Минурику мы даже предложили каждый день здороваться на разных языках. Он вполне внятно произнес: «Доброе утро». Посмотрим, как получится завтра.
Что же было у нас сегодня?
С утра, конечно, такой паршиндарий был (от слова «паршиво»), потому что из-за высокой влажности все обледенело. Все флаги, которыми я доверчиво разукрасил наш лагерь накануне вечером, развесив их на торчащих в снегу лыжах, покрылись ледяной коркой. Такой же ледяной коркой покрылись и другие обращенные к ветру поверхности. Мело всю ночь, и продолжало подметать под утро. Правда, ветер стал послабее, да и температура понизилась до минус 7–8 градусов, но видимость была паршивая.
Тем не менее мы, конечно, вышли. При плохой видимости и полном отсутствии контрастов было трудно понять, как собаки будут держать след.
Довольно долго я шел впереди без остановок, однако потом понял, что собаки вряд ли меня догонят. Пришлось несколько раз останавливаться. Я едва различал их где-то вдалеке. На такой пересеченной местности, усеянной огромными камнями, очень трудно следить за собаками на большом расстоянии.
Мы двигались все время в направлении примерно 150 градусов. Незадолго до обеда я решил остановиться, потому что отсутствие ребят становилось загадочным, однако в конце концов, минут через двадцать, они появились, и я продолжил свой путь.
Корочка наста подо мною периодически проваливалась. Даже на лыжах по такому снегу идти тяжело, а уж о собаках и говорить не приходится – тащат нарты, увязая в снегу по брюхо, стараются, кряхтят. Ветер сегодня северный, поэтому, когда они приближаются ко мне сзади, я иду в волнах таких ароматов, которые соответствуют очень тяжелой собачьей работе – потеют собачки и пукают. В общем, стараются ребятишки.
После обеда решили держаться поближе друг к другу, чтобы энтузиазм у собак не пропал.
Задача наша была – найти реку Карибу. Однак сделать это было не так-то просто. Поскольку все вокруг бело и река в этом месте не очень широкая – метров двести, мы все понижения принимали за реку. А на самом деле подойдешь, ковырнешь палкой, а там булыжник.
Ходили, искали буквально на ощупь, пытаясь определить, где же все-таки эта река. Пришлось даже дважды определять свое местоположение по GPS – по карте получается, что мы совсем рядом, а реки все так и нет.
Поиски были особенно тщательными еще и потому, что с утра была мысль: если найдем реку, остановиться на денек на дневку.
Увы, этим вечером нам не повезло – реку мы так и не нашли. Пришлось в 6 часов остановиться и расположиться лагерем на усыпанной валунами поляне в надежде на завтра.
Новостей сегодня особых нет. По-прежнему планируем прийти в Черчилл вечером 30 апреля, а уже 2 мая утром начать тренировки с каноэ.
Состоялся не слишком удачный сеанс радиосвязи с Черчиллом. У одного из молодых сотрудников экспедиционного офиса в Сен-Поле сегодня свадьба, и я по традиции и в качестве тренировки написал на английском языке стихотворное поздравление. Хотел его сегодня передать с помощью магической клавиатуры, но, увы, ничего не вышло.
Выяснилось, что вчерашнее недомогание Уилла было вызвано тем, что он спалил себе лицо жестким ультрафиолетовым огнем весеннего арктического солнца. Ожог довольно сильный – жжет очень и к шее до сих пор не прикоснуться. Конечно, при такой облачности подобные ожоги кажутся удивительными, тем более что шея была закрыта. По-видимому, помимо всего прочего, сказывается минимум озона.
Сейчас апрель, разгар весны, и мы идем все время на юго-восток, на юг, так что от солнца, даже скрытого облаками, не увернуться никоим образом. Вот и приходится страдать…
Мицурик пришел, чтобы передать свой выстраданный днями текст. Однако, поскольку связь была плохая, мы не передали того, что в нашей машине уже содержалось. Теперь она полна, я бы даже сказал, переполнена, и поэтому набить туда еще что-нибудь не удается.
Завтра, если устроим день отдыха, собираемся поупражняться в стрельбе из винтовки. Я сказал Мицурику, что будем стрелять на меткость на расстояние 500 метров, чтобы попугать нашего молодого японского путешественника. Он все причитал, хлопал себя по бедрам: как же это, 500 метров, – мы же ничего не увидим! Я его успокоил, что зато можно сразу сказать, что попал, – никто не пойдет проверять!
Весь вечер прошел под леденящие душу своими подробностями рассказы Мицурика о былых путешествиях. Он начал с описания того, как в одиночку сплавлялся по Амазонке от Перу до Атлантического океана за 62 дня на деревянном бальсовом плоту 4 на 2 метра: семь бревен, небольшая плетеная хижина и Мицурик внутри.
Идешь по Амазонке, по спокойной, как зеркало, воде, – рассказывает он, – и вдруг налетает шквал, все взбаламучивается, и полдня огромные волны вздымаются вокруг, и посередине всего этого он, Мицурик.
Еще интересней стало, когда он приблизился к джунглям: то змеи каким-то образом заползут не куда-нибудь, а непосредственно к нему в спальный мешок, то рубиново-красные глаза крокодила следят за его перемещениями. А уж москитов и всякой прочей летающей кровососущей братии и вовсе не счесть.
Я сразу же вспомнил один из вопросов, наиболее часто задаваемых нам во время разного рода встреч и конференций: «Почему вы заинтересовались Арктикой, как попали в Арктику?». Так вот, для Мицурика есть хороший ответ: «В Арктике нет москитов и холодно». (Впрочем и меня эта характерная особенность арктических путешествий тоже привлекает.)
Такого он натерпелся на своей Амазонке, – он так и сказал, – что захотел испытать себя там, где похолоднее, – уж очень на Амазонке было жарко.
Не дав нам с Джоном перевести дух, Мицурик тут же рассказал еще одну историю, от которой наша кровь заледенела и волосы встали дыбом. Поведал он нам о том, как в одной из экспедиций, когда он не смог открыть бочку с бензином, для того чтобы заправить примус, он решил сделать это ковбойским способом, выстрелив в бочку из ружья, тем более что именно так открывали бочки знаменитые ковбои в его любимых фильмах. Он выстрелил в бочку метров с пяти, и, что самое примечательное, после этого еще было кому и для кого готовить на заправленном примусе. По его словам, получилось «довольно удачно»: пуля не прошила бочку насквозь, и бензин стал вытекать только с одной, обращенной к мужественному путешественнику стороны. Когда на следующее утро я передал его рассказ Уиллу, тот стал относиться к своему соседу по палатке с каким-то обостренным и, может быть, даже болезненным вниманием, стараясь всячески предупреждать любое проявление инициативы с его стороны, особенно если это было как-то связано с решением бытовых вопросов.
Несмотря на принятые меры предосторожности, Мицурику удалось еще раз всем нам доказать свою исключительность или, если хотите, избранность. Оставленный на мгновение без присмотра в палатке, Мицурик взялся проверить, сколько патронов у него в ружье, и при попытке извлечения пятого патрона, который отчего-то никак не хотел вылезать сам, ружье выстрелило. Слава Богу, в палатке никого больше не было – один Мицурик! А пуля вылетела и до сих пор, наверное, где-то летает. Да, за ним нужен глаз да глаз. Так я и говорю: Мицурик-оба (а это его полное имя – Мицурооба) – смотрите за ним в оба!
Мы с Джоном в один голос уважительно поблагодарили рассказчика за доставленное удовольствие и попросили вспомнить еще что-нибудь столь же интересное. Мицурик распрощался и побрел в свою палатку, где мирно спал «утомленный солнцем» Уилл. Собаки тоже спали, и это радовало: драк не будет, и все отдохнут перед завтрашним днем.
Сегодня к вечеру мне показалось, что мы наконец вышли на реку, но мои надежды подтверждения не нашли.
Где же все-таки эта злополучная река?!
Координаты на сегодня: 59°33′ с. ш., 95°52′ з. д. Вот мы и перебрались на новую карту.
27 апреля, утро
26 апреля я ничего не записал, потому что вечером магнитофон не работал – очевидно, сели батареи. Пришлось все отложить на утро.
Утро уже наступило, а я все еще, мягко говоря, в постели, потому что у нас сегодня выходной день. Ура, ура, ура!!!
Время 9 часов, жара стоит невыносимая! Вчера был дождь – вообще кошмар!
Утром 26 апреля я проснулся от того, что, в общем-то, прохладно. Оказалось, действительно, минус 25 градусов! Погода ясная, солнечная. Все в инее – красота неописуемая! Спокойный, легкий ветерок с юго-востока. Поднялись. Встали.
Начало дня было довольно удручающим. Палатка вся подмерзла, и я, разбирая ее, сломал одну из стоек, на которые натягивается палаточный тент. Хотя такая поломка в любой экспедиции – дело вполне обычное и, можно даже сказать, ожидаемое, все-таки она меня расстроила больше, чем всегда, хотя бы потому, что запасной стойки у нас не было. Весь запас стоек (в количестве двух штук) был уже исчерпан при ремонте палатки Уилла и Мицурика, сломавших стойки раньше нас при невыясненных обстоятельствах.
Отслужив краткий поминальник по утерянной стойке, я пошел вперед, стараясь держаться направления 140°, сулившего (во всяком случае по карте) встречу со злополучной рекой. Густая лесная поросль с восточной (левой по ходу движения) стороны практически не позволяла придерживаться выбранного курса. Обходя заросли, я все больше и больше отклонялся к югу. При этом заросли иногда были настолько густыми, что след мой петлял весьма замысловато. Помня, что за мной идут собаки, я старался не делать крутых поворотов и не огибать лыжами стволы отдельно стоящих небольших деревьев, как это легко и непринужденно делали лыжники из фильма «Самогонщики», скрываясь всего от одной преследующей их собаки. Здесь же за мной шли две упряжки, и собаки вряд ли бы простили мне подобную вольность.
Красота вокруг была необыкновенная. Малейшее дуновение ветерка – и невесомое облако инея слетало с веток елочек, рассыпаясь вокруг хрустальными осколками, переливающимися на солнце радужными бликами.
Идти было хорошо – я легко взбирался на холмы, проходил перелески. Оторвался от ребят довольно здорово. Часов в одиннадцать – начале двенадцатого я скатился к реке. Это, вне всяких сомнений, была река, потому что хорошо заметный снежный желоб русла тянулся в обе стороны. Это была молодая Карибу.
Река шла примерно параллельно нашему курсу в направлении юго-восток – северо-запад. Я быстро принял опрометчивое, как оказалось впоследствии, решение и пошел вдоль реки на юго-восток. Однако река неожиданно круто завернула к югу, а потом вообще пошла к западу.
Пройдя километра полтора, я понял, что иду куда-то не туда. Вернулся назад, надеясь, что ребята уже подошли. Никого еще не было. Посмотрев на карту, я выяснил, что, оказывается, отклоняясь к югу, я вышел на один из рукавов реки Карибу, однако не на тот, который был нам нужен. Теперь же, по моим понятиям, для того чтобы выйти на нужный рукав, нам следовало идти от развилки как раз в северном направлении.
Пришлось подождать ребят, чтобы определить позицию по GPS. Ждать пришлось еще минут пятнадцать, то есть общее отставание упряжек этим утром составило не менее сорока минут, что было вызвано глубоким и рыхлым снежным покровом на лесистых участках. Собаки проваливались в снег по брюхо, и тащить тяжелые нарты им было чрезвычайно тяжело.
Мы все скатились к реке и повернули на север. На этот раз выбор был правильным, и уже через полтора километра мы вышли на нужный рукав реки и повернули по нему на юго-восток. Так и шли вдоль реки, не теряя ее из виду.
Несмотря на относительно ровный рельеф, наше передвижение было достаточно медленным из-за того, что похожие на корыто берега этой реки как бы фокусируют лучи солнца. Беспощадное светило не оставляло снегу никаких шансов на выживание, приводя его в совершенно раскисшее состояние. Ветерок почти не ощущался нашими разгоряченными телами. Лишь изредка усиливаясь и заходя навстречу, он немного охлаждал наши лица и приносил небольшое облегчение.
Я миновал участок реки (по всей видимости, пороги), где образовалась большая черная промоина с нависшими над ней со всех сторон пухлыми снежными карнизами. Я подождал ребят – надо было предупредить их, чтобы они туда не рухнули.
После короткого перерыва на обед мы продолжили путь и примерно часа в четыре вышли на Долгое озеро, как вчера и предполагали. По озеру надо было пройти еще примерно километров двенадцать.
Когда мы вышли на озеро, небо закрыли тучи, и ветер разгулялся вовсю. Температура, мне кажется, была примерно градуса два. Ветер, хотя и теплый, все время дул навстречу и тормозил, буквально толкал меня в грудь. Если же учесть еще и рыхлый снег, а также то, что близился конец дня, становится понятно, что передвигаться стало намного труднее, и ноги, мягко говоря, устали. Я удивлялся, как они у меня вообще держатся, потому что выдирать лыжи, облепленные снегом, с глубины примерно сантиметров пятнадцать по четыре, а иногда и по восемь часов в день – это очень непросто (а каково нашим собакам, которые не могли даже пожаловаться на усталость!).
Часа через полтора этого мучительного во всех смыслах движения мне показалось, что я достиг берега. Однако, согласно карте, в этом месте озеро соединяется узким проливом с другим озерцом меньших размеров. В самой середине пролива я разглядел огромную промоину, и мы совершенно разумно решили отложить исследование этих мест до завтра, тем более что местность по сторонам была неплохая. Несмотря на то что до шести оставалось еще полчаса, мы решили расположиться здесь лагерем.
Лагерь мы поставили довольно удачно. Ветер неистовствовал, но я, укрывшись за нартами, достаточно быстро, минут за пятнадцать, починил палатку, и мы ее установили. После этого уже все пошло своим чередом.
Как только мы забрались в палатку, по крыше редкими каплями забарабанил дождь. Это было совершенно неожиданно, но, слава Богу, дождь быстро закончился – ветер сделал свое полезное дело и согнал набрякшие тучи куда-то в сторону.
Пока я варил лапшу, Джон с Уиллом пытались установить связь с далеким Марвом. На этот раз успех им сопутствовал, и нам удалось отправить все накопившиеся в памяти клавиатуры послания, включая мое стихотворное посвящение новобрачным Рику и Джейн. Эта поэма в авторском исполнении звучала примерно так:
Уилл, преодолев тяжелые последствия загара, набил сразу тысячу знаков – настоящий писатель. Когда же я довел до ума поэму, было совсем темно, совершенно ничего не видно. Тем не менее отнес эту машинку бедолаге Мицурику, который был последним в очереди на набивку (очередь устанавливалась Уиллом в алфавитном порядке по названиям стран проживания очередников, откуда ясно, что Мицурику с его японским происхождением в нашей интернациональной команде рассчитывать было не на что).