Во-вторых, сама атмосфера Средневековья, как ни пытаются ее рисовать светлыми красками некоторые современные авторы, была все же довольно мрачноватой. Большие массы народу, отгородившиеся от природы городскими стенами, в отличие от публики времен античных цивилизаций, мало заботились о гигиене и санитарии. Итогом этого стали эпидемии различных болезней (прежде всего чумы), уносившие тысячи людей. Кроме того, в это время в Европе ведутся бесконечные войны, выкашивающие мужское население. Повсюду пылают очаги ненависти, насилия, торжествует право сильного. Многие люди, глядя на то, что творится вокруг, в это время ощущают в душе отчаяние и усталость. Впечатленные к тому же выразительными библейскими образами, они постоянно ждут Апокалипсиса, то есть конца света. А, как давно заметили психологи, всевозможные природные катаклизмы (землетрясения, извержения вулканов, массовые эпидемии и т.п.) и социальные потрясения (войны, революции и пр.) способствуют резкому повышению сексуальности как у мужчин, так и у женщин. Вполне возможно, что природа таким образом компенсирует неожиданные провалы в демографии. Так что повышенная сексуальность в средние века объяснялась наверняка и этим фактором. И потом, не надо забывать того, что в ту пору не было такого избытка развлечений и различного рода источников информации, как в наши дни. Зато эмоциональная жизнь, при всей простоте нравов, а, может быть, именно благодаря им, была более интенсивной и непосредственной. Если уж горевали, то от всей души. Если веселились, то на полную катушку. Как справедливо заметил большой знаток Средневековья Йохан Хёйзинга, «необходимо вдуматься в эту душевную восприимчивость, в эту впечатлительность и изменчивость, в эту вспыльчивость и внутреннюю готовность к слезам, чтобы понять, какими красками и какой остротой отличалась жизнь этого времени» (Й.Хёйзинга. «Осень средневековья»). В общем, можно сказать, что средневековые люди, будь то простолюдины или вельможи, во многом вели себя, как дети. Что же касается любовной темы, то представители высших классов еще более активно, чем кто-либо, в силу большего количества свободного времени, предавались любовным играм и утехам. Тема любви будировалась ими в самых различных вариантах. При дворе забавы ради были созданы cours d’amoures (суды любви), которые состояли из придворных во главе с “принцем любви”, либо “королевой любви”. Роли последних исполняли правящие особы. На этих “судах любви” на полном серьезе осуждались различные любовные истории и коллизии. Можно сказать, это были предтечи нынешних телепередач, типа “Моя семья”, “Окна” или «Дом 2».
Вот одно из характерных “дел”, рассматриваемых cours d’amoures. Истцом выступал N, некий рыцарь, влюбленный в некую Прекрасную даму. Эта дама любила совсем другого рыцаря. Но, видя упорное обожание со стороны N, вероятно, из жалости и сострадания к своему упорному поклоннику, она сказала N, что обещает уступить его настойчивому ухаживанию в том случае, если разлюбит того, в кого теперь влюблена. Но не разлюбила, а даже вышла замуж за того, кого изначально любила. Исходя из этого факта, N обратился в суд любви, и судьи после недолгого обсуждения торжественно вынесли решение: иск N. вполне справедлив и обоснован и что теперь-то, после замужества означенная дама должна выполнить свое обещание, так как куртуазная любовь не может быть окольцована и ограничена брачными узами, или, проще говоря, о какой любви в семейной жизни может идти речь?..
Что касается положения женщины в средневековом обществе в целом, то наибольшей степенью свободы обладали женщины, стоявшие на самых верхних и, наоборот, на самых нижних ступенях сословной лестницы, то есть находившиеся либо в аристократической, либо в крестьянской среде. В наибольшей же строгости держали своих жен горожане среднего сословия. Тут существовал неписаный кодекс правил поведения и целая куча условностей, которым должна была подчиняться женщина, показываясь на людях. По улице ей следовало ходить, как лошади в шорах, – не поворачивая головы и потупив глаза. Не дай бог, если приличная горожанка начинала болтать с кем-то на улице, да еще при этом смеяться. Если же девушка присаживалась на скамью или на стул, то она должна была походить при этом на каменную статую времен Древнего Египта – соединять колени вместе и складывать руки на животе. Средневековая литература просто кишит антифеминистскими сочинениями, в которых женщин называют «самым опасным силком», «сладким злом», упрекают их в легкомыслии, завистливости, жадности, суетности, болтливости, похотливости и прочих грехах. Семейная жизнь в этих сочинениях – вечный предмет насмешек и иронического сочувствия мужьям. То есть, в отличие от поэтов-трубадуров, приземленные городские прозаики не только не романтизировали слабый пол, но и явно относились к дамам с плохо скрываемым презрением. Таковы две стороны медали средневековой морали, такова диалектика жизни.
Женщина в эпоху Ренессанса
В эпоху Ренессанса изменилось многое, в том числе и отношение общества к женщине. Конечно же, эти изменения происходили постепенно, в течение многих десятилетий. Уже в Средние века женщины получили ряд привилегий и свобод, которых до этого у них не было. Причем этому способствовал ряд обстоятельств, и эти обстоятельства создали мужчины своим образом жизни. Поскольку они в те времена постоянно воевали, либо отправлялись в крестовые походы, т.е. постоянно отсутствовали в своих имениях, то женщинам пришлось научиться управлять землей, вести все хозяйство, заниматься торговлей и обменом. Тем не менее, женщины по-прежнему, как в античные времена, воспринимались как некая собственность, принадлежащая сначала их отцам, а после замужества – их мужьям. Причем, как ни парадоксально, это касалось в основном женщин из привилегированных слоев общества. С одной стороны, они должны были получать хорошее образование, чтобы быть в состоянии поддержать соответствующие беседы с любым человеком, но при этом они обязаны были быть во всем покорными своим мужьям. Женщины должны были оставаться целомудренными до своей первой брачной ночи и всегда хранить верность супругу, в то время как их мужья могли позволить себе иметь сексуальные отношения до брака и вне брака.
Весьма «толерантным» оставалось и отношение к насилию над женщиной. Надо сказать, основную часть подобного рода преступлений совершали дворяне, которые отделывались за эту гнусность небольшими штрафами или, в крайнем случае, заключались в тюрьму на непродолжительное время. Даже воровство считали худшим преступлением, чем насилие над женщиной. Причем данное преступление имело свои градации в зависимости от того, над кем совершалось насилие. Например, изнасилование не состоящей в браке девственницы каралось строже, чем изнасилование замужней женщины. Последнее же классифицировалось как незаконное использование чужой собственности. А если насилию подвергалась простолюдинка, то это вообще считалось лишь возмутительным актом.
Мы воспринимаем сегодня эпоху Возрождения, прежде всего, как время, когда в просвещенных кругах на первый план выходит понятие гуманизма и совершено новое восприятие мира, в котором человек стремится найти красоту и гармонию. По крайней мере, именно это ощущение возникает у нас при знакомстве с художниками и ваятелями того времени. Человеческая личность опосредуется в эпоху Возрождения уже не только Богом, как это было в Средние века, но и красотой окружающего нас мира и, прежде всего, женской красотой. Впервые в истории человечества женщина и любовь к женщине занимают такое исключительное место, по крайней мере, это можно видеть в литературе и искусстве. Во многом такие возвышенные чувства, как мы могли видеть, зародились уже в Средние века. Но Средневековье не знало полутонов: жестокость там ходила под руку с сентиментальностью, простодушие – с коварством, невежество – с жаждой истины, а низменное спокойно уживалось с возвышенным. Высокая, одухотворенная любовь возникла, как мы видели, потому, что христианство четко и жестко разделило мир на земной и небесный. Земной мир был для жителей Средневековья, да и для раннего Возрождения временным, суетным, грешным, а мир небесный был полон грез, мечтаний и всего возвышенного. Поэтому земная любовь считалась низменной, плотской, а небесная – возвышенной, одухотворенной и вечной. Средневековые трубадуры, менестрели и поэты воспевали именно эту необыкновенную, возвышенную, небесную любовь. Высший, небесный мир был для них гораздо значимей, а красота, постигаемая душой, ценилась гораздо выше красоты телесной. Та экзальтированность, что была свойственна людям Средневековья, в творчестве поэтов раннего Возрождения находит выход в волнующих образах женщин, которых они, подобно средневековым рыцарям и трубадурам, готовы воспевать всю жизнь. Девятилетний Данте Алигьери, увидевший в храме девочку Беатриче, оказывается на всю жизнь пленен этим образом. Первый раз он заметил ее в церкви. Беатриче стояла в храме на фоне сине-зеленого витража, подсвеченного лучами солнца, в своем алом платьице и показалась Данте неземным созданием, от которого невозможно оторвать глаз. Впечатлительному Данте померещилось даже, что он услышал в тот миг тайный голос, который сказал, что он встретил божество и что это божество отныне всегда будет владеть его душой… Второй раз Данте встретит Беатриче лишь через десять лет. Увидев на площади восемнадцатилетнюю девушку, освященную мягким весенним солнцем – на этот раз Беатриче была в белом наряде, с ниспадающими на плечи локонами – поэт просто опьянел от восторга любви и обожания. И с тех пор без конца писал сонеты и концоны, посвященные земному ангелу. И всё вокруг, любой пустяк, одухотворенный светом его любви, приобретал поэтичность и значимость.
Через два года после этой их встречи Беатриче выйдет замуж (конечно же, не за Данте, а за другого, более земного и решительного мужчину), а еще через три года уйдет в мир иной. Люди в ту пору умирали рано, и особенно уязвимы почему-то были женщины. Надо сказать, Данте каким-то наитием ощутил, что Беатриче не суждено долго жить – он написал пророческий стих, в котором выразил предчувствие близкой смерти своей любимой, а после ее смерти продолжал писать о ней восторженные строфы:
В единый глас сливает все стенанья
Моей печали звук,
И кличет Смерть, и ищет неуклонно.
К ней, к ней одной летят мои желанья
Со дня, когда мадонна
Была взята из этой жизни вдруг.
Затем, что, кинувши земной наш круг,
Ее черты столь дивно озарились
Великою, нездешней красотой,
Разлившей в небе свой
Любовный свет, – что ангелы склонились
Все перед ней, и ум высокий их
Дивится благородству сил таких.
Спустя полвека эстафету Любви подхватит Франческо Петрарка. Этот поэт тоже полюбил свою Лауру сразу и навсегда, как только увидел ее. В это время она уже была замужем. И Петрарка молча любил, молча страдал и писал свои прекрасные стихи. Все 20 лет он лицезрел свой идеал лишь урывками, но всегда думал только о ней, о прекрасной Лауре. И даже потом, после ее смерти (бедняжка умерла от чумы), продолжал посвящать ей циклы сонетов, воспевая Лауру как идеал вечной любви и красоты.
Благословляю день, минуту, доли
Минуты, время года, месяц, год,
И место, и придел чудесный тот,
Где светлый взгляд обрек меня неволе…
В эпоху Возрождения было написано много трактатов о любви и красоте в платоническом духе. Так Аньоло Фиренцуола в трактате «О красотах женщин» в форме живого диалога трактует понятие женской красоты, но, в отличие от выше названных поэтов, имеет в виду прежде всего физическую, телесную красоту, которая рождает ощущение высокого и духовного. «Красота и красивые женщины, – восклицает один из участников этого книжного диалога, – заслуживают того, чтобы каждый их восхвалял и ценил их превыше всего потому, что красивая женщина есть самый прекрасный объект, каким только можно любоваться, а красота – величайшее благо, которое господь даровал человеческому роду, ведь через ее свойства мы направляем душу к созерцанию, а через созерцание – к желанию небесных вещей, почему она и была послана в нашу среду в качестве образца и залога…».
Пьер де Брантом в своем трактате «Галантные дамы», представляющем череду любовных эпизодов и рассуждений автора по этому поводу, задается вопросом: «что в любовных делах наибольшее утешение сулит – осязание ли, иначе говоря, прикосновение, любовные ли речи или взгляды?» «Начнем с прикосновения, – пишет он, – которое смело можно признать наисладчайшим выражением любви, ибо вершина ее – в обладании, обладание же неосуществимо без прикосновения; как нельзя утолить жажду и голод, не попив и не поев, так и любовь насыщается не взглядами и речами, а прикосновениями, поцелуями, объятиями, заключаясь Венериным обычаем». Но ярче всего женщина эпохи Возрождения представлена на картинах знаменитых художников той эпохи. Давайте же просто полюбуемся репродукциями этих шедевров.
От Ренессанса к Просвещению
Эпоха Ренессанса (XIV-XVI вв.) во многом подготовила мощный сдвиг в религиозном и в общественном сознании, который принято называть Реформацией. Напомним, что все началось с выступления Лютера. Это был своего рода бунт против канонов католической церкви. Не касаясь содержания всех лютеровских постулатов, отметим лишь, что в отличие от католических ригористов, чуть ли не проклинавших женщин как источник греха, Лютер (наверное, в силу своего молодого возраста) воспринимал противоположный пол не без симпатии. Он даже допускал смелые высказывания такого рода: “Кто не любит вина, песен и женщин, тот навсегда останется дураком”. Ничего, да? Вроде это не священник заявляет, а студент-первокурсник. Правда, при всей своей благосклонности по отношению к слабому полу Лютер в дальнейшем вовсе не намерен был ратовать за эмансипацию и равноправие женщин. Наоборот, этот революционер от церкви принялся рьяно реставрировать семейные отношения в патриархальном духе, попутно борясь с прелюбодеянием, клеймя и преследуя жриц любви. Тех же взглядов в этом отношении придерживались даже самые передовые мыслители мужского пола. Как мы знаем, ученые и писатели, жившие в период Позднего Возрождения и Реформации, очень продвинули сознание человечества в области астрономии, философии, медицины и художественного восприятия мира. Но что касается женского вопроса, то тут они практически остались на той же позиции, что и мужчины, жившие до них много столетий назад.
Например, в поучительной книге безвестного автора “О злых женщинах”, опубликованной в это время, рекомендовалось держать женщину исключительно в ежовых рукавицах. Для ее же, естественно, блага. В афористичной форме автор сформулировал эту мысль так: «С тремя объектами никак нельзя достичь результата без ударов – с орехом, ослом и с женщиной». Ядовитый Джонатан Свифт тоже поучаствовал в женофобской кампании, приводя развернутые доказательства в пользу того, что женщина – это по сути нечто среднее между человеком и обезьяной. Да и у Вильяма Шекспира, за исключением женщин-страдалиц, типа Корделии и Дездемоны, светлых женских образов наберется немного. Датский принц Гамлет, спектакль о котором обожают смотреть женщины, в трактовке Шекспира, по сути, женоненавистник, доводящий несчастную Офелию до самоубийства. Ему же, Гамлету, принадлежит восклицание: “О, женщина, ничтожность твое имя!”
Что касается Франции, где амур-тужур всегда находил живой отклик и понимание у обоих полов, то здесь, в противодействие религиозным догматам, начинают возрождаться (а, скорее всего, они никогда и не умирали) средневековые представления о том, что брак и любовь – две вещи несовместные. В пьесах то и дело встречаются сюжеты, в которых авторы откровенно издеваются над обманутыми мужьями, в стихах воспеваются женские прелести, восторги чувственной любви и т.п. У женщин из высших сословий безделье, изнеженность и роскошь способствуют тому, что все их мысли направлены лишь на то, чтобы понравиться мужчине, завоевать его сердце и, в конце концов, получить от него предложение руки. В женском поведении доминируют жеманство и кокетство. В закрытые, сложно устроенные женские наряды изобретательные модельеры вставляют изящные прорези, сквозь которые легко можно уловить очертания дамских прелестей. Что, конечно же, возбуждает воображение мужчин гораздо больше, нежели просто обнаженное тело. Не зря эти эротические намеки отцы реформаторской церкви называли “окнами ада”.
Женщина в эпоху Просвещения
По мере продвижения от XVI к XVIII веку постепенно начинает повышаться средний возраст вступления в брак. Это объясняется как появлением новых социальных условий, так и изменением отношения к сексуальной жизни. Статистики, изучавшие книги с записью гражданского состояния, пришли к выводу, что если в XVI веке средний возраст девушек, вступавших первый раз в брак, был 20 лет, то в XVIII веке он достигает уже 25 лет. Если учесть, что при этом от них требовали сохранения девственности, то можно сказать, что естественные желания женщин в этот исторический период были в немалой степени подавлены.
Значительное влияние на изменение отношений мужчин и женщин в Европе оказал так называемый век Людовика XIV, или, как его любовно называли во Франции, короля-солнца. Это был, можно сказать, период борения высокого и низкого. А нередко – слияния того и другого. Мы, привыкшие к элементарным бытовым удобствам и имеющие представление о том времени лишь по наполненным изящными сценами псевдоисторическим фильмам, с трудом можем представить себе, что за изысканными манерами и блестящими нарядами крылись довольно диковатые на наш взгляд нравы и привычки.