– Хорошо, – кивнул кайзер, – я обязательно поговорю на эту тему с гросс-адмиралом Тирпицем, и он что-нибудь придумает. Действительно, Франция должна находиться в не менее плотной блокаде, чем Британия. А вы, господа генералы, подумайте – что еще можно сделать для того, чтобы ослабить напряжение на ключевом для нас парижском направлении.
В ответ на эти слова кайзера из-за стола поднялся генерал-фельдмаршал принц Леопольд Баварский и, огладив бороду, произнес:
– Так как с начала Парижской операции противник на нашем направлении не проявляет никакой активности, то, если нашей группе армий дадут еще хотя бы несколько свежих дивизий или пополнят имеющиеся в наличии части до полного штата, то мы сможем нанести еще один решающий удар в общем направлении на Руан-Гавр для того, чтобы окончательно отрезать англичан от французов и создать угрозу глубокого охвата парижской группировки противника.
– Отлично! – воскликнул кайзер. – Вы, фон Белов, продолжайте давить на Париж изо всех сил, чтобы лягушатники не могли снять у вас ни единого солдата. А вы, принц, тем временем нанесете свой удар под Амьеном, который и в самом деле должен быть последним в этой затянувшейся войне. На подготовку я даю вам ровно месяц. А пока можете быть свободными – вашему кайзеру нужно немного полежать и хорошенько обо всем подумать.
30 июля 1918 года.
Петроград. Таврический дворец.
Глава ИТАР Тамбовцев Александр Васильевич
Нет, все-таки пребывание в прошлом имеет даже некоторую прелесть. Ведь только здесь можно встретиться с людьми, с которыми ты никогда не встретишься в нашем настоящем. Потому что люди эти давно уже умерли, и судить о них можно лишь по воспоминаниям современников и их творчеству.
Сегодня я встретился с одним таким человеком. А случилось это вот как – где-то в середине рабочего дня мне позвонил Сталин и предложил заглянуть к нему. На мое осторожное отнекивание и ссылки на нехватку времени он таинственно произнес:
– Александр Васильевич, зайдите – не пожалеете. Поверьте, если бы я вас не пригласил встретиться с человеком, который сейчас сидит в моем кабинете, вы бы мне никогда этого не простили.
Умеет, однако, товарищ Сталин заинтриговать своих собеседников. Чего-чего, а этого у него не отнимешь. Я вздохнул, обреченно посмотрел на кипу неотработанных документов и отправился к председателю Совнаркома.
В кабинете Сталина я увидел одетого по последней европейской моде иностранца. Скорее всего, это был англичанин – внешне он чем-то смахивал на актера Виталия Соломина в роли доктора Ватсона. Лицо его показалось мне знакомым. Нет, я точно помнил, что раньше с ним не встречался, но где-то я его уже видел. Плотная крепкая фигура, умное свежее лицо, с румянцем на щеках. Аккуратно подстриженные усы и зоркие, чуть прищуренные глаза…
Батюшки! Да это же Герберт Джордж Уэллс – собственной персоной. Каким ветром его занесло к нам в Петроград?
Я знал, что впервые он побывал в России еще в январе 1914 года. Тогда он посетил Санкт-Петербург и Москву. А вот в следующий раз, в нашем прошлом, он должен был посетить Страну Советов только в сентябре 1920 года. В Москве Уэллс должен был встретиться с Лениным, которого позже он назовет в своей книге «Кремлевским мечтателем» и довольно доброжелательно отзовется о социалистическом эксперименте, который происходил в Советской России. Потом должен был быть еще один его приезд в СССР, в 1934 году, когда Уэллс встречался со Сталиным. Но в этой реальности их встреча произошла на шестнадцать лет раньше.
В кабинете предсовнаркома находилась Ирочка Андреева, которая переводила беседу своего мужа с британским писателем-фантастом. Она приветливо помахала мне рукой и пригласила меня присесть рядом с собой.
– Вот, Александр Васильевич, познакомьтесь, – Сталин лукаво подмигнул мне, – нас посетил всемирно известный литератор мистер Уэллс. Надеюсь, вы читали его произведения?
Потом Ирочка представила меня. Мне переводчик был не нужен – английский я знал достаточно хорошо, но показывать свое знакомство с языком Шекспира не стал – так мне было легче обдумывать ответы на вопросы Уэллса, которые он наверняка мне задаст. Интересно, Сосо успел сообщить ему о моем и Иринином иновременном происхождении?
Сталин и Герберт Уэллс продолжили свою беседу. Как я понял, британец излагал председателю Совнаркома свои «фабианские» взгляды на развитие общества. Фантаст, он и в политике фантаст. Уэллс уповал на построение коммунистического будущего эволюционным путем, когда для давления на правительства европейских государств будут использоваться уже существующие политические институты – партии, парламенты, общественные организации.
– Заметьте, мировая революция не подразумевает атаку на какое-нибудь существующее правительство, конституцию, политическую организацию, – вдохновенно вещал Уэллс, – пусть каждый, мужчина и женщина, кто поймет неизбежность революционных изменений, приступит сейчас же к формированию пропагандистских кружков. Британский маршал авиации может заставить людей обсуждать права человека. Японский крестьянин может добиться точно того же…
«Ох уж эти сказки, ох уж эти сказочники, – подумал я. – Будет маршал авиации заморачиваться правами человека. Да он просто прикажет разнести всех этих защитников прав человека бомбами, сброшенными с его самолетов. Видели мы, как британская, американская и прочая авиации боролась за права человека в Сербии и Ираке».
Тем временем Уэллс продолжал вещать, как записной оратор в Гайд-парке, а Ирочка едва успевала переводить.
– В час, когда революция окончательно свершится, – заявил Уэллс, – тройной целью ее будет всемирное разоружение, утверждение свободы и достоинства каждой человеческой личности, освобождение земного шара от частной и государственной экспроприации, с тем, чтобы все земли мира использовались только для общечеловеческого блага.
Спорить больше не о чем. Революция должна выполнить свои задачи, пользуясь техникой, созданной в предыдущие годы, и современными способами массового распространения идей. Чтобы добиться решения этой основной задачи, революция создаст, где только возможно, образовательные кружки и ячейки. Основным содержанием пропаганды будут права человека, вырастающие на базисе трех главных целей ее. Эти права опираются на основные требования, предъявляемые человеком от своего имени и от имени человечества. Без них на Земле никогда не водворится мир, не наступит век свободы, единства и изобилия.
О каждом правительстве, о каждом, кто стремится стать лидером, о каждом государстве, о любой организации должны будут впредь судить только на основании того, подчиняют ли они свою деятельность задачам революции: она определит их работу и станет их единственной целью.
Этот важнейший труд по пробуждению Нового мира надо вести на всех языках Земли. Коммунисты уже сто лет назад проделали во всемирном масштабе такую работу, хотя у них было несравненно меньше возможностей. Сегодня мы должны заново выполнять ее, используя все доступные средства.
Отбросим в сторону громкие имена и самих вождей; основой и существом пропаганды отныне да станут права человека, сформулированные во всей их нагой простоте и ясности. Вот такой исходный образец для этого предлагаю я, – торжественно произнес Уэллс и замер, вздернув вверх подбородок, словно ожидая одобрительных аплодисментов. Но они почему-то не прозвучали.
– Вы хороший человек, мистер Уэллс, – сказал Сталин. – И мы благодарны вам за то, что вы заботитесь о правах человека и о мире на земле. Мы готовы подписаться под каждым вашим словом. Но, если честно, – это все мечта, причем на данный момент недостижимая. Реальность же требует от нас бороться не только за провозглашенные вами общечеловеческие ценности, но и за само существование нашего государства. В октябре прошлого года мы взяли власть в свои руки и до сих пор занимаемся только тем, что отбиваем с оружием в руках наскоки на нас капиталистических государств. Ну, не поддаются они на нашу пропаганду прав человека, ибо понимают лишь силу. Будь мы слабее, они бы прошлись бы по нашей земле огнем и мечом.
В своей книге «Люди как боги» вы описываете грядущее коммунистическое будущее. Только в реальности построить его будет непросто. Человечеству придется пройти через войны, такие, как та, которая продолжается вот уже четвертый год и все не может закончиться. А ведь возможно, что люди овладеют энергией атома, и одна из последующих войн будет вестись с применением «атомной бомбы», которую вы так ярко описали в 1914 году в своем романе «Освобожденный мир». Вы даже представить себе не можете, что это будет за война. Как сказал один умный человек: «После той войны человечество еще долго сможет воевать только палками и камнями».
– Мистер Сталин! – воскликнул Уэллс. – Я поражен тем, что такой человек, как вы, который, как я слышал, долгое время находился в ссылке в глухой тайге, тем не менее смог перечитать мои книги! Вы говорите о будущем так, словно знаете – что произойдет на Земле через двадцать, тридцать лет или сто лет.
– Мистер Уэллс, – Сосо лукаво улыбнулся и хитро посмотрел на британца. – Я могу лишь гадать о том, что произойдет через много-много лет. А вот присутствующие здесь моя супруга и товарищ Тамбовцев могли бы рассказать вам о будущем куда как более определенно. Если они, конечно, это захотят сделать. – Тут Сталин подмигнул мне, словно предлагая решить – рассказать Уэллсу о том мире, из которого мы прибыли в 1917 год, или нет.
Я пожал плечами, дескать, как скажете, товарищ предсовнаркома.
Британец, внимательно наблюдавший за нашей беззвучной беседой, потерял всю свою хваленую выдержку и, словно ребенок, увидевший лакомство, жалостливо посмотрел на меня.
– Мистер Тамбовцев, ради всего святого, расскажите о будущем все, что вам известно!
– Ну, что ж, мистер Уэллс, – ответил я, устраиваясь поудобнее, – приготовьтесь услышать историю, которая даже вам покажется фантастической… Но только надо учесть, что жизнь иногда выкидывает такие коленца, которые не придут в голову ни одному литератору даже с самой буйной фантазией. А произойдут ли эти события – зависит уже только от нас. Ведь мы для того и прибыли в этот мир, чтобы многое отменить совсем, а многое сделать по-другому. Поэтому вы можете описать все это в одном из ваших фантастических романов. А поверят вам или нет – тут уже все будет зависеть от вашего литературного таланта…
Все началось в 2012 году от Рождества Христова, когда по Средиземному морю в Сирию шла русская военно-морская эскадра…
Часть 2
Закат Европы
3 августа 1918 года.
КВЖД, Харбин.
Резиденция управляющего КВЖД
Прошло чуть более полугода, и вот в том кресле, где когда-то сидел ныне покойный атаман Семенов, призывавший Хорвата присоединиться к его крестовому походу против большевиков, сидит самый что ни на есть кондовый большевик Бережной. Сам же Семенов повешен по приговору ревтрибунала в Чите.
«А этот полковник Бережной-то отнюдь не прост, – думал Хорват, внимательно разглядывая своего собеседника, – у него тяжелый, все понимающий взгляд, от которого хочется съежиться и спрятаться под стол».
Да и не мог быть простым человек, который, еще будучи полковником, сначала безоговорочно поддержал правительство Сталина, которому предрекали не больше недели существования, а потом мизерными силами вдребезги разгромил таких корифеев военного дела, как фельдмаршал Гинденбург и генерал Людендорф. При этом разбил германцев так, что спасать окруженную на правом берегу Двины 8-ю германскую армию примчался сам кайзер. И закончилось все почетным для России Рижским миром.
Потом этот человек вместе с набранной неизвестно где бандой головорезов, названной им бригадой Красной гвардии, прошелся огнем и мечом по необъятным российским просторам, беспощадно расправляясь даже с малейшим намеком на какую-либо самостийность.
И вот, когда слава о Бережном обошла весь свет, он сидит в этом кабинете и диктует ему, Хорвату, что и как тот должен делать, чтобы заслужить благоволение новой власти. Да и какая она эта власть, к чертям собачьим, новая. Временное правительство, сперва кадета князя Львова, а затем эсера Керенского, продержалось всего семь месяцев, после чего рухнуло под тяжестью созданного им же хаоса. А правительство Сталина существует уже десять месяцев, и его позиции с каждым днем становятся только крепче. Люди дела доказали свое явное преимущество перед самовлюбленными политическими говорунами.
Он, генерал-лейтенант Хорват, тоже считал и считает себя человеком дела, но до тех государственных масштабов ему далеко. Сказать честно, узкая полоса отчуждения КВЖД – для него предел, и для его управленческих возможностей, и для его амбиций. А потому он и не пытался, как его ни уговаривали, стать самостоятельным игроком.
В последнее время тут пытались заправлять всем представители японского армейского командования, фактически оккупировавшие КВЖД и установившие на ней свои порядки. Причем, как выяснил Хорват, делалось это все в полуофициальном порядке, с негласного одобрения японского премьер-министра маршала Тэраути Масатакэ. Поэтому и японское министерство иностранных дел никак не отреагировало ни на фактический захват КВЖД, ни на армейскую эскападу с вторжением в российское Забайкалье, ни на разгром этих войск неожиданно выдвинувшимся к месту боевых действий корпусом Красной гвардии, ни на ликвидацию фактической японской оккупации КВЖД и установление контроля над ней со стороны советского правительства.
Так как командовавший вторжением японский генерал Юэ Мицуэ погиб в бою с казаками войскового старшины Метелицы, то теперь снимается и вопрос о тех традиционных извинениях[8], которые в случае неудачи японские полководцы должны приносить Божественному Тэнно.
В связи с вновь открывшимися обстоятельствами, когда бои идут прямо в центре Парижа, а немецкая артиллерия обстреливает пылающие руины Лувра, японское государство так и останется безучастным к тем событиям, которые происходят на российском Дальнем Востоке ровно до тех пор, пока корпус Красной гвардии не вторгнется в Южную Маньчжурию или еще каким-то образом не нарушит сферу японских жизненных интересов, оговоренных Портсмутским договором.
Из личных конфиденциальных источников генералу Хорвату стало известно, что в Токио в настоящий момент идет процесс переоценки ценностей. Советская Россия, вышедшая из войны раньше других держав, успела оправиться от неразберихи революционных процессов и оказалась значительно сильнее, чем предполагалось ранее. А страны Антанты, Франция и Британия несли все большие потери, и их колониальные владения в Китае и Индокитае привлекали японскую военно-феодальную верхушку.
Конец ознакомительного фрагмента.