– Сыночек мой….
– Фрау, не стоит так убиваться, – офицер подошёл и ободряюще похлопал мать по плечу. – Каждый солдат, идя в бой, знает, что, возможно, он будет последним. Война – это случай.
– Кровинушка ты моя ненаглядная…
– Понимаю ваше горе и сочувствую, но я пришёл не за этим, – гость присел на стул и закурил новую сигарету. – Я хочу предложить сделку: вы можете увидеть своего сына живым, если…
– Если – что? – сквозь слёзы она с надеждой посмотрела на офицера.
– Стоя за дверью, я услышал, как вы просили помощи, у кого?
– У Бога.
– И он вам ответил? – губы скривились в презрительной усмешке. – Утешил, успокоил, помог, обнадёжил, что он сделал?
– Он меня услышал…
– Услышал? Не смешите меня.
Женщине показалось, что череп на фуражке гостя ухмыльнулся.
– Он вас услышал? Когда ваш муж, прошитый очередью, корчился на Халхин Голе, истекая кровью, да? Или, может, прислушался перед атакой зимой сорокового? Напомню, та атака оказалась последней для вашего старшего сына, какая незадача, наступил на мину, – ехидный смех офицера резанул слух.
– Одному Богу ведомы наши судьбы, не мне судить, – женщина закрыла лицо руками, плечи затряслись в беззвучном рыдании.
– Конечно, – немец вскочил и подошёл к иконе, – одному Ему ведомо, вы шепчете это постоянно, как бараны, молясь разукрашенной доске.
– Этот лик Святой Матери Божией в нашем роду передаётся из поколения в поколения, не трогайте, – она робко потянула офицера за китель.
– Святая, род – где он, ваш род? Остался последний, слышите, последний! И его судьбу решаю я, а не она, – палец ткнул в сторону иконы, – и тем более не Он, – палец указал на потолок.
– Его судьбу решит Бог, – прошептала мать.
– Его судьбу решу я, понятно? Я! – кулак стукнул по столу. – И не надейтесь, что Он сможет что-то изменить.
– Зачем вы пришли?
– Простите, фрау, – опять прозвучал издевательский смех, – вы абсолютно правы, я увлёкся. Война, знаете ли, расшатывает нервы даже закалённых в сражениях бойцов. Итак, я предлагаю вам сделку: мы сохраним вашему сыну жизнь, но при одном условии. Вы заинтригованы?
– Каком? – тихо прозвучало в ответ.
– Помолитесь мне точно также, как и Ему, попросите о пощаде и милости. И пообещайте, что ваш сын станет служить Рейху верой и правдой. Мы ценим храбрых и доблестных солдат.
– Вы не офицер, – женщину пронзила внезапная догадка, – вы не настоящий офицер.
– Для полуграмотной крестьянки вы очень сообразительны, – молнии на петлицах сплелись в змеиный клубок, – но это не отменяет сути сделки, итак?
Мгновенно состарившись, она неуверенно оглянулась на икону – набежавшая тень скрыла лики её самых любимых и дорогих мужчин.
– Итак, я жду.
– Прости меня, сынок, – прошептали мокрые от полившихся слёз губы, – прости.
– Я жду, – нетерпеливо повторил гость.
– Никогда мой сын не будет предателем, и перед вами на колени я не стану, – женщина твёрдо посмотрела в жёлтые глаза и повторила. – Никогда.
– Безумная старуха, – офицер раздражённо вскочил и подошёл к двери, – в своей слепой вере ты готова убить собственного сына ради неясных бараньих идеалов! Ну что ж, запомни этот день, 10 июля 1944 года, запомни на всю свою оставшуюся жалкую жизнь. Но напоследок я всё-таки сделаю тебе милость, – он расхохотался и махнул рукой. – Смотри.
Она вдруг увидела старый сарай, группу немецких солдат с автоматами наизготовку, целившихся в молодого паренька. Он стоял у стены в изорванной гимнастёрке, со слипшимися от крови волосами, а разбитые губы шептали: «Прости меня, мама».
– Сыночек, – мать в изнеможении рухнула на пол.
Раздался залп и стук закрываемой двери.
ПОЛГОДА СПУСТЯ
… Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
Старушка стояла на коленях перед иконой:
Яко Твое есть и Царство, и сила, и слава,
Отца и Сына, и Святаго Духа
И ныне, и присно, и во веки веков.
Аминь!
Дрожащей рукой она перекрестилась.
– Хозяйка, можно войти?
Оглянувшись, хозяйка дома увидела пожилого солдата с погонами старшины. Чисто выстиранная гимнастёрка, стоптанные, но начищенные до блеска сапоги. На груди было тесно от медалей и нашивок за ранения.
– Можно войти? – повторил гость. – Мне бы водички.
– Заходи, заходи, конечно, – старушка шаркающей походкой подошла к печи, – сейчас я тебя покормлю, солдатик. С фронта?
– Комиссован вчистую, вот домой добираюсь, твоя семья? – улыбнулся гость и кивнул на фото.
– Да, муж и сыновья.
– Воюют? – старшина посмотрел в глаза женщины и осёкся. – Прости, мать.
– Отвоевались мои соколики, забрал их Господь, – она смахнула набежавшую слезу. – Мужа убили на Халхин Голе, старший в финскую погиб, а младшенького расстреляли в июле сорок четвертого, он у меня разведчиком был.
– А откуда узнала, что расстреляли, рассказал кто? – удивился гость.
– Можно и так сказать, – она присела на стул. – Может, показалось, может, и нет. Может, во сне. Приходил офицер немецкий, показал мне, как мою кровиночку…
Женщина поднесла платок к глазам:
– Одна я теперь свой век доживаю.
– И похоронка пришла? – старшина встал и подошёл к фотографии.
– Нет никакой похоронки. На вот, выпей за упокой души моего золотого…
– Не буду! – от резкого вскрика старушка вздрогнула. – Не буду, – ещё раз крикнул гость и стукнул кулаком по столу. Рюмка упала, и самогон разлился по скатерти, оставив тёмное пятно. – Ты что это, старая, отпеваешь заранее! Показалось ей. Я во сне сто раз видел, как меня в бою убили, и что? Вот он я, стою перед тобой, живой.
– Солдатик, ты не… – она попыталась возразить, но гость продолжил:
– Не перебивай, я тебе вот что скажу: не хорони его раньше времени. На войне всякое бывало, у нас в госпитале парнишка лежал, как и твой сын, разведчик, рассказывал, что его партизаны спасли перед самым расстрелом, чудом живой остался, так сам генерал приезжал, чтобы орден вручить, Боевого Красного Знамени!
– Защитил, видно, Господь, – женщина робко улыбнулась, – мать, наверное, верила…
– И ты верь. Всегда верь. Ну, спасибо за хлеб да соль, мне пора, – старшина подошёл к двери, остановился и ещё раз повторил. – Ты, мать, послушай меня: что бы тебе не говорили, всё равно верь. Прощай.
Женщина в изнеможении опустилась на стул и заплакала.
МЕСЯЦ СПУСТЯ
И ныне, и присно, и во веки веков.
Аминь!
Дрожащей рукой она перекрестилась.
Тихо скрипнула дверь…
Ей показалось, что краски на иконе засияли. Старушка нерешительно оглянулась: луч солнца бросился к гостю и засиял на ордене Боевого Красного Знамени.
– Здравствуй, мама.
И Аз воздам
– Мама, мне страшно…
– Ну что ты, не бойся, я рядом, – она ласково погладила сына по вихрастой голове, – ты же мой маленький рыцарь, помнишь, как ты бросился меня защищать, когда в дом залетела оса?
Малыш улыбнулся и крепко обнял её за шею.
«Ничего, мой хороший, скоро всё закончится, ты успокоишься и уснёшь».
– А почему они кричат, им тоже страшно?
– Конечно, сынок, им страшно. Они очень боятся героя, который сейчас с волшебным мечом на моих руках.
– Да, он волшебный, – ребёнок стал весело размахивать маленькой деревянной сабелькой. – Я всех врагов порублю, а потом придёт наш папа, правда?
«Правда, правда, очень скоро мы увидим нашего папу, осталось совсем немного, последние минуты – самые тяжёлые».
– Мама, а почему ты плачешь?
– Я устала немного, давай присядем, хорошо?
Она опустилась на каменную скамейку, стоявшую рядом, и крепко прижала к себе сына.
«Когда-то муж специально притащил её из парка, сказав, что это символ нашего счастья, – нахлынули воспоминания, – на этой лавке мы просидели весь вечер первого свидания, держались за руки, смотрели друг другу в глаза и молчали, а я мечтала о том, что у меня будет сын, похожий на него…
… Так и вышло, всё от мужа – глаза, вихры, манера поджимать губы, весёлый и добродушный характер… Только не сын, а сын и дочь, близнецы. Жаль, что вместе с дочей к бабушке и малыша не отправила, одной легче было бы сейчас. Эх, сыночек мой, виновата я перед тобой, очень виновата. Что ж я послушала тебя, поддалась на уговоры, вот и мучаюсь теперь. Скорее бы уже, сколько можно».
Снаружи что-то загудело…
– Мама, мне жарко!
– Потерпи сынок, совсем немножко осталось.
«Да когда же наконец. Ребёнок устал, испуган. Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы всё закончилось быстро».
Гул нарастал…
От усиливающего грохота закладывало уши…
Ей показалось, что рядом промелькнул силуэт.
– Мама, мама, пахнет дымом, я боюсь!
«Началось, Господи, помоги нам».
– Сыночек! – ей пришлось кричать, чтобы было слышно сквозь грохот и треск. – Сыночек, посмотри на меня, вытри слезки, всё будет хорошо, ты мне веришь, мой вихрастый?
– Да, – робко сквозь слёзы улыбнулся ребёнок.
– Тогда закрой глазки и крепко прижмись ко мне.
***
Внезапно наступила тишина. Малыш открыл глаза и осмотрелся вокруг.
– Мама?
– Всё закончилось, я же обещала, – легкая улыбка скользнула по уставшему лицу.
Она встала со скамейки, поставила сына на землю, и, взявшись за руки, они пошли навстречу немолодому мужчине, приближавшемуся торопливым шагом.
– УСПЕЛ?
– Не знаю, о чём вы, но наверное…
– БОЛЬНО БЫЛО?
– Больно?
– ЗНАЧИТ, УСПЕЛ.
– Дядя, а вы кто, ангел?
От неожиданности мужчина споткнулся и, отвернувшись, пробормотал:
– ДА, БЫЛ ИМ, КОГДА-ТО…. ЛУЧШЕ ПОСМОТРИ, КТО ТАМ СТОИТ, – он показал рукой вправо и, кажется, немного улыбнулся.
… В лучах восходящего солнца появилась фигура мужчины, он шёл, опираясь на палку, держа в руке пробитую фуражку…
– Папа! Мама, это же наш папа, – малыш радостно бросился вперёд, его вихры развевались по ветру, а вокруг разносилось звонкое «Папа, папа!»
– ИДИ, ОНИ ТЕБЯ ЖДУТ.
– Спасибо вам, но я не понимаю…
– ЧЕЛОВЕКУ ДАНО ПРАВО ВЫБОРА, НО, К СОЖАЛЕНИЮ, ЧАСТО ЭТОТ ВЫБОР ПРИНОСИТ ГОРЕ И СТРАДАНИЯ.
– И вы?..
– ДА, И Я ИНОГДА ВМЕШИВАЮСЬ. ПОЭТОМУ ДЛЯ ВАС ОСТАНОВИЛ ВСЁ РАНЬШЕ.
– А разве вам это позволено?
– У МЕНЯ ТОЖЕ БЫВАЮТ ЧУВСТВА, – немного раздражённо фыркнул мужчина, – И АЗ ВОЗДАМ. ИДИ К НИМ, ОНИ ТЕБЯ ЖДУТ, – повторил он…
Они шли вперёд, к свету, крепко взявшись за руки: опирающийся на плку офицер, маленький мальчик, восхищённо крутивший головой во все стороны и почти утонувший в простреленной окровавленной фуражке, и молодая стройная женщина. В полной тишине только ласковый ветерок весело трепал подол её немного обгоревшего платья.
Они шли, не оглядываясь, лишь раз она бросила взгляд вниз – пьяные каратели, сидя на бронетранспортёре, с весёлым смехом глазели на пепелище, в центре которого на каменной лавке сидел обгоревший труп, крепко прижавший к себе крохотное обугленное тельце…
Неожиданно мелькнула огромная черная тень. Лёгкий ветерок, словно испугавшись, взметнул пепел и бросил горсть искр на пустые канистры, распространявшие вокруг резкий запах бензина. Прогремел взрыв…
– И Аз воздам, – задумчиво повторил мужчина.
Василиса
Укрыв землю тёмным бархатом, ночь с усмешкой наблюдала за молодой луной, нетерпеливо ожидающей, когда заходящее солнце последний раз мигнёт багряным светом и скроется за горизонтом. Ночному светилу хотелось поскорее искупаться в небольшой речушке, бережно укрытой густыми зарослями прибрежного камыша.
Где-то самозабвенно трещали цикады, ухал филин и пищали летучие мыши. А здесь, у реки, старательно прокашлявшись, лягушачий хор затянул свою бесконечную песню. Мириады звёзд любовались отражениями в тёмной воде, невозмутимо перекатывавшей на гребнях волн серебряные блики. В этом пейзаже было что-то по-настоящему сказочное.
Прибрежные кусты, залитые потоками лунного света, и дремлющие березы, потревоженные лёгким ветерком, нехотя шевелили ветвями, создавая в зыбком призрачном свете удивительные картины. Мелькнула хитрая рожица Луговика, протопал вечно озабоченный Леший, а две подружки-кикиморы, хихикая, что-то увлечённо рассказывали друг другу. Тени появлялись и исчезали под всплески волн и тонкое зудение.
Это, измученные дневным светом, радостно гудели комары, неторопливо облетая берег в поисках очередной жертвы. Тем более одна из них позволяла себя кусать абсолютно безнаказанно.
Николай вздохнул:
«Если вернусь, комполка одной пачкой "Казбека" не отделается, только за комаров двойная норма положена».
Борясь с диким желанием прихлопнуть очередного крылатого наглеца, офицер напряжённо вглядывался в противоположный берег.
Задача была проста и понятна. Разведчикам незаметно форсировать реку и вырезать всех: артиллерийские расчёты и пулеметчиков, обитателей дзотов и блиндажей. Причем сделать быстро и, главное, тихо. Иначе…
***
– … завтра вода в реке станет красной, ты понял, лейтенант? – полковник в упор смотрел на командира разведвзвода. – От твоих головорезов зависит, сколько штаб оформит похоронок. Справишься – всем ордена. А тебе лично от меня – пачка «Казбека», берёг для особого случая.
Командир полка встал и подошел к офицеру:
– Готовность на том берегу – две зелёные ракеты. Начало операции – в пять ноль-ноль. Даже если ты сигнал не подашь. Отправляю на смерть, понимаю, но ты постарайся, Николай, я не приказываю, прошу.
И крепко пожав руку, полковник добавил:
– Удачи, лейтенант.
***
Легко сказать – постарайся. Весь день, неподвижно сидя в камышах, взводный наблюдал за противоположным берегом. Любая деталь была важной – и шевеление кустов, и случайный лязг металла, и приглушённые команды.
Опустившийся на воду густой туман наконец-то дал возможность размять затёкшее тело и спокойно проанализировать детали. Итак, три пулемета, позади – минометный расчёт, плюс дзоты. Их два. Укрепили берег серьёзно, мышь не проскочит. Если заметят – никто не доберётся и до середины реки.
– А добраться нужно до берега, – прошептал Николай и посмотрел на часы: 00-05, через сорок минут подойдут бойцы и вперёд, на смерть.
– Зачем себя раньше времени хоронишь, – неожиданно раздалось справа.
Лейтенант вздрогнул и резко выхватил пистолет. Инстинкты разведчика мгновенны, иначе ему не жить, поэтому ствол оружия смотрел точно в середину лба… девушки?
– Настоящий воин, – хмыкнула гостья, – ты в меня ещё гранату брось.
Николай смущённо опустил пистолет. Окутанная клубами серебристого тумана, перед ним, абсолютно не скрываясь, стояла гибкая стройная девушка в мокрой ночной рубашке. Ослепительно белая кожа, безукоризненно чёткие линии бровей и длинные золотистые волосы завораживали своим совершенством. А тёмные блестящие глаза (почему-то Николай был уверен, что они зелёные) смотрели спокойно и открыто.
Гостья без тени смущения смотрела на лейтенанта и улыбалась:
– Так ты никогда не женишься, если судьбе своей ко лбу пистолет приставлять будешь, все девки разбегутся.
– Если найдётся та, что не побоится ночью рядом оказаться перед пулемётами и никуда не убежит, – лейтенант улыбнулся в ответ, – значит, сама меня искала.
– Искала, – кивнула головой девушка, – потому и пришла.
Даже в зыбком лунном свете было видно, как покраснели щёки офицера.
– Ой, вы только посмотрите, – заливисто рассмеялась гостья, – засмущался!
Она тряхнула головой и золотистые локоны засияли, щедро посеребрённые молодой луной.
– Пригнись, – лейтенант рывком схватил её за руки и усадил на землю.
Глядя в смешливые глаза, он прохрипел:
– Как вообще ты здесь оказалась?
– Отпусти.
– Нет.
– Отпусти, я сказала.
– Если пообещаешь не высовываться.
– Обещаю.
Офицер нехотя отпустил холодные ладони, со вздохом признавшись, что делать это ему совсем не хотелось, наоборот, он был готов вечно смотреть в бездонные глаза и слушать мягкий смех этой удивительной незнакомки. Глядя как девушка, насупившись, поправляет растрёпанные волосы, Николай рассмеялся.