Последний жизнеутверждающий постулат вновь вызвал улыбку на губах барона. Браво фюрер! Вы как всегда бесподобны в своей непосредственности и напоре. Чёрт побери! Просто буря и натиск – ровные зубы Отто твёрдо сжимали сигару. – Бог свидетель! У каждого патриота Германии крылья растут за спиной от ваших смелых речей…А сердце переполнено гордостью, как кубок рейнским вином! Но вот за Ламаншем, равно и за Атлантикой иудово племя подняло нестерпимый вой…
– Какая низость! Какая вопиющая мерзость, господа!
– Этот выскочка – параноик!…таки исчадие ада! Махровый нацист… А его низкопробная « Майн кампф» ? это бред сумасшедшего, да и только! Какой вульгарный, солдафонский цинизм!
– Антисемит! Фанатик!
– Шовинист!
– Юдофоб! Зверь во плоти! Чернокнижник…
– Его « Майн кампф» это вопли безумца!..
– Бездарность и мракобес…
– Его 800 страниц не блещут ни слогом, ни образностью, ни эрудицией! От них несёт « пивным путчем» и мюнхенским бредом…
– Эти 800 страниц, господа, буквально вязнут на зубах…Скука и серость… Неужели, никто из вас, не замечал злобный и душный идиотизм этого труда?
– А вот и не-е-е-ет!! Что б мне провалиться, джентльмены. Этот малый не так прост, хоть лопни! Он куда хитрее и прозорливее многих из нас и своего окружения. Бьюсь об заклад! Сто против одного…Мир ещё услышит о подвигах этого психопата – ефрейтора…
* * *
И мир не только услышал о Гитлере, но содрогнулся и впал в тяжелейшее чёрное отчаянье от подвигов и успехов этого безродного безумца.
Нет, Адольф Гитлер не был сумасшедшим. Хотя некоторые бойкие журналисты и психиатры на Западе и утверждали, будто он страдал паранойей. Не наблюдалось у него и сильных отклонений, вызванных применявшимися им медикаментами, о чём охотно писали даже некоторые более – менее серьёзные западные историки¹.
Но всё это удел дешёвых спекуляций на тему…И неистребимая страсть человечества к невероятным сенсациям. Спору нет! звучит ошеломляюще: сумасшедший перевернул мир и многовековой порядок.
Однако, хорош больной! Полоумный двенадцать лет к ряду правил 80 млн. народом в самом центре Европы – и не в глубокой античной древности, и даже не в средневековье, а во вторую треть XX, цивилизованного века, века великих открытий и научного прогресса!
Сумасшедший завоевал Австрию, Францию, Бельгию, Нидерланды, Норвегию, Югославию, Грецию, Польшу, Чехословакию, бомбил Лондон, став для Черчилля и всех англичан – ночным кошмаром летящим на крыльях смерти, дошёл почти до Москвы – его генералы видели в бинокли рубиновые звёзды Кремля и, как шутили, – усы Сталина. Дошёл до Волги! Кавказа! Захватил Крым! И всё это в шизофреническом бреду??!!
Теперь мир, смертельно напуганный своим животным страхом, в оцепенении жил в ожидании грядущего…Сможет или нет – фюрер окончательно воплотить свои дьявольские идеи в жизнь. Теперь уже мало кто сомневался: если коммунистическая Россия рухнет, под натиском железной машины нацистской Германии…Гитлеру удастся загнуть Человечество в бараний рог. Он подчинит себе весь мир и действительно создаст Тысячелетний Рейх – новую цивилизацию, Империю Зла – на руинах двухтысячелетней старой. Какой она будет? – такой глупый вопрос в оккупированной немцами Европе уже никто не задавал. Это будет фашистское – тоталитарное государство, воздвигнутое на чудовищной тирании, жесточайшем террористическом режиме насилия, страха…На крови и костях – нет, не миллионов, а миллиардов людей! И это будут уже не « Закат Европы» по Шпенглеру, а « Закат мира» по Гитлеру.
Нет, фюрер не был умалишённым, бесноватым – да, но не безумцем. А кто из великих завоевателей со времён фараонов Древнего Египта, Александра Македонского, Атиллы, Чингиз-хана, Тамерлана, Наполеона…был другим?..
Три тысячи залпов чертей! Он был как раз самым здравомыслящим и нормальным среди его окружения. И затеял он эту чудовищную по масштабам, невиданную прежде человечеством II-ую Мировою войну, отнюдь, не потому, что оказался безумным, потому, что такова была жестокая логика – или антилогика – его милитаристской системы. Сам новый порядок и его нацистская теория, сам тоталитарный фашистский строй толкал диктатора Гитлера в огненную бездну войны со всем миром, а вместе с ним и Германию.
Глава 2
1934 год. Отто хорошо помнил: тогда же, в один из поздних вечеров, в их загородном, родовом особняке, в кабинете отца, за закрытыми дверями, у него произошёл сложный, но доверительный разговор с ним.
Старый барон Альбрехт Ганс Фридрих фон Дитц, по-домашнему, в халате, расположившись у камина, сказал:
– Отто, мальчик мой, будь добр, присядь и выслушай старика отца. Век мой подходит к концу…
– Отец! – он нервно усмехнулся, ноздри его трепетали. – Ты же знаешь, я не терплю, когда ты заводишь разговор на эту тему…
– Значит, потерпишь! – потребовал вдруг отец. – Не перебивай старость, сынок. Она, как и смерть, неотвратима…с ней не поспоришь. Но сейчас не об этом! Ты молод и жизнь твоя, и карьера – всё впереди. Потому я обязан предостеречь тебя, дать напутствия и сказать то, что должен.
Отто молча, пересёк кабинет, слабо освещённый люстрой с электрическими свечами, и остановился у камина, в котором потрескивали поленья, объятые оранжевой вуалью пламени. Старый барон сидел в кресле, ноги его были укрыты шотландским пледом в крупную сине бордовую клетку. Рядом стоял полированный красного дерева стол, в котором как в чёрном зеркале, отражались языки пламени камина. На столе мерцало серебряное блюдо с крупными зелёными яблоками, рядом благородно сверкало фамильное столовое серебро. Хрустальный четырёхгранный штоф, до половины наполненный тёмным, как гранат, вином, стоял по соседству с серебряным кубком. Оба сосуда отсвечивали золотыми бликами бойкого пламени камина.
– Слушаю тебя, – присаживаясь в кресло напротив, почтительно сказал Отто.
Старик налил ему вина, но не ответил. Потом, продолжая хранить паузу, уставился на рубиновые поленья, потрескивающие в багровой пасти камина.
« Что задумал отец? Какого чёрта тянет? – не понимал он. – Ох, уж мне эти завивы да выходы…в старинном духе. Не как не уймётся…»
Отто пригубил вино и вновь беспокойно спросил себя, зачем он тут. Вдруг поднял голову. Родитель пристально смотрел на него. Его сухое, изборождённое морщинами аристократическое лицо находилось на границе темноты – света камина и это лицо отца – бледная кожа, седые волосы…Красные сосредоточенные глаза, в блестящих зрачках которых, отражались рыжие искры.
– Ладно, время не ждёт, – надтреснуто сказал, наконец, он.
– Тишина эта мне знакома…Она перед бурей. Но скажи, о чём ты думаешь, сын?
– О чём и ты, о « ночи длинных ножей» …Фюрер сделал это…
– Это сделал не Гитлер, – резко отрезал барон. – Да, он глава нации и властитель дум…Но, имел ли он власть над произошедшим? Убеждён, им руководило нечто сильное и дикое…
– Ах, перестань! Умоляю, отец, – с досадой протянул Отто. – Вредная тема, мне надоело слушать эту ересь, когда наш дом полон гостей…Но сейчас мы одни, и, право, я хочу, чтобы ты позабыл о существовании мира духов. Твой спиритизм, признание жизни « духов» умерших и возможность общения с ними через посредство медиумов…в роли коих выступают отпетые шарлатаны и цыганская нечисть…
– Ты мне не веришь? – грозно и требовательно вопросил отец.
Он промолчал, но лишь из такта и уважения к сединам отца.
– Пусть так…Но Богу, ты молишься?
– Причём тут Создатель? – Отто вскинул брови, с нескрываемым удивлением, глядя на отца. – Конечно, да. Но это…совсем другое дело.
– Разве? Без Тьмы нет Света. Без Зла – Добра. Подумай ещё раз, сынок. Вспомни, в чём ты мне признался сам…Ты играл в покер, не так ли? Ставки были высоки, это было в нашем доме, ну, вспоминай! Две-три недели назад. Меня навестили старые друзья из Баварии…Ты играл против некоторых весьма богатых и влиятельных людей.
– Я помню. Баварский министр юстиции Гюртнер с женой, герр полковник Россбах, генерал Зейссер…и что же?
– А помнишь, последнюю сдачу? Я видел, – барон утвердительно кивнул головой, – ты, мальчик мой, закрыл на секунду глаза, ведь так? И только потом взял последнюю карту.
– И?.. – Отто был поставлен в тупик.
– Какому духу, ты, молился тогда?
– Я…я…Ах, вот ты о чем? – Он сдавил подлокотники кресла, словно был на допросе в гестапо, и вдруг рассмеялся. – Сущий пустяк. Я попросил удачу у духа Зигфрида, чтобы он послал мне туза. Но это совсем другое. Прошу прощения, я, один шут, никак не возьму в толк, к чему ты клонишь?
– А теперь слушай, мой мальчик! – глаза старого барона сузились, голос заговорщицки стал тих. – Знаешь ли ты, кому поклоняется наш вождь?
Они оба, не сговариваясь, посмотрели на большой портрет фюрера, верноподданнически висевший на каминной стене. Фюрер на сём броском полотне, написанный маслом, широким, атакующим мазком, – был убедительно хорош: решителен, несгибаемо крепок, с неистовой одержимостью в стальных глазах, словно демонический рыцарь, готовящийся к битве.
Сверхъестественно! Но, Отто мог поклясться хоть на Библии, хоть на крови…В этот момент, внезапный порыв ветра сотряс высокие стёкла кабинета…Ворвался через открытую фрамугу, взволновав тяжёлый бархат портьер, и швырнул ему в лицо пригоршню колючей пыли, принесённой из, Бог весть, каких неведомых краёв. Эта горькая пыль пахла далёкими пожарищами, кровью и чем-то ещё едким, удушливо острым, напоминавшим не то запах уксуса, не то перегоревшего пота. Но за мгновение до этого, как порыв ветра коснулся его скул, ему почудилось: он услышал властный – командный голос, далёкий и холодный, словно северный ветер, дующий сквозь его душу. И ветер этот шептал всего несколько тихих, но яростных слов: « Один народ, одна Империя, один фюрер! Следуй за мной, во славу Тысячелетнего Рейха!» Затем откуда-то донёсся шёпот, и он был почти уверен, что услышал ледяной смех.
– Отто! – Он вздрогнул от неожиданного раздражённого окрика, нахмурился и с недоверчивым напряжением посмотрел на отца. – Ты полагаешь… – слова застревали в горле. – Ты думаешь…Наш фюрер покланяется…дьяволу?
– Да! Тысячу раз да! Зверю…
– Вздор! – высокие скулы Отто негодующе вздрогнули. – Он мистик…возможно…Но не более, чем я или ты. Поверие, повальное увлечение…Сейчас это модно в Европе. Гесс, Гиммлер, Геббельс – все они тоже верят во всевозможную древнегерманскую, тибетскую и прочую мистику.
– Замолчи! Я чувствую над всеми нами навис жуткий и страшный рок. Да будет тебе известно, что кроме оголтелых штурмовиков, вроде головорезов Рема, боевых союзов Крибеля, Гофмана и Мульцера… в « Ночь длинных ножей» были вероломно убиты и многие высокопоставленные, преданные Германии генералы…А так же гражданские политики, которых фюрер счёл опасными для себя, а потому – « лишними» . Некоторые из них были мои товарищи…Некоторые из них бывали у нас в гостях, и ты, мальчик мой, был представлен мною им лично.
Эти откровения отца взволновали Отто, даже потрясли, но…не поколебали его убеждений. Он был очарован фюрером. Гитлер был для него кумиром, им оставался, и потому он готов был оправдать любые действия вождя, – будь они даже с подачи самого Сатаны.
Что ж, об Адольфе Гитлере кто только не говорил, как о « безумце» – вероятно потому, что большинство людей в состоянии были представить себе, что логика Зла может быть чем-то иным, а не субпродуктом психического отклонения.
Однако, Отто фон Дитца, как и миллионы других немцев ничуть не занимала пустопорожняя полемика между « высоколобыми умниками» по обе стороны Атлантики, а именно: до какой степени простиралось, так сказать, « безумие» вождя нацистской Германии, и какую часть совершённых им « злодеяний» можно отнести на счёт патологий – физических и душевных. « Так кто вы, мистер Гитлер?» « Сумасшедший или просто воплощение Зла?»
– А может всё таки гений Зла? – проиронизировал в адрес « янки» и « бобби» молодой барон. – Эй, кто там, из лукавых евреев придумал, что гений и злодейство – несовместимы?! А так же, чёрт возьми, тогда быть с гением Наполеона?.. И звериной жестокостью его бравых солдат, вроде незабвенного Шовиньи2? И что, вообще, такое « зло» на войне? Удача, победа, триумф? Нет, господа, что ни говори, а из хищных, животных инстинктов человечества, сколько не юродствуй, не бейся, – не сделать гуманный псалтырь милосердия. Верно, сказано: « Вся история мира – это история войн» . И фюрер прав в своём утверждении: « Культура нации – это негаснущая любовь к войне, победе, величию и славе, как страсть к любимой женщине. На этом стоял Рим Цезаря, на этом будет стоять и Рейх фюрера!»
…Что ж, пугающие откровения отца, конечно, оставили след в душе сына, но не убедили.
– Опасные…крайне опасные речи, отец! – Отто хищно усмехнулся, и в глазах старого барона загорелись искры гнева. – Вот и я о том! Среди них, Отто, мог быть и твой отец…Клянусь памятью твоей покойной матери…Я никогда ещё не ощущал такой энергии Зла, как та, что ворвалась в наши ряды…и прокатилась по всей Германии, в ту злополучную ночь. Добро было уничтожено Злом. Эта энергия Тьмы отмела светлых, доброжелательных духов, словно мух!
– Да что с тобой, отец? Ты говоришь, как язычник. Довольно химер!
– Именно эта чудовищная сила, вопреки всему вывела Гитлера на олимп власти, и именно она…управляла им, когда он отдал этот чёрный приказ…Он продал душу Сатане, а это…
– Прекрати! – резко потребовал Отто. – Ради всего святого, опомнись!
Лицо отца окаменело. Несколько секунд он смотрел на него своими воспалёнными, налитыми сильнейшей тревогой глазами, потом откинув плед с колен, тяжело поднялся.
– Прости, я не хотел расстроить тебя, мой мальчик. Ты знаешь, как я люблю тебя…бесконечно люблю. Но я хотел, чтобы ты знал правду. Хотел предостеречь тебя… Кто предупреждён, тот вооружён…
– Ради Бога, перестань же!
– …тот кровавый шабаш… То, что произошло прошлой ночью разбило все наши надежды Германии. И я боюсь, как бы она не была брошена в жертву, на алтарь этого безумца.
– Но, ведь, ты сам, отец, восхищался им…А твои деньги, отец?! Ты, жертвовал их на НСДАП немало…
– Я был слеп, Отто. Но каяться поздно. Антихрист среди нас. Нам всем следует молить и просить Господа…Чтобы Он спас Германию от катастрофы! От падения в бездну, на край которой её поставил этот Адольф…На этом всё. Я сообщил тебе эту правду, я сделал то, что должен был сделать.
– И эта « правда» сделает нас лучше, решит все беды Германии и её несчастного народа?.. – Отто широко улыбался. – Что-то подобное я уже слышал и раньше…Да только проку от этого было пшик.
– Решать тебе, Отто! – в голосе отца слышалось предельное напряжение. – Ты, можешь шутить в пивных со своими болванами, можешь корчить рожи перед зеркалом, менять голос и до дури маршировать по улицам с молодчиками из СА, и пусть они думают, если у них есть мозги, что ты живёшь тем же, чем и они. Но не надевай на себя бесовскую личину передо мной! Приходит время, когда наступает конец всем шуткам. Смех умирает. И тебе приходится смотреть на мир без фальшивых очков, видеть его таким, каков он есть на самом деле. И помни: делай не то, что сердце велит, а то что разум приказываю Ты всегда радовал меня. Отто. У тебя светлая голова. У тебя благородные предки…Помни мои слова и держись праведной дороги. Будь осмотрителен и да хранит тебя Небо.
« Тысяча залпов чертей! От какой катастрофы, ты, предостерегаешь меня? О каком пристанище Зла и астральных духов, ты, говоришь?!» – хотел в ярости крикнуть он.
Но отец уже отвернулся. По-стариковски медленно, но с достоинством он пересёк кабинет и, словно растворился в сумраке. Он услышал слабый звук затворившейся двери. « Бог мой…Не дай мне дожить до таких лет…Отец совсем выжил из ума. Вот в чём проблема старости…Антихристы, шабаши, ведьмы…А как же чеканная проповедь фюрера? « Ненависть к врагам Рейха, возведённая до безумия – есть спасительная истина нации!»