Утром, положив в сумку цифровую фотокамеру и все необходимые инструменты, я поехала на встречу.
Парк Лесотехнической академии был по-осеннему мрачен и безлюден. Белое здание Академии едва виднелось сквозь черные стволы деревьев, сливаясь с таким же белесым небом. После ночного дождя на его дорожках стояли большие лужи, и приходилось перепрыгивать через них, чтобы не промочить ноги.
Лаборант кафедры, как и говорила Надежда Сергеевна, встретила меня в главном вестибюле и проводила на кафедру, так как в Академии, как и в любом другом старинном учебном заведении с обилием лестниц и длинных коридоров, заблудиться очень легко.
– Здесь не обойтись без нити Ариадны, – пошутила я, – мне бы потом найти дорогу обратно.
– О, не волнуйтесь. Как освободитесь, я провожу вас к выходу, – ответила лаборант.
После спусков, подъемов и продолжительных переходов мы наконец-то подошли к кафедре. Анна Анатольевна уже ждала меня в своем кабинете. И после короткого делового знакомства мы пошли к кафедральной библиотеке, где и хранилась коллекция гравюр Бориса Юрьевича Громова.
– Гравюры хранятся у нас в том же виде, как и у Бориса Юрьевича, – говорила по дороге Анна Анатольевна. – Хотелось бы изучить их более подробно, может, что-то использовать в электронном виде при чтении лекций для студентов. Но в связи с нашим переездом и ремонтом все недосуг.
– Ну вот мы и пришли. Располагайтесь, как вам удобно. Во времени вы не ограничены. Когда закончите, лаборант проводит вас обратно, здесь действительно можно заблудиться.
– Извините, я на всякий случай взяла с собой цифровой фотоаппарат, если вдруг встретится интересная работа. Можно это отснять? – спросила я. – Фотографирую без вспышки, так что гравюрам вреда не будет.
– Да, да конечно. Если надо, фотографируйте, меня об этом уже попросили, – в дверях ответила Анна Анатольевна. – Извините, совещание у ректора. До свидания.
После ухода завкафедрой я не спеша сняла пальто, повесила его на вешалку и только после этого подошла к столу, на котором лежала папка, приготовленная лаборантом к моему приходу.
Папка, в которой хранилась коллекция гравюр профессора Громова, представляла собой не меньший интерес для исследования, чем гравюры. Это была аутентичная папка конца XIX века, в которой раньше находились цветные литографии, посвященные коронации Николая Второго. Я долго рассматривала саму папку и любовалась конгревами, которые покрывали ее внешнюю часть. И только после этого приступила к изучению собрания Бориса Юрьевича.
Рассматривая листы, я размышляла о том, какие из них можно использовать в моей книге. Встречались очень интересные экземпляры музейного уровня. К таким вещам можно, например, отнести шесть гравюр с видами Ильде-Франс Карла Людвига Фроммеля, который первым в Германии в XVIII веке стал применять технику гравюры на стали; в России эту технику стали осваивать только в начале XIX века. Несколько «Фонтанов» Жиль-Мари Оппенора – архитектора – управляющего королевскими парками эпохи Регентства во Франции в XVIII веке. А также мое внимание привлекли акватинты архитектора Ивана Александровича Фомина, основоположника советской архитектуры. Это были листы к его дипломному проекту «Курзал», относящиеся к дореволюционному периоду его творчества. Учась в Академии художеств, я писала курсовую работу о применении техники офорта в архитектурном проектировании, где упоминала и творчество Фомина.
Да, чтобы собрать коллекцию такого уровня, надо потратить не только много времени и сил, но самое главное – быть настоящим коллекционером, обладающим интуицией, а это дар божий.
Те гравюры, которые могли пойти в книгу, я раскладывала на столе для последующей фотосъемки. Остальные аккуратно складывала в стороне. Положив на соседний стол очередную гравюру, которую тоже решила отфотографировать, я вернулась к папке, чтобы взять следующий лист. И замерла.
– Это невозможно, – сказала я и опустилась на стул, держа в руках лист пожелтевшей плотной бумаги.
В верхнем левом углу гравюры находился символ, который я уже ни с чем и никогда спутать не могла. Каббалистическая эмблема ордена розенкрейцеров. Далее шла надпись на латыни, которую я тоже уже знала наизусть: HORTUS TUUS SPIRITUS.
После того как прошло первое потрясение, я стала пристально разглядывать мою находку. В том, что моя гравюра, купленная мной в букинистическом магазине, и та, которую я держала сейчас в руках, были взаимосвязаны, я не сомневалась. Так как кроме одинаковых символов и надписи на гравюре из собрания Бориса Юрьевича был изображен такой же таинственный партер.
– Надо срочно ехать домой и все обдумать, – вслух сказала я, чтобы прийти в себя.
В первую очередь я решила отснять мою таинственную находку из суеверного страха, что вдруг она неожиданно исчезнет, сделав максимальное количество кадров с разной выдержкой, чтобы получить как можно более четкие снимки. Потом точно измерила в миллиметрах размер оттиска для последующей распечатки его в натуральную величину. Быстро досмотрела оставшиеся гравюры и сняла те, которые решила использовать в своей книге. Закончив с этим, стала аккуратно убирать их обратно в папку, перекладывая каждую гравюру специальной бумагой, как это было у Бориса Юрьевича, благодаря его за такой подарок.
Но оказалось, что это были еще не все сюрпризы, которые приготовил мне профессор Громов.
Последней в папку я убирала свою таинственную находку. Расставаться с ней мне было нелегко, но что поделать.
«Я ее сняла, и она у меня тоже есть», – мысленно утешала я себя.
Закрывая гравюру калькой, я обратила внимание, что к ней прикреплен лист писчей бумаги с рукописным текстом, который я сразу не заметила.
– Вот это да! Сюрприз за сюрпризом, – вырвалось у меня. – Сначала прочтем, а потом его тоже надо сфотографировать.
На этом листе, судя по всему, рукой самого Бориса Юрьевича было написано, что на гравюре предположительно изображен партер старинной усадьбы, которая располагалась среди болот на Ладоге. Усадьба принадлежала фрейлине екатерининской эпохи. Летом эта усадьба была недоступна, а приезжала она в нее еще по зимнему пути и оставалась в ней безвыездно до конца осени.
«Да что заставляло фрейлину вести такой аскетический образ жизни, который никак не соответствовал принятым в то время в высшем свете нормам жизни? – подумала я, складывая гравюры, после того как еще раз все проверила и убедилась, что ничего не забыла и не перепутала. – А теперь как можно быстрее домой».
Я позвала лаборанта, чтобы она закрыла библиотеку и, как обещала, проводила меня до выхода, поблагодарив за уникальную возможность ознакомиться с такой интересной коллекцией. Попросила передать мою благодарность Анне Анатольевне и, вежливо отказавшись от предложенного мне чая, поехала домой.
«Как часто судьба преподносит нам сюрпризы, когда мы этого не ждем, – размышляла я по дороге домой. – Вчера я была в унынии, когда зашла в тупик со своею находкой, а сейчас я пребываю в эйфории. Но надо взять себя в руки, моя голова должна быть ясной, так как, судя по тому, с чем мне уже пришлось столкнуться, эта загадка имеет много подводных камней. Ну что же, от этого она становится еще более притягательной, и мне очень бы хотелось ее разгадать».
Приехав домой, я в первую очередь обратилась к компьютеру, чтобы просмотреть фотографии, которые у меня получились, и сразу же их напечатать. Для обработки их в фотошопе терпения у меня не было.
– Для первого ознакомления качество подойдет, а потом в спокойном состоянии и обработаю, – утешала я своего кота, который терся о мои ноги с требованием паштета, а вовсе не волновался за качество моих снимков. – Ужин у нас откладывается.
Пока принтер печатал листы, я приготовила остальной материал и разложила его вокруг своего рабочего места – дивана, на котором и устроилась, прихватив с собой как оружие лупу.
– Ну что ж, начнем, – сказала я, взяв в руки лист с изображением гравюры из коллекции профессора Громова. – Очень интересно.
Гравюры были похожи, но в то же время отличались. Начиная с того, что на моей гравюре был изображен план партера. А на гравюре Громова он был изображен в перспективе. Форма партера была квадратная, и по главным осям проходили крестообразные аллеи, в центре пересечения на площадке находился гномон – солнечные часы. Сам партер был обнесен стеной, в которой имелось три входа. За центральной стеной, практически на линии горизонта, была изображена усадьба в псевдоготическом стиле. В левом верхнем углу располагалась эмблема ордена розенкрейцеров и надпись HORTVS TVVS SPIRITVS – «Сад твоей души». Справа – из облаков выходящая рука, которая указывала на солнечные часы. И при внимательном изучении символов на партере стало ясно, что моя гравюра является только четвертой частью от всего плана.
– Это почти все, и в то же время ничего, – сказала я своему коту, направляясь на кухню, чтобы поужинать. – Надеюсь, ужин придаст нам веру в свои силы, нам она еще понадобится.
Но мой путь был прерван телефонным звонком.
– Привет, солнышко, это я, – радостно заявила моя подруга Лена. – Ты что, забыла про наш совместный ужин? Все готово, и я тебя уже давно жду.
Я замерла. Ведь у меня это действительно вылетело из головы после сегодняшней находки. Лена живет недалеко от меня, в своей студии, которая находится на Галерной улице за площадью Труда, и мы часто ужинаем вместе.
– Нет, что ты. Я уже бегу. Только покормлю кота, – быстро ответила я, чтобы Лена не подумала, что я действительно забыла.
– Давай беги. А то все остынет. Твой Ромео сам подогреет себе ужин. Мужчины в наше время самостоятельные и в нас как кухарках не нуждаются, – пошутила подруга и повесила трубку.
Мне не очень хотелось отрываться от дальнейших изысканий и идти в гости, но Лена была моей близкой подругой. Мы подружились во время учебы в Академии художеств, где Лена училась на графическом, а я на архитектурном факультетах.
– Долг превыше всего, – говорила я своему коту, насыпая ему корма. – Тебе везет, ты сможешь после ужина снова изучать наши находки. Обо всем интересном доложишь. Я ненадолго.
После прекрасного ужина, приготовленного Леной, мы, захватив с собой чай каркаде, уселись на диване для продолжения нашей болтовни. Садясь на диван, я взяла в руки газету, чтобы отложить ее в сторону. Но Лена неожиданно сказала, что эту газету она приготовила специально для меня.
– Я не читаю газет, – ответила я, продолжая держать ее в руках. – Что за название – «Загадки и тайны истории»?
– Мне приходится их просматривать, ведь Денис является редактором этого издания, – стала объяснять Лена. – А в этом номере есть статья, которая может вызвать твой интерес. Ты у нас являешься специалистом по старинным усадьбам, тебе и флаг в руки.
– О чем ты?
– Смотри. Одно название говорит само за себя. «План парка – карта к сокровищам», – проговорила Лена, возвращая мне газету, уже раскрытую на нужной статье.
– Если ты так настаиваешь, я ее прочитаю. Но дома. Сейчас, после твоего ужина, я не в состоянии что-либо воспринимать, – согласилась я и встала с дивана, чтобы положить газету в сумку.
Было около одиннадцати вечера, когда я решила отправиться домой.
– Подожди пять минут, сейчас приедет Денис, и мы тебя проводим, – настаивала Лена.
– Ну вот еще, человек придет с работы уставший, а ты хочешь, чтобы он пошел меня провожать. Не волнуйся, добегу сама, не первый раз, – успокаивала я свою подругу.
Пока мы препирались, пришел Денис, но вид у него был расстроенный. Мы с Леной переглянулись – что могло такого случиться? Невзирая на специфику своей работы, Денис всегда пребывал в благодушном настроении и не терял чувства юмора.
– Привет, Оль. Уже собираешься? Тогда я не буду раздеваться, мы тебя проводим, – сказал Денис и как-то устало оперся на дверь.
– Да добегу я сама, пять минут – и дома, не делайте из этого проблему, – пыталась я урезонить своих друзей.
Но он махнул рукой и снял с вешалки Ленино пальто, чтобы помочь ей.
– Мне самому надо немного пройтись, в редакции творятся странные вещи. У нас постоянно что-нибудь происходит, специфика тем. Но это пахнет криминалом, – говорил Денис, подавая Лене пальто.
До моего дома мы решили прогуляться по Английской набережной. Тем более – редкий случай! – погода благоприятствовала прогулке вдоль Невы. Был уже конец ноября, но погода стояла не по-зимнему теплой и безветренной, что в Петербурге бывает редко. Мы шли вдоль Невы, обсуждая новую подсветку домов, выходящих на Английскую набережную от здания Сената и Синода до площади Труда. Картина впечатляющая, особенно если смотреть с противоположного берега.
Мост-дублер, который заменял Благовещенский мост, не был подсвечен, и Нева тонула в темноте.
Мы подошли к спуску напротив нашей Академии художеств. Из-за теплого воздуха над Невой стоял туман, и сфинксы казались спящими в облаках.
– У нас произошло убийство, – неожиданно резко сказал Денис, опершись на парапет.
Мы молча уставились на него, слишком неожиданным был переход.
– Лен, помнишь ту статью про клад в парке, ты еще сказала, что надо показать ее Оле, – спросил Денис.
– Да, конечно, я ее как раз сегодня отдала Ольге почитать. А что? Нельзя? – глупо спросила Лена.
– Автора этой статьи вчера сбила машина, насмерть. Свидетели говорили, что машина поехала, когда он стал переходить дорогу. Номера были залеплены грязью, – продолжал Денис, не обратив внимания на реплику Лены. – Но это еще не все. Квартиру Щеглова вскрыли и всё в ней перелопатили. Сегодня приходил следователь, интересовался, чем таким занимался Щеглов. А мы не в курсе. Последнее время он был каким-то нервным, настаивал на срочной публикации своей статьи, а ее и всерьез-то никто не воспринимал.
Мы стояли, глядя на темные воды Невы, которые текли у нас под ногами, и не знали, что ответить.
– Ладно, дамы. Утро вечера мудренее, да и вам уже пора спать, – философски заметил Денис и, взяв нас с Леной под руки, повел в сторону моего дома.
Трагический рассказ Дениса выбил меня из колеи но, я все-таки решила прочитать статью погибшего журналиста этим же вечером.
В своей статье Андрей Щеглов, опираясь на письма агентов тайной канцелярии, которые он разыскал в Публичной библиотеке, высказывал гипотезу, что члены тайного общества, вынужденные срочно покинуть Российскую империю, спрятали свои сокровища в имении, которое располагалось в Петербуржской губернии, но зашифровали путь к ним в плане парка.
– И что ты по этому поводу думаешь, Ромео? – спросила я своего кота. – Звучит не вполне убедительно. Во время и после революции находили разные клады, как бы их бывшие владельцы ни прятали.
Он же, безразлично на меня посмотрев, соскочил с дивана и стал потягиваться прямо на моих материалах, зацепив один из листов.
– Перестань хулиганить, – отчитала я кота, пытаясь вытащить застрявший у него в когтях лист.
Мельком глянув на бумагу, я увидела, что это была заметка Бориса Юрьевича о таинственном партере, которую я сфотографировала в Лесотехнической академии.
– Ты думаешь, что это взаимосвязано? – удивленно сказала я своему коту, который медленно удалялся в сторону кухни с гордо поднятым хвостом и чувством выполненного долга.
Я опустилась на диван и уставилась на листы, разбросанные вокруг.
– Хорошо, Ромео, если мы принимаем твою версию как основную, то что мы имеем на данный момент? Ничего. Тогда необходимо составить список задач, которые надо решить исходя из данной гипотезы. Ты с этим согласен? – Кот сидел в дверях кухни, намывая свои усы.
Несмотря на то что наступил второй час ночи, я решила составить список первоочередных задач, потому что в моей голове творился хаос и надо было все расставить по своим местам. Или, во всяком случае, попытаться это сделать, так как я знала, что заснуть после событий сегодняшнего дня вряд ли смогу.