Одного взгляда на еду хватило, чтобы желудок вновь начал бунтовать.
– Не могу есть, – пожаловался я.
– Это сейчас исправим! – сказал невозмутимый Дубовцев, убежал и вновь появился с тарелочкой, на которой лежали ломтики лимона. Заставил меня сжевать пару кислых долек. После этого я принялся за рыбу.
– Барабулька. Черноморская, – объяснял мне Дубовцев. – Вкуснее рыбы не бывает.
– Пересоленная, – сказал я.
– Это так надо, – успокоил меня мой матрос-опекун.
После еды стало немного легче, и я направился к адмиралу. Нашёл его на квартердеке. Он обсуждал с капитаном Сарандинаки курс эскадры.
– Корабли сильно разметало во время шторма, – докладывал капитан. – Но сейчас эскадра в сборе.
– Есть сильные повреждения? – спрашивал Адмирал.
– Исправим своими силами, – заверил его Сарандинаки. – Вот, только на линейном «Святая Троица» – руль сорвало. Авизо «Святая Ирина» потрепало. Сильная течь.
– Прошу вас созвать военный совет. Пусть капитаны прибудут с докладами о состоянии кораблей. Если есть сильные повреждения на каком из кораблей, надо их отправлять обратно в Севастополь, – решил адмирал. – Пусть отремонтируются, как следует, и догонят нас.
Ушаков заметил меня.
– Рад видеть вас в здравии, Добров, – добродушно улыбнулся он.
– Мне ужасно стыдно, господа, – сказал я. – Я не оправдал вашего доверия.
Адмирал и капитан рассмеялись.
– Не стоит так убиваться, – махнул рукой Ушаков. – Обычное дело с новичками. Мы все через это прошли.
– Правда? – удивился я. – Быть такого не может.
– Да, вы не переживайте, – сказал капитан. – Не один вы такой. Пятерых матросов разболтало, а гардемарины – все поголовно слегли. До сих пор к борту бегают морского козла дразнят.
– Коль выздоровели, – сказал Ушаков, – занимайтесь должностными обязанностями. Работа – лучшее лекарство от всякой хвори.
* * *
Спустя десять дней эскадра подошла к Босфору, или как ещё его называли: Дарданеллы Константинопольского пролива. Зелёные берега сползали к морю, как будто хотели напиться. Вершины холмов покрывали густые рощи. На склонах ровными рядами росли виноградники. Попадалось множество усадьб, окружённых садами. Небольшие селения. Белые домики с плоскими крышами. Свечки минаретов торчали ввысь. Торговые корабли под флагами разных стран плыли навстречу. Стаи цапель, отдыхали в затонах. При нашем приближении птицы взмывали в воздух огромными тучами, заслоняя солнце. Дельфины кружили у самых бортов.
Тут же был отослан авизо «Панагия» в Константинополь к русскому послу с донесением. На следующий день пришёл ответ с приглашением: войти в турецкие воды.
– Посмотрите, – сказал Ушаков капитану Сарандинаки, передавая ему подзорную трубу. – Подходим к Константинопольскому каналу?
– Прикажете прямым курсом к Царьграду?
– Не стоит. Давайте бросим якорь напротив Буюктера, – приказал адмирал.
Городок Буюктер оказался чистым, утопавшим в зелени садов. Здесь в основном располагались загородные дома иностранных дипломатов. Поэтому городок выглядел больше европейским, нежели азиатским. Но были и турецкие улицы. Домики теснились на склонах, будто опята на пне.
Кое-где торчали башенки минаретов.
Как только мы подошли к Буюктеру, народ облепил берега. Местным туркам хотелось посмотреть на непобедимую эскадру Ушакова. На берегах Босфора столько ходило легенд о бесстрашном адмирале Ушак-паше, что его считали за волшебника, повелителя бурь.
– Они что, кораблей не видели? – удивился я.
– Кораблей здесь полно, – сказал Егор Метакса. – Представьте, местные турки много лет живут в страхе, что со дня на день сюда войдёт русская эскадра, и тогда не будет никому пощады. Со всех сдерут кожу и скормят собакам.
Вот, мы и появились, но теперь, как союзники.
С набережной нам махали шляпами и платками, кричали приветствий. Мы отвечали салютом из малого калибра. Множество лодок и небольших торговых судов устремились к нам. Совсем дёшево предлагали фрукты, сладости, напитки.
– Фёдор Фёдорович! – Капитан Сарандинаки чуть заметно указал кивком в сторону небольшой шебеки под косыми парусами. – Глядите-ка. Видите, вон, того торговца на носу, который так внимательно разглядывает наши корабли.
– Вижу. Действительно странно, – заметил Ушаков. – Одет он просто, а вокруг него не меньше дюжины янычар.
– Уж не сам султан Селим решил тайно посетить нас? – предположил капитан.
– Решил инкогнито оценить наши силы? Ну, что ж. Пусть смотрит. Дайте салют в честь него из носовых орудий.
Шебека с таинственным торговцем медленно прошла вдоль шеренги кораблей. Повернула обратно. Султан спустился в каюту, не желая привлекать к себе внимания.
* * *
Ушаков разрешил мне возглавить караул из морских гренадёров, пока мы будем стоять на якоре. Парусами управлять не надо, поэтому на вахте достаточно было роты гренадёров для охраны корабля. Во время моей дневной вахты причалил пакетбот. С пакетбота поднялся посыльный и потребовал срочно Адмирала. Я доложил Ушакову. Время было обеденное. Но посыльный сто раз мне сказал, что донесение срочное. Пришлось отрывать Ушакова от трапезы.
Адмирал вскрыл пакет прямо в кают-компании, где обедал с офицерами. Пробежался глазами по строчкам.
– Господа, советую прекратить жевать, иначе подавитесь, – сказал он. Стук ложек тут же стих. – Ерунда какая-то. Бригадный генерал Наполеон высадил французский экспедиционный корпус вблизи Каира.
– Египет? – неуверенно спросил капитан Сарандинаки.
– Египет, – подтвердил Ушаков. – Прошу к вечеру собрать всех капитанов у меня в каюте. Похоже, наши планы резко меняются.
* * *
– Прибыла почта, – объявил вахтенный офицер.
Егор Метакса принял пачку конвертов, рассортировал: что для адмирала, что для офицеров.
– Ах, вот вы, какой, Семён Иванович, – усмехнулся лейтенант фельдъегерской службы. – Я вроде бы всех офицеров помню по именам. А тут письма везу, читаю, какому-то Доброву.
– Письма, мне? – обрадовался я.
– Да. Представьте, вся сумка почтовая пропахла от них духами, – засмеялся он.
– Полно вам шутить, – смутился я.
– Простите, – пожал он плечами и вручил целых четыре конверта.
– Откуда этот чудный дух, господа, – засмеялся Егор Метакса, и все стали шумно втягивать воздух носами, при этом охать и ахать. Среди запахов солёной рыбы, ружейной смазки и прогорклого масла, вдруг возник аромат сирени и фиалок.
Я покраснел. Аромат исходил от моих конвертов. Вскоре все носы оказались вокруг меня.
– Ну, конечно! Кому ещё могут прийти такие письма. Ох, Добров! Покоритель красоток.
– Ну, что вы, господа, – оправдывался я. – Всего лишь одно письмо от воспитанницы Смолненского института.
Я вскрыл конверт. Счастья не было предела. Как же давно я не получал письма от Софьи. Она писала, что отец хочет выдать её замуж за местного генерала. Меня эта весть сильно огорчила. Но Софья дальше подробно рассказывала, как всеми способами пытается отказаться от замужества. Грозила отцу, что сбежит в монастырь. А ещё лучше – переоденется в мужское платье и последует за мной в Крым.
– Если не секрет, Семён, скажите, что за Диана держит в плену ваше сердце? – осторожно спросил Егор.
– Вряд ли вы её знаете, – пожал я плечами. – Софья фон Пален.
– Маленькая Софи? Почему же? Я её хорошо знаю, – ошарашил он меня. – После выпуска из морского корпуса в девяностом, меня частенько приглашала к себе баронесса фон Ган. Я помню этого восьмилетнего лисёнка. Хитрющая, юркая, вечно заливалась звонким смехом. Баронесса в ней души не чаяла. Она по-прежнему носит косички?
– Ей уже пятнадцать, – сказал я, смущаясь. – Ни разу не видел у неё косичек.
– Ах, простите, я позабыл, что минуло столько лет. Но не буду вас больше отвлекать. Читайте.
Дальше в письме шли описания событий, происходящих с Софьей: учёба, праздники, ссоры с подругами, примирения и прочая безделица. Я долго не выпускал письмо из рук. Читал бы и перечитывал. Но все же заставил себя вложить листок обратно в конверт и приступить к следующим письмам.
Второе письмо оказалось от самого фон Палена, в котором он меня отчитал в дурном влиянии на его дочь. Все старшие дочери его слушаются, и Софья раньше была кроткой и послушной, но как только дошло дело до, нет, даже не женитьбы, а намёка на женитьбу, девчонку словно подменили. Превратилась в фурию: дерзит, грозит черт знает чем, того и гляди выкинет какую-нибудь глупость. Начали выяснять причину столь дерзкого поведения…. Так вот оно что! Добров! Но в конце письма он вдруг смягчился, написал: что делать, коль Богу так угодно. Пусть выходит замуж по любви. Но вы, Добров, ох, уж у меня смотрите! Чтобы вернулись с ногами, с руками и с обоими глазами.
Милая Софья! Как же мне её не хватает! Одного взгляда, одного слова, одной улыбки…
От третьего конверта пахнуло весной, жасмином и ландышем. Адресат значился: Княгиня Е. На душе стало неспокойно. Вскрыл конверт. Письмо от Елены Павловны. С первых же строк она меня уверяла, что пишет тайно, и никто не должен прочитать её послание. Я внимательно осмотрел конверт. По неровной кромке было понятно, что его уже вскрывали. Елена Павловна уверяла, что не желала мне зла. Узнав о моей ссылке, она на коленях умоляла отца смягчить наказание. Рыдала, клялась, что во всем виновата только она. Но ничего не помогло. Мне сало грустно. Бедная девочка, она даже толком не знает причину моей опалы. В конце просила прощения за свою глупость.
Я хотел тут же ей ответить, написать всю правду, успокоить. В моих приключениях нет ни грамма её вины…. Но четвёртый конверт остудил мой пыл. Так знакомый мне штабной конверт серого мышиного цвета. Такие же, будучи в Петербурге, я десятками, каждый день разносил по адресатам с приказами и уведомлениями. Письмо было от Аракчеева. Сухим, канцелярским слогом он сообщал, что император доволен моими докладами. Мне обещано повышение оклада и ускоренное получение следующего звания. На втором листе он ясно дал понять, что ему известно содержание письма Елены Павловны, и чтобы я не вздумал ей отвечать.
* * *
К борту «Святого Павла» пристал турецкий пакетбот. На палубу поднялось посольство во главе с драгоманом адмиралтейства. Высокий чернобородый турок в пёстрой одежде и с огненным взглядом передал Ушакову слова приветствия от султана Селима. Преподнёс подарок в виде золотой табакерки, на крышке которой искрились бриллианты.
Через несколько дней состоялась первая встреча с турецким адмиралтейством. Важные «Крокодилы морей» прибыли в Буюктер. В саду дома российского посольства были расстелены ковры с кучами подушек. Слуги принесли блюда с фруктами, высокие медные кувшины с охлаждёнными напитками, раскурили кальяны.
Начались предварительные переговоры. Бывшие враги присматривались друг к другу. Перебрасывались комплементами. Задавали вежливо вопросы, о чем угодно, но не о предстоящем походе. Вскоре, издалека заговорили о деле. Осмелели и принялись обсуждать экспедицию. Турки хитрили, ставили условия, тут же меняли их. Но Фёдор Фёдорович обладал гибким умом и выдержкой. Прекрасно вёл партию, как в шахматах. На все вопросы представителей Блистательной Порты: а если будет так, Ушаков сразу же находил ответ: тогда поступим эдак. После очередных доводов, высказанных Ушаковым, турецкие адмиралы долго молчали, попыхивая дымом из кальянов, потом удалялись на совещание в беседку, стоявшую в глубине сада. Громко долго спорили.
– Как же вы с ними ловко, Фёдор Фёдорович, – восхищённо сказал Егор, присутствующий на переговорах в роли переводчика.
– Постой, – остудил его радость Ушаков. – Самое трудное ещё впереди. Турки – народ упрямый, сам знаешь.
«Крокодилы морей» вернулись, объявили, что согласны отдать под командования Ушакова свои корабли. Но для заключения союза необходимо одобрение султана и духовенства.
Ушаков собрал в кают-компании капитанов и высших офицеров со всех русских кораблей. Меня и ещё двух адъютантов посадил записывать протокол. Я должен был переводить на немецкий язык. Рядом сидевший со мной мичман писал по-французски. Лейтенант Метакса записывал на греческом.
– И так, господа, – начал Ушаков. – Уже известно, что адмирал Нельсон разбил французский флот при Абукире. Но сделал это он слишком поздно: Бонапарт проскользнул мимо английских кораблей и спокойно высадился в Каире. Сейчас французы победоносно маршируют вглубь Египта, громя мамелюков. До этого Франция захватила Венецию, Ионические острова, Мальту, почти весь Апеннинский полуостров. Когда Наполеон завоюет страны Леванта, то Турция вынуждена будет перейти на его сторону, что нам ни в коем случае нельзя допустить. Если состоится союз Парижа и Константинополя, то все, что достигла Россия в турецких войнах, окажется под угрозой. Мы имеем двух мощных союзников в борьбе с Францией: Англию и Австрию. Но надо прекрасно понимать, что такие друзья очень ненадёжные. Что касается Турции – на неё ещё меньше надежды. Так что, действовать надо своим умом, и больше рассчитывать на собственные силы. Мы так же не можем опираться на руководство из Петербурга, потому как депеши приходить с большим опозданием. Исходя из этого факта, считаю себя вправе выбирать решения, сообразно обстановке. Прошу всех офицеров беспрекословно подчиняться мне. От наших совместных действий зависит успех похода и слава России. Я требую от вас строжайшего порядка, и вы должны требовать от подчинённых железной дисциплины. Впрочем, сами все прекрасно понимаете. Не забывайте: мы – часть России.
Ушаков и несколько офицеров, составляющих его штаб, собирались отплыть на пакетботе в Константинополь, для ведения дальнейших переговоров. Мне и лейтенанту Метаксе было приказано тоже собираться и захватить письменные принадлежности. Я отправлялся на переговоры не как секретарь, а как доверенное лицо императора.
Огромный восточный город обосновался на холмах, сползая к морю вихляющими улочками. Загадочный Константинополь, древний Царьград встретил нас шумными пристанями. Кругом островерхими пиками торчали минареты. Над городом возвышался величественный купол Софийского собора, перестроенного в мечеть. Выдавались в море мрачные стены древних бастионов. Лишь только мы сошли на горячие каменные плиты пристани, как тут же нас окружили калеки, прося милостыни. Грозные янычары, встречавшие нас, пинками и плётками разогнали попрошаек.
Нашего прибытия ожидали степенные сановники, посланные султаном Селимом. Среди них был российский посол Василий Степанович Томара. Невысокого роста, крепкий, пятидесятилетний казак. Хоть штатский, но с военной выправкой.
– Какой чудесный город, – не сдержал я восклицания, когда мы проходили мимо огромной каменной чаши фонтана. Прозрачные струи били высоко вверх, освежая знойный воздух. Вокруг цвели удивительные деревья с кожистыми широкими листьями. Цветы нежно-розового оттенка, подобные лилиям.
– Город великий! – важно кивнул Томара. – Бывшая столица великого Константина. Турки нынче зовут его Стамбулом.
– Здесь так много фонтанов, – продолжал я восхищаться, заметив ещё один водоём, вокруг которого собрались горожане, спасаясь от жары.
– Более пятисот, – сказал Томара. – Да, да. По последним подсчётам. Султан периодически проводит перепись имущества города. Домов около ста тысяч. Мечетей: одиннадцать султанских и более двухсот общественных. Тридцать рынков. В городе до сих пор действует водопровод, построенный ещё римлянами.
– Кто же населяет сей многолюдный город? – поинтересовался Ушаков. – Подсчёты такие ведутся? Я вижу в толпе не только турок.
– Конечно, народностей много, – заверил его Томара. – Жителей около миллиона.
– Так уж и около миллиона? – не поверил Ушаков.
– Представить трудно, – ответил Томара, – Но это абсолютно точный подсчёт из последней переписи. Знаю точно, что среди жителей сто двадцать тысяч греков, девяносто тысяч армян, пятьдесят тысяч евреев, пять тысяч всевозможных европейцев. Остальные – магометане, но среди них кроме турок много и других народностей: персы, арабы, курды, зазы, албанцы… и ещё всякие племена.