на сеновале. Возможно, после этого убили. Каково будет наказание?
– Трибунал? – неуверенно спросил политрук.
– Согласно приказу высшего командования вермахта, одобренному в Ставке Гитлера, в таком случае солдаты могут быть наказаны только дисциплинарно их командирами. То есть по желанию командира – может наказать, а может и нет. Пару нарядов даст на кухне, если крики девушки его разбудили, вот и всё. Этот приказ официальный, а немцы выполняют их в точности. Теперь спросите себя, когда немцы будут входить в наши населённые пункты, будут ли они пользоваться своим правом победителя, зная, что им за это ничего не будете?
– Это ложь, такого просто не может быть!
– Какой умный политрук, – вздохнул я. – Вчера и сегодня я участвовал в схватках с немецкими диверсантами, допрашивать тоже пришлось. Эта тема меня заинтересовала. Я допрашивал диверсантов из трёх разных групп, и все трое говорили одно и то же. То, что вы сейчас услышали. Сговориться они, естественно, не могли, значит, это правда.
– Да мы их всех осудим, расстреляем!
– А за что? – с наигранным удивлением приподнял я брови. – Как раз простые немецкие солдаты себя виноватыми в совершённых воинских преступлениях не чувствуют. Для примера, вот вам, товарищ политрук, приказали расстрелять детей. Вывели их, построили в шеренгу, дали пулемёт, сказали, что это дети врагов народа, и приказали расстрелять. Ваши действия?
– Я не буду стрелять, это же дети.
– Странно, остатки совести у вас всё же имеются. А вот немецкий солдат расстреляет. Причем особо не задумываясь и не колеблясь. Не думайте, что это бездушный человек или такая сволочь, просто он не считает, что именно он совершает преступление. По мнению солдата, преступник тот, кто отдал этот приказ, а он лишь исполнитель. Так что когда таких солдат будут судить, они действительно не будут считать себя виноватыми в тех преступлениях, в которых их обвиняют, и станут искренне недоумевать, почему на расстрел ведут их, а не командиров. Менталитет у них такой. Немцы другие. Не надо их равнять с нами. Именно поэтому и мы им кажемся странными. Насчёт восстания рабочих. Я согласен с вами, они могут восстать, но только когда наши войска окружат Берлин, и их семьям будет угрожать гибель. Тогда для их спасения, возможно, они восстанут. Но никогда раньше. Победители, а немцы считают себя победителями, на стороне проигравших никогда не будут.
– Но ведь не все такие подонки.
– Не все, – согласился я с политруком. – Есть действительно нормальные люди, но их единицы.
– А наши командиры? Встречаются же хорошие.
– Есть, я отрицать не буду. Более того, скажу, что сейчас их время. На данный момент в основном в частях командиры мирного времени. Это те, кто делает карьеру, мало интересуясь военным делом и задвигая в стороны тех, кто воевать умеет. Такие карьеристы, положив свои подразделения, бегут в тыл, а на первое место выходят те, кого они в мирное время задвигали в сторону. Пустив дурную кровь, Красная Армия возродится. Но ей для этого нужно пройти через горечь поражений, отступления и слезы гражданского населения, оставляемого на оккупированной территории на поругание противнику. Когда наша армия возродится, естественно, мы погоним немца в его логово, но до этого ещё очень далеко.
– Сколько? – прямо спросил политрук.
– Не месяцы. Годы. Эта война не на один год. Командир я кадровый, и для меня всё вокруг открытая книга, однако описывать то, что я вижу, вам уже не буду. И так вывалил на вас слишком много всего, боюсь, у вас предохранители в мозгах перегорят. Просто вы должны знать: шансов выкинуть немцев обратно на их территорию сейчас нет, некому воевать, так что уже сегодня вечером или завтра немцы будут тут и двинут дальше. Немедленно уходить в тыл приказывать я не буду, да и не получал я такого приказа, и чтобы бить немцев, мне он не нужен. Чтобы бить супостата, мне нужно превратить вас в некое подобие боевых подразделений. Не тех, которые я собираюсь активно использовать, в лагере, как я посмотрел, молодых нет, темп боя вам не выдержать, даже я с трудом его выдерживаю, значит, будем создавать из вас подразделения прикрытия. Это стрелковый батальон нового штатного состава, пара отдельных пулемётных рот, миномётные подразделения, артиллерия, снайперы, сапёры, бронебойщики, зенитчики, авторота, ремрота, ну и хозрота, естественно. То есть я буду создавать из вас подразделения для защиты тыла, ну и прикрытия боевых подразделений, если где они получат плюху и им придётся отступить под вашу защиту.
– А боевые подразделения откуда возьмутся? – поинтересовался Злобин.
– Сформирую из бойцов и командиров, попавших в окружение. Немцы, разбив наши подразделения, двинут дальше, оставив отлов попавших в окружение разбитых частей советских войск дивизиям, что следуют за ними, так сказать, второй волне. Вот из них я и сформирую боевые моторизованные подразделения.
– Что-то вы слишком много знаете, – снова буркнул политрук.
– Я кадровый командир новой формации, – улыбнулся я. – Я должен всё знать. Ладно, прояснив ситуацию и спустив вас на землю, чтобы не тешили себя несбыточными иллюзиями, что война быстро закончится, приступим к делу. Скоро ужин, а нам нужно сделать многое. Первое, сменить месторасположение лагеря. С воздуха его хорошо видно, странно, что вас до сих пор не разбомбили. Второе, усилить охрану лагеря. Я спокойно прошёл в лагерь, и на меня никто не обратил внимания, значит, на случай проникновения на территории лагеря должны ходить патрули, проверяя всех неизвестных. Ну, и наконец, главное – оснащение. В этом лесу находится около десяти складов, точнее одиннадцать. Горюче-смазочные нас пока не интересуют, хотя взвод бойцов для охраны послать следуют, старая охрана наверняка уже сбежала. К вечеру нужно менять расположение лагеря. Выслать на склады подразделения, чтобы получили форму, амуницию, оружие, боеприпасы и продовольствие. Давайте приступать…
И мы приступили. Командиры ещё обсуждали мою речь, некоторые покурить наружу для этого вышли, а мы со Злобиным и его штабными стали переписывать штаты лагеря, я собрался из этих партизан создать нормальное подразделение, часть Красной Армии. Благодаря полному отсутствию представителей западных областей, шанс был немалый. Кстати, интересное подразделение. Первым делом я стал формировать стрелковый батальон по штатам сорок пятого года, но перед этим послал три роты пока местного формирования к складам, выдав им бланки на получение разных нарядов, на случай если охрана на месте. Бланков у меня хватало, получил их вместе с печатью от погибшего интенданта. Написать, что нужно, поставить печать и с этим нарядами направить роты к нужным складам, мне труда не составило.
Кстати, Головин долго в штабной палатке не просидел. Как машины были разгружены, с новыми нарядами, но уже от меня, он поехал обратно к складам, продовольствие нам ещё было нужно, у меня тут огромная куча народа, а их всех кормить нужно, причём не раз в день. Да, в лесу два склада с продовольствием, но пока их побережём, с окружных будем брать, как это Головин в пошлый раз сделал. Он уже доложил, как они ехали, мои подсказки пригодились, дважды удавалось уйти от обстрела с воздуха, и люди и техника целые. Заодно узнал, откуда третья машина, выяснилось, что приблудная. Водитель потерялся, вот Головин и прибрал его вместе с машиной. Молодец, не растерялся. Кстати, Головина я назначил на миномётную батарею, вернется, вступит в должность. С его знаниями в математике ничего лучше мне было не подобрать. Пусть учится и осваивает новое для себя дело.
Приятно было видеть работающий штаб, бойцы и командиры бегали, кричали, подзывая посыльных, командовали. Лагерь наполовину опустел, роты получали задания и уходили. Некоторые возвращались уже после ужина. Мы тоже поужинали, а я так даже и побриться успел. Горячую воду в тазике принесли. Пользоваться такой бритвой я умел, похожая была, когда жил в Москве сорок седьмого, руку набил. Так что не оплошал с новым инструментом, трофей был отлично заточен. Как выяснилось, ни у кого из старших командиров не было ординарцев. Приказал выделить их всем из бойцов. В лагере было всего пятеро старших командиров, три капитана и два майора. Себя я тоже посчитал, соответственно, получил ординарца – сорокалетнего степенного мужчину с усами, как у Сталина. Именно он принёс мне от кухни ужин в моём котелке и горячую воду для бритья. Вот спальное место готовить не стал, ночевать в лагере я не собирался, но и боец стал собираться со мной. Куда я, туда и он.
До наступления ужина три роты ушло к складам, часть приняли пищу после возвращения, а тем, кто остался в охране, отнесли сухпайки. Кстати, приходили бойцы Зацепина, быстро поужинали горячим, получили полные мешки пайков и ушли обратно, перегруженные, как мулы. Ладно, хоть на сто двадцать бойцов несли пайков, часть старлей всё же оставил из озвученных мной специалистов. Пока не формируя сапёрную роту, я отправил девятую роту местного формирования к месту нового лагеря. Там был родник, то есть вода имелась, задача у командира роты – расчистить от кустарника большую площадку для лагеря. Устанавливать засеки и копать окопы будут позже. Пусть пока место подготавливает. На всю роту шанцевого инструмента не было, учебного материала едва на два взвода набиралось, но и этого хватит, свободных на переносе и чистке территории можно использовать.
Другая рота, десятая, сворачивала палатки и подготавливала лагерь к передислокации. Ну, а мы со Злобином и его штабными на бумагах писали новые штатные единицы подразделений. Я их уже перечислял, теперь командиры опрашивали бойцов по их гражданским специальностям, и мы по этим спискам и формировали подразделения. В общем, был поначалу сформирован штаб со всеми отделами. Начштаба я поставил Злобина, он эту лямку вполне потянет. Старшим по политработе – старшего политрука Боброва. Перед назначением намекнул, что с ним будет, если он на мою стезю полезет. Его задача – мотивация людей, а командовать я сам буду. Вот пусть и занимается. Естественно, будь это кадровая часть, меня послали бы далеко и надолго, мол, так не делается, но эти бойцы и командиры безропотно выполняли все, что я приказывал, считая, что раз отдаю такие приказы, значит, так и надо. Да и то, что я обеспечил их пищей, показывало, что и на деле я неплохой командир.
Так вот, Злобину нужно было сформировать стрелковый батальон, штатные единицы его я описал. Роты не в сто пятьдесят человек, а в сто. Взводы по тридцать бойцов плюс отдельные подразделения в виде бронебойщиков и один зенитный крупнокалиберный пулемёт. Это ещё я не считаю санинструктора и снайпера, положенных в роте по штату. Всего в батальоне должно было насчитываться пятьсот шестьдесят бойцов и командиров. Туда входили все. И противотанковая батарея, и зенитная, и другие тыловые подразделения батальона, включая штаб. Три роты, миномётная батарея, пулемётная рота. Всё по штатам сорок пятого года. Разве что пулемётную роту я раздул да разведвзвод приказал сформировать. Сейчас в штатном составе советских батальонов разведвзводов не было, только в полках, они позже появятся.