А 19 июля Германия объявила войну России. На это российское общество ответило взрывом патриотизма, выразившимся, прежде всего, в повсеместных порою многотысячных манифестациях.
И Александр Арефьевич окончательно понял, что войны уже не избежать, и что к предстоящим в его жизни событиям надо теперь относиться очень серьёзно. Ведь ему, как и другим офицерам, предстоял реальный и суровый экзамен на мужество и честь.
Теперь главное – думал Успенский – это не опозориться и не осрамиться перед своей ротой. А умереть ведь всё равно суждено только один раз. И лучше это сделать красиво и на поле брани за Родину!
Ведь как многие офицеры царской армии, Александр Арефьевич был привержен идеалам чести, служения и самопожертвования во имя Родины.
На 8-ой день мобилизации, 25 июля, были уже мобилизованы все русские кадровые пехотные дивизии, и начались оперативные перевозки войск и их сосредоточение на стратегических направлениях.
В частности 106-ой Уфимский пехотный полк прибыл на железнодорожную станцию Симно, находящуюся вблизи границы с Германией, в район сосредоточения своей 27-ой пехотной дивизии.
К 13-му дню мобилизации, к 30 июля, в действующей российской армии уже было 96 пехотных и 37 кавалерийских дивизий, численность которых составляла около двух миллионов семисот тысяч человек, не считая одного миллиона резервистов и гарнизонов крепостей.
А через три дня, ко 2 августа 1914 года, на 16-ый день мобилизации было завершено развёртывание ещё и 35 пехотных дивизий второй очереди.
Но ещё 31 июля германский посол в Петербурге граф Фридрих фон Пурталес попытался добиться объяснений от министра иностранных дел Российской империи С.Д. Сазонова, и в ультимативной форме потребовал от него отменить мобилизацию, на что получил отказ.
А российский император Николай II-ой в эти же часы отправил новую объяснительную телеграмму кайзеру Германии Вильгельму II-му:
«Приостановить мобилизацию уже технически невозможно, но Россия далека от того, чтобы желать войны. Пока длятся переговоры с Австрией по сербскому вопросу, Россия не предпримет вызывающих действий».
Таким образом, Россия отказалась дать Германии положительный ответ на демобилизацию своих войск. И вечером того же дня посол Германии в России Фридрих фон Пурталес передал ноту об объявлении войны министру иностранных дел Сергею Дмитриевичу Сазонову. После этого он отошёл к окну и неожиданно заплакал.
А чуть позже, 2 августа 1914 года, передовые германские 5-ый и 6-ой армейские корпуса 8-ой немецкой армии генерал-полковника Максимилиана фон Притвица начали боевые действия на Восточном фронте, вторгшись на территорию России, заняв и разорив город Калиш в центральной Польше, а на следующий день взяв и Ченстохову.
А накануне части 27-ой пехотной дивизии 3-го армейского корпуса из 1-ой русской армии двумя походными колоннами двинулись от Симно к Вержболово.
Подходя вечером 3 августа к городу, солдаты 106-го Уфимского пехотного полка услышали шум недалёкого боя, который вели немцы против русской кавалерии.
В этот вечер и все остальные воинские части 1-ой армии, готовые к вторжению в Восточную Пруссию, закончили сосредоточение на границе с Германией.
По замыслу командования армии главным направлением удара 3-го корпуса был назначен участок фронта между городами Инстербург и Ангербург, что было предписано Приказом № 2 по 1-ой армии.
А по боевому предписанию 3-ий армейский корпус под командованием генерала от инфантерии Николая Алексеевича Епанчина в составе 25-ой пехотной дивизии под командованием генерал-лейтенанта Павла Ильича Булгакова и 27-ой пехотной дивизии под командованием генерал-лейтенанта Августа-Карла-Михаила Михайловича Адариди сосредотачивался в районе между городом Вержболово и деревнями Бержины и Шаки.
По тому же приказу всем корпусам армии предписывалось 4 августа перейти границу Восточной Пруссии, а 3-му корпусу в тот же день выйти к городу Сталупенен.
Этот приказ офицеры 13-ой, 14-ой, 15-ой и 16-ой рот 4-го батальона, которым командовал, недавно переведённый из 105-го Оренбургского пехотного полка в 106-ой Уфимский пехотный полк, подполковник Павел Иванович Красиков, выслушали уже после двадцати двух часов того же 3 августа.
Собравшись в одной хате, они отмечали в своих полевых книжках и на картах направления для атак каждой роте, которые в это время отдыхали, набираясь сил перед утренним наступлением.
Час ожидания прошёл, и наступало время действовать. Настроение офицеров было приподнятым, а многие, возможно из-за внутреннего страха, даже бодро шутили.
– «Господа офицеры! – начал наставление Павел Иванович – Нам предстоит действовать на границе Германии. А что собой представляет германская армия – всем известно. Это не сброд, а чётко организованная, хорошо вооружённая и обученная, отмобилизованная армия. Нам всем надо теперь относиться к этому … предприятию, как к серьёзной работе – продолжил он – Повторяю, что сознавая всё это, все мы твёрдо уверены и надеемся, что Бог пошлёт нам вполне заслуженную победу. Допустить обратное не позволяют ни сердце, ни разум!» – пафосно заключил командир батальона.
Взволнованные речью командира, офицеры одобрительно зашептались, обмениваясь первыми впечатлениями.
– А я лично против немцев питаю такое чувство ненависти, что готов даже на зверства!» – послышалось из угла хаты от командира 13-ой роты капитана Владимира Ивановича Барыборова.
– «И у меня такое же мнение!» – выразил теперь уже общее мнение подпоручик Врублевский из 16-ой роты.
– «Хочется проучить зазнавшихся колбасников и надолго отбить у них охоту на авантюры!» – поддержал его поручик Кульдвер.
– «Да, господа! Что будет – одному Богу известно. Но хочется верить, что Бог не в силе, а в правде!» – как бы подвёл черту подполковник Красиков.
Внезапно в хату вошёл всеобщий любимчик и герой Японской войны всегда весёлый и остроумный штабс-капитан Михаил Константинович Попов.
– «О, Мишель! Выдай-ка нам что-нибудь новенькое и весёлое!» – послышалось из сумрака комнаты от штабс-капитана Сергея Сергеевича Сазонова – командира 14-ой роты того же 4-го батальона их полка.
Взглянув на первого же попавшегося его пытливому взгляду, тщательно пережёвывавшего пищу командира 13-ой роты капитана Владимира Ивановича Барыборова, «Мишель» тут же выдал, слегка подкручивая кончики своих мушкетёрских усов:
– «Господин капитан, вам не стоит сейчас есть так много! Потому что, если ранят в живот, то из-за переполненного пищей желудка смерть неминуема!».
В ответ бравый и уверенный в себе капитан рассмеялся, но есть на всякий случай перестал.
Но, видимо поняв, что начал со слишком минорной ноты, «Мишель» мгновенно перестроился и обрадовал очередного попавшему ему на язык офицера, коим стал капитан Гедвилло:
– «А вы, господин капитан, непременно станете генералом!».
Воспрявшие духом офицеры стали наперебой просить пророка «Мишеля» дать предсказания и их судьбе, но в этот момент Александр Арефьевич вышел во двор.
А когда круг замкнулся, а Успенский вернулся, кто-то спросил «Мишеля» и о его судьбе, что даст ему война.
– «Господа, а мне непременно будет деревянный крест, потому что в японскую войну я его не получил».
Это предсказание «Мишеля» побудило некоторых из присутствовавших офицеров на всякий случай обменяться своими домашними адресами.
Затем офицеры, утомлённые дневными хлопотами по размещению своих частей, разошлись спать по своим подразделениям, но мало кто из них смог теперь спокойно заснуть, тем более выспаться, волнуясь от осознания серьёзности обстановки.
И ранним утром 4 августа, уже русская армия, силами двух армий Северо-Западного фронта перешла границу Восточной Пруссии, начав Восточно-Прусскую операцию. А разработали её и опробовали в оперативно-тактической игре ещё в 1911 году.
По этому плану 1-ой армии предписывалось атаковать левый фланг немецкой группировки в Восточной Пруссии и отрезать её от Кенигсберга, блокировав этот город.
А 2-ой армии предписывалось, обойдя Мазурские озёра и болота с юга, атаковать правый фланг немцев, отрезав его от Вислы, и совместно с 1-ой армией окружить немецкую группировку.
Но времени на подготовку этой операции у российского военного руководства практически не было, так как срочность её проведения буквально диктовалась просьбой о помощи со стороны Франции, подвергшейся мощному удару германской армии.
И французский посол в России Жорж Морис Палеолог уже через четыре дня после начала войны взывал к Николаю II-му:
– «Я умоляю Ваше величество приказать Вашим войскам немедленное наступление, иначе французская армия рискует быть раздавленной».
Как и полагалось по замыслу этой операции, разработанной в Ставке под руководством Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, 1-ая русская (Неманская) армия под командованием генерала от кавалерии Павла-Георга Карловича Ренненкампфа двигалась с северо-востока от Мазурских озёр, от реки Неман, на запад к Кёнигсбергу.
А 2-ой (Наревской) армии под командованием, зарекомендовавшего себя талантливым военачальником, генерала от кавалерии Александра Васильевича Самсонова было предписано двигаться от реки Нарев на север – в обход Мазурских озёр с юго-запада.
В четыре часа утра 4 августа 1914 года, ещё в предрассветных сумерках и сквозь белёсый туман в низинах, роты 106-го Уфимского полка начали движение к границе с Германией.
Восход Солнца колонны полка встретили на марше, и уже засветло перешли российско-германскую границу. Как-то быстро и само собой перед глазами солдат промелькнули пёстрые пограничные столбы с двуглавыми русскими орлами и одноглавыми немецкими.
В этот момент какое-то непривычное всё усиливающееся внутреннее волнение вновь охватило капитана Успенского.
Он словно своим нутром теперь чувствовал неизвестность и непоправимость, даже фатальность происходящего, но теперь ещё ярче и острее.
– Да, Россия уже позади! – мелькнула у него мысль.
В первый день конечными пунктами продвижения его 27-ой пехотной дивизии были назначены населённые пункты Восточной Пруссии Будвейчен, Гёрритен и Допенен.
После почти пятичасового перехода, в девять часов утра, когда Солнце было уже высоко, его рота остановилась на малый привал в высокой ржи с редкими васильками. Собравшиеся вместе офицеры закусывали и шутили, что уже ждут повышенных суточных за переход германской границы.
А вокруг пока всё было тихо и красиво. Прекрасное утро с ярким и тёплым Солнцем, ясным и безоблачным небом, ещё не пожухшими травами с пёстрыми цветами на лугах, с жужжащими осами над ними и душистым августовским ароматом спелых трав и цветов, пока мирно пьянило.
– Да! Сейчас только жить и жить! Только в такое время ты ясно понимаешь и ощущаешь цену жизни, которую совсем не замечаешь и не ценишь в мирное время – с какой-то тоской подумал Александр Арефьевич.
Но его полк двинулся дальше.
И в этот момент немцы открыли артиллерийский огонь по идущим колоннам.
А вскоре послышалась и ружейно-пулемётная пальба.
Сразу перейдя с марша в наступление, 106-ой Уфимский пехотный полк вступил в тяжёлый встречный бой с немцами у города Сталупенен.
А ещё раньше, в девять часов утра 4 августа, при выходе из Эйдкунена первой нападению немцев подверглась колонна 98-го Юрьевского пехотного полка 25-ой пехотной дивизии их же 3-го армейского корпуса.
Этот полк также получил приказ о наступлении, и в семь часов утра 4 августа пересёк границу Российской империи в составе 1-ой бригады 25-ой пехотой дивизии 3-го армейского корпуса начав движение по шоссе тоже на немецкий город Сталупенен.
А там их всех на заранее подготовленных и укреплённых позициях поджидал 1-ый немецкий армейский корпус генерала Германа фон Франсуа.
98-ой Юрьевский пехотный полк до 17 июля также находился в летних лагерях, в четырёх километрах от города Двинска Витебской губернии на берегу реки Западная Двина, когда из штаба 25-ой пехотной дивизии был получен приказ о мобилизации.
И этот полк, как и все другие полки дивизии, тоже приступил к комплектованию личным составом по штатному расписанию военного времени.
Командиром 1-го батальона полка был недавно получивший звание подполковника и назначенный на эту должность кадровый офицер Дмитрий Николаевич Постников – старший товарищ капитана А.А. Успенского, как и он окончивший Виленское пехотное юнкерское училище.
Он также начал свою воинскую службу в девятнадцать лет рядовым, но в 103-ем Петрозаводском пехотном полку.
И также в 1907 году в чине капитана был переведён в свой полк на должность командира роты. И почти также у него дома теперь осталась жена, но с четырьмя детьми.
После всех мобилизационных мероприятий, завершённых к 25 июля, его полк пятью эшелонами был отправлен на железнодорожную станцию Олита, прибыв на место постоянной дислокации к 27 июля, заняв боевые позиции в двадцати – тридцати вёрстах от одноимённого города.
Вечером 29 июля расположение полка на большой высоте неожиданно облетел, видимо совершавший разведку, немецкий аэроплан. Открытая солдатами ружейная стрельба его только отогнала, но не повредила. И все поняли, что первого боя осталось ждать недолго.
И через три дня, 1 августа, командир полка полковник Владимир Александрович Желтышев получил приказ о наступлении 1-ой армии, и его полк в походном порядке двинулся к городу Волковышки.
А уже 2 августа по раскисшим от начавшихся дождей дорогам этот полк подошёл к городу Вержболово, около которого и произошло его первое боевое столкновение с противником.
На 13-ую роту капитана Александра Николаевича Вишнеревского легла основная тяжесть боя за деревню Бояры, которая в течение дня переходила из рук в руки, пока с сумерками бой не затих.
А 14-ая рота капитана Андрея Афанасьевича Молчанова в это время прикрывала артиллерию, находясь в резерве.
В тот день этот бой оказался не единственным. Столкновения уже шли по всей линии соприкосновения частей 1-ой армии с противником. Но пока они больше были разведкой боем.
Но теперь, в этот день 4 августа, 98-ой Юрьевский пехотный полк, так же, как и находившийся южнее 106-ой Уфимский пехотный полк, сразу с марша вступил в бой, получив приказ наступать на Сталупенен.
Преодолевая ожесточённое сопротивление немцев, 1-ый батальон Юрьевского полка под командованием подполковника Дмитрия Николаевича Постникова наступал севернее линии железной дороги Эйдкунен – Сталупенен.
Не смотря на сильный огонь со стороны немцев, при поддержке 2-го батальона подполковника Яна Ильдефонсовича Энгельмана, наступавшего параллельно и южнее железнодорожных путей, 1-ый батальон к полудню оттеснил противника, и через полтора часа продвинулся к деревне Пешикен.
На этом направлении 1-ый и 2-ой батальоны 98-го Юрьевского полка тесно взаимодействовали с наступавшими севернее батальонами 99-го Ивангородского пехотного полка.
На узком участке фронта батальоны всех этих трёх полков действовали фактически в зоне прямой видимости друг друга.
В один из моментов чуть затихшего боя, Александр Арефьевич стал свидетелем героического поступка неизвестного ему капитана – командира роты Ивангородского полка.
Тот, раненый в грудь, плечо и бедро, весь перепачканный кровью, встав во весь рост, буквально сверкая глазами, крикнул не выдержавшим сильного огня и начавшим отходить солдатам:
– «Куда!? Ошалели?! Где противник? Вон где! Ивангородцы, вперёд!».
Крик, вид и жест этого героя, показывавшего окровавленной рукой в сторону немцев, заставил солдат сконфузиться, остановиться и повернуть в сторону неприятеля.
Немцы вели прицельный и всё усиливавшийся огонь по наступающей русской пехоте с хорошо подготовленных, укреплённых и замаскированных позиций.
Вокруг капитана Успенского стали падать на землю убитые и раненые солдаты его роты. А первым из офицеров полка был убит, как он себе и предсказал, «Мишель» М.К. Попов.