И с Южных ворот ударил залп. Картечь безжалостно выкашивала турок, обливая свинцом, с головы до ног. Одни падали, их место занимали другие, и турки не собирались разворачиваться и бежать. Второй залп картечи оказался более прицельным, и сразу упало не меньше двадцати человек.
Турецкие пушки замолчали, чтобы не попасть в своих, и турки, оказавшись в центре площади, обнажили сабли, достали гаковницы, мушкеты и закипел бой. Таран снова загромыхал, и казаки ринулись врукопашную. Ефим не чувствуя усталости, и головной боли, сцепился с толстым и неповоротливым янычаром. Ему показалось, что он быстро прикончит его, и займётся другим, но не тут-то было. Турок, мастерски орудовал саблей, и теснил Ефима к стене. Его выпады были точными и, безусловно, отработанными. Впервые молодой казак растерялся, и, понимая, что если не сможет турка перехитрить, погибнет. И отступая, соображал, как быть. Турок заметил, что молодой казак, совсем недавно взял в руки оружие, и что-то бормотал по-турецки. Упираясь спиной в стену, Ефим не удержал в руках саблю, и она упала на землю. Он зажмурил глаза, когда увидел, как турок высоко поднял саблю и сейчас раскроит голову на две части.
– Мама, – прошептал он, и тут что-то грузное упало ему на грудь. Он открыл глаза и с удивлением обнаружил своего мёртвого врага. Со стены, что-то кричал Игнат, с дымящимся мушкетом в руках. Игнат краем глаза заметил, что Ефиму угрожает смертельная опасность, и вовремя выстрелил. Турок был мёртв, и Ефим отбросил тело в сторону. Мокрый от пота, шатаясь, он поднял саблю, и с красными от ярости глазами ринулся к воротам.
На стенах он заметил десятки турецких лестниц, и понял, что Игнат, Прохор, и другие запорожцы могут погибнуть. Отбрасывая лестницы, казаки, рубились, и стояли насмерть. Стрельцы хватали деревянные рожны, вставляли их в лестницы, и толкали подальше от стен. В ход шли мешки с песком, камни, и кипящая смола. Дрались все, кто чем мог, заставляя турок, ещё более яростнее вгрызаться в каждый метр земли. Хрипели умирающие, слышался свист сабель, пальба из мушкетов. Турки, чувствуя численное превосходство, хотели взять не только город, но и крепость. Подгоняемые своими сафар-беями, новые и новые янычары, теснили защитников города. Уже в центре площади дрался полковник Гордон, другие командиры, и никто не отступал назад. Ефим рванул к Гордону, и, встав у него сзади, прикрывал спину. Всем казалось, что бой никогда не закончится. Раненные казаки, отползали в сторону, и лёжа заряжали мушкеты. Кто мог, поднимался, и тут же вступал в схватку. Вокруг стоял кромешный ад, в котором смешались как живые, так и мёртвые. Ефиму янычарская стрела угодила в ногу, чуть выше колена, и он упал. Обхватив за основание стрелу, чтобы не оставить в ноге наконечник, он не торопясь вытащил её, и швырнул в сторону. Не обращая внимания на кровь и боль, поднялся и продолжал драться.
Возле южной башни валялись сотни трупов. Турки предприняли новый прорыв, и взобрались по ступеням к башне. Стрельцы выбегали к лестнице, и, стреляя в упор из пистолетов, сбрасывали турок вниз. Янычары, топча сапогами своих же, бежали по крутой лестнице, в надежде проникнуть в башню. Уже наверху, перед входом, на каменной дорожке, более десятка янычар, плотно взяв в кольцо казаков, теснили к дверям.
– Казак, ходить можешь? – спросил у Ефима полковник Гордон.
Он тяжело дышал и чуть покачивался от усталости. Турки отступили к воротам, и стрельцы, получили возможность перевести дыхание и отдохнуть.
– Вы ранены, пан полковник?
К Гордону подбежал помощник, взял полковника за плечо, пытаясь заглянуть в глаза.
– Всё нормально, ты вовремя. Бери людей, и этого смельчака, и бегите на помощь к южной башне. Там сейчас нужны люди.
Помощник кивнул, и собрал человек десять, кто ещё мог более или менее держаться на ногах.
– Ну, что хлопцы, поможем нашим! – крикнул он, и первым побежал к южной башне. За ним устремились остальные.
С Ефимом бежал Прохор Зимин, и всячески подбадривал казака.
– Терпи, друже, терпи. Скоро закончится мясорубка. Чуток осталось. Видишь, турки тоже устали, и уже не так прут как утром.
Ефим хромал, и на его закопчённом от дыма лице белели одни зубы.
Прохор Зимин был убит в схватке с большим и сильным янычаром. Дрались на маленьком околотке, практически спина к спине, и турок сзади навалился на Прохора и схватил за шею. Прохор зарычал, хотел развернуться, но турок, коротким ятаганом, проткнул казака спину. Казак хрипя, жадно хватая губами воздух, обмяк, глаза закатились, и он упал под ноги туркам. Ефим закричал, и, не упуская из виду убийцу Прохора, выхватил пистолет, и выстрелил в лицо турку. Кровь залила глаза янычара, и он, покачиваясь, свалился с лестницы. Ефим подскочил к Прохору и потряс за плечи.
– Дядько, Прохор, дядько Прохор…
Бывалый казак молчал, Ефим закрыл ему глаза, и горько заплакал. Оттягивая бездыханное тело, Ефим заметил, что ранили Игната Самойлова, и кровь заливает лоб и глаза старому казаку. Он размашисто машет саблей, боясь подпустить турок, и громко рычит, как раненный зверь.
– Батько Игнат, стой, это я Ефим. Давай помогу.
Игнат опустил руки, и на кровавом лице возникла вялая улыбка.
– Зацепили меня, Ефим, зацепили, и добре.
Он упёрся в плечо Ефима, чуть оседая на землю.
– Перевяжи меня, сынок, не могу, кровь хлещет как с кабана.
– Сейчас, сейчас, Игнат.
Ефим разорвал свою сорочку, и обмотал старому казаку голову. Сабля турка, прошла вскользь, и едва не отрубила Игнату правое ухо.
– Хватит, хватит, пора.
– Батько Игнат, ты хоть лицо вытри, – улыбнулся Ефим, рассматривая добродушное лицо казака.
– Не время сейчас. Я вниз. Айда за мной.
Он медленно поднялся с земли, и, сжимая в руке саблю, ринулся по ступенькам вниз. Время приближалось к полуночи, и турки, злые и уставшие, вяло махали саблями, и не так настойчиво рвались в башню. Это заметил Ефим, и крикнул Игнату.
– Вижу, батько, вижу, налягай, вот этих двух сбросим во двор, и отдохнём.
Турки, отбивая выпады казаков, как по команде побежали к воротам. Ефим упал на мешки с песком и закашлялся. Из раны на ноге хлестала кровь, и хлюпала в сапоге. Кое-где хрипели умирающие турки, взывая к Аллаху, поднимая руки в небо. Казаки, не обращая на них внимания, собирались в отряд, и ждали полковника Гордона. Кто-то посчитал убитых, и оказалось, что из всего отряда казаков, осталось двадцать человек. Больше половины геройски сложили головы на поле боя. И среди них Прохор Зимин. Ефим хотел отыскать тело казака и похоронить, по-христиански, но всё изменилось, после того, как появился Гордон, с письмом от Ромодановского.
Полковник Гордон шёл в окружении пяти человек. За ними следом семенил маленький, щуплый сердюк, с пакетом в руках. Лицо Гордона было мрачным, и он о чём-то спорил с маленьким сердюком.
– Не хочу ничего знать, – кричал Гордон, и от злости мог наброситься на штабного сердюка с кулаками.
– Пан Гордон, пан Гордон, послушайте. Это приказ. Моё дело маленькое, принести, вручить вам в руки пакет. Больше ничего.
Сердюк остановился и оглядел казаков. Те сверлили его злыми глазами, и сердюк, боялся к ним подойти.
– Ты как сюда пробрался?
– По подземному ходу, пан полковник. По-другому нельзя. Дороги перекрыты турками. Лаз узкий, я едва протиснулся.
– Значит, нам нужно отступать? Так или нет?
– Точно так. Это приказ Главнокомандующего.
– Ты понимаешь, что ещё не остыли тела наших товарищей. И мы должны уходить. Точнее, бежать с позором. Это после того, как турки так и не смогли прорваться в город. И мы нечеловеческими усилиями их отбросили. Что мне людям сказать? Как в глаза смотреть? Ты подумал?
– Пан Гордон, прочитайте приказ.
Гордон вырвал пакет из рук гонца, разорвал и вытащил бумагу. Казаки, стрельцы, уже слышали, что им придётся отходить, и на лицах людей читалось уныние.
– Крепость, пушки взорвать и переправляться за Тясмин, – прочитал Гордон, и, поднимая глаза, тяжело вздохнул.
– Чёрт бы тебя побрал, штабная крыса.
– Я ни при чём, моё дело отдать пакет.
Штабист сжался под недобрыми взглядами людей, и готов был прямо сейчас, на этом самом месте провалиться в свой потайной лаз. И там исчезнуть.
– Ты посмотри, сколько крови пролито! Сколько людей не пожалело жизни, защищая город. Это ошибка, не иначе. По-другому я ничего не могу, и не желаю понимать.
Полковник замолчал и обвёл усталыми глазами людей. Он понимал, что они ещё не один день смогут давать туркам отпор и не сдавать крепость. В избытке оружия, и припасов. Ефим смотрел на Игната, и горло сдавливала боль.
– Взорвать своими руками замок? – прошептал он, и покосился на Игната.
Тот поправил повязку на голове и выглядел подавленным. Взгляды казаков и стрельцов устремились на полковника. Только за ним оставалось решающее слово. Хотя все понимали, что приказ Главнокомандующего не подлежит обсуждению.
– Братцы, вы только, что слышали, какую нам принесли весть. Мы все люди военные и обязаны подчиниться. Хочется нам этого или нет. Передайте по всей линии, чтобы пушкари заклепали жерла пушек, и сбросили их на янычар. Все оставшиеся пороховые склады проверить на отсутствие людей, и после взорвать. Все до одного. И дружно отходить к северной башне. Выполняйте.
Помощник Гордона капитан Платов ждал приказа. Гордон увидел его и понимающе кивнул.
– Послужи ещё раз Отчизне, голубчик.
– Благодарю господин полковник за доверие.
– Одному несподручно будет, возьми с собой человека.
– Можно помочь капитану? – выкрикнул из строя Ефим и вытянулся, несмотря на ранение.
– Иди, казак, помоги капитану.
Платов махнул Ефиму рукой и быстро побежал к стене. Ефим последовал за ним, хромая, и боясь потерять из вида. Капитан выбежал за каменный парапет, и ждал Ефима.
– Что с ногой?
– Стрела угодила. Я уже перевязал, пан капитан.
– Пошли, к складу, смотри в оба. В засаде, за насыпями могут прятаться турки. И тогда нам никто не поможет. Иди за мной, не зевай.
Капитан, прижимаясь к стене, шёл медленно, постоянно останавливаясь и прислушиваясь к ночным звукам. Без приключений они подошли к складу и словно тени юркнули внутрь.
Приказ Ромодановского быстро облетел защитников крепости. И недовольные люди, собирая свои нехитрые пожитки, бесшумно спускались по лестницам, оставляя позиции, и длинной вереницей шли к северной башне. Десяток смельчаков закладывали под башню мины, и, прячась, за телегами, ждали в темноте, пока в Чигирине не останется ни одного человека.
* * *
В лагере турок, несмотря на позднюю ночь, возникло оживление. Урусы прекратили стрельбу, и янычары смогли вытащить раненных из полуразбитых ворот крепости и отойти от города. Свежие силы, брошенные на ворота города, взялись за таран, и давай безжалостно долбить дубовые доски. Странным для янычар было то, что урусы не подавали признаков жизни и сопротивления. Пострадали лишь те, кто находился непосредственно под стенами, на чьи головы, со стен свалились пушки. Один из турецких лазутчиков, докладывал бюлюк-паше, что урусы прячутся, и убегают. Причём делают это тайно, под покровом ночи.
– Что задумали эти неверные? – спросил у лазутчика бюлюк-паша.
Почёсывая густую бороду, он сидел на мягком пуфике, и пил третью чашку кофе. Кусая ароматный шербет, и кивая от удовольствия головой, он хотел отправить к паше гонца, но передумал, считая, что боевой славой, и победой, не стоит делиться даже с пашой.
Лазутчик ждал приказаний, робко топчась на месте.
– Значит так, проберись к северным воротам, и выясни, что происходит. Немедленно.
Голос бюлюк-паши звучал как удары тулумбаса. Лазутчик мгновенно выскочил из шатра, и побежал к подземному входу в город. Его охраняли самые смелые янычары, спрятавшись за двухметровой насыпью. Сюда уже успели подтащить пушку, и в случае если урусы вздумают вылезти, залп из орудия разорвёт их на части.
Северная часть башни взлетела на воздух вместе с частью стены, оставляя под обломками перепуганных турок. Лазутчику бюлюк-паши камень ударил в грудь, и он свалился замертво возле оставшихся живыми обезумевших янычар. Стрельцы вместе с казаками ринулись в пролом, сметая турок. И направляясь к Московскому мосту. Где-то сзади слышался грохот и треск южных ворот. Туркам удалось проломить их, и свежие силы очутились в городе. Кое-где горели крыши домов, хорошо освещая площадь. Янычары растерялись, не видя в упор урусов, не зная, куда бежать дальше.
Платов с Ефимом распахнули дверь в склад и спустились по лестнице. Внутри никого не было, охрана покинула свои посты, и порох мог оказаться в руках неприятеля. Капитан снял с бочки крышку и набрал в ладони порох. Затем посыпал дорожкой к выходу и вытащил из кармана огниво и кремень. Сверху уже доносились крики и стрельба.
Высекая кремнем искры, порох никак не загорался. Ефим нервничал, искоса поглядывая на капитана. В дверях склада возникла долговязая фигура. И Ефим узнал полковника Гордона.
– Платов, что вы там возитесь? Вот-вот турки будут здесь.
Голубые искры сыпались, освещая подвал, но ничего не получалось. Тогда полковник выбежал во двор, к пылающему дому, поднял с земли горящую доску, и вернулся в подвал.
– Бегите, я остаюсь, – закричал он.
Платов и Ефим опешили, не зная, что ответить. Капитан подтолкнул Ефима к лестнице, и сам быстро поднялся к Гордону. Забирая у него пылающий кусок дерева, оттолкнул на улицу, подальше от двери, и плотно закрыл за собой дверь.
– Капитан, что ты задумал, капитан! – кричал Гордон, тарабаня кулаком в закрытую дверь.
– Уходите, я остаюсь. Не стоит всем вместе пропадать. К туркам у меня свои счёты, за семью и погибших товарищей.
Это были последние слова капитана Платова. Гордон толкнул Ефима к пролому в стене, и сам полез следом. Ефим кубарем покатился вниз, по крутому склону, следом за ним Гордон. Уже внизу, они увидели и услышали, как прогремел чудовищный взрыв, засыпавший камнями всю нижнюю часть Каменной горы. Взрывной волной людей отбросило к воде. Многие стрельцы и казаки тонули, не умея плавать.
Капитан Платов остался один перед бочками с порохом. В правой руке он держал горевшую головешку и с невозмутимым выражением на лице ждал гостей. Янычары распахнули двери и столпились у входа. Не зная, что это за место, и видя одинокого уруса, в офицерском мундире, обнажали сабли, и бегом спускались по лестнице, надеясь на лёгкую добычу.
– Давай, налетай, басурманские выродки. Давно жду. Нехристи.
Янычары не придали значения горящей доске в руках уруса, но когда увидели вокруг себя бочки с порохом, оторопели. Лицо Платова исказилось злобой и ненавистью. Он поднёс к одной из бочек факел и усмехнулся. От этого смеха туркам стало не по себе, и они рванули вверх, толкая один одного, пытаясь выбраться и не погибнуть. Только было поздно. В узком проходе застряли самые первые янычары, и от страха и злости, рубили друг друга, и выталкивали. Платов бросил факел на бочку, и встал. Последнее, что он увидел перед глазами, было счастливое лицо жены, в весеннем, яблоневом саду. Она махала ему руками, смеялась, и звала за собой.
Полковник Гордон и другие казаки, стоя у воды, склонили головы, понимая какую цену они заплатили за свои жизни. Геройски погиб капитан Платов, подорвав себя с турками на пороховом складе. На развалинах склада возник пожар, и в небо взмыл густой столб огня и дыма.
Небольшая горстка людей, во главе с полковником Гордоном спускалась к Калиновому мосту. Он уже был разрушен, из воды торчали сваи и балки. В реке плавали сотни солдат, пытаясь перебраться на другой берег. Одни захлёбывались, тонули, другие молили о помощи, и в этом хаосе, никто не мог ничем помочь. Гордон устало смотрел на чёрные воды Тясмина и не понимал, почему люди так себя ведут и не помогают друг другу. Ещё час назад они дрались на городских стенах, в рукопашной с янычарами, не жалея жизни, а сейчас, один цепляется за другого, и тянет на дно. Печальное и жуткое зрелище. Остатки войска были охвачены настоящей паникой.