– Это понятно! С этим никто не спорит…Но русские! Verdammtn sie!21
– Хватит, герр полковник! Одни и теже яйца без лука – надоело! – из первого ряда пехоты поднялся бывалый офицер. – Du gehst mir auf die eier! Расскажите нам ещё байку о том, что иваны похожи на маленьких дикарей с луками-стрелами…Да, будь я проклят! Которых нечего бояться! Что их дикая свирепость не природная суть, а лишь досадный просчёт воспитания. O-la-la! Стоит таких голожопых сорванцов поймать за руку, выпороть ремнём…и проблеме конец!
У танков и бронетранспортёров послышался издевательский смех.
– Bravo, Lance!
– Vielmehr reiben wir uns die ohren!
– Genug von geschichen uber «gute» Ivanov!22
– Хватит сказок! – в сторону «глобуса», что камни в стекло полетели хриплые голоса.
А бравый, одноухий капитан Рудольф Ланс, награждённый за Смоленск Рыцарским крестом с дубовыми листьями, насмешливо продолжил:
– Ещё скажите, герр полковник, что после немецкого ремня, русские будут плакать!.. А позже будут готовы лизать нам сапоги?
– Genau so! Die zeh buddy23, – невозмутимо парировал Зейссер, заложил большие пальцы рук за ремень и по-хозяйски прошёлся туда-сюда:
– Особенно, капитан, если ремень будет с железной пряжкой! Страх помноженный на страх – сделает своё дело! Дикарями следует управлять, как дрессированными животными…Да! Сделать из них собак, которые лают, но не кусаются. Well! Was halten sie diese ginge, kapitan Lance? Kuhner!24
– Думаю…у нас…вряд ли это получится, господин полковник.
– ? – Зейссер в недоумении приподнял брови под лаковым козырьком фуражки. Глаза налились мрачным свинцом.
– У иванов, с вашего позволения, есть поговорка: «Сколько волка не корми…
– волк всё равно смотрит в лес»? – Глобус артистично щёлкнул пальцами.
– Genau so, mein colonel 25, – отчеканил Ланс. – По мне так иваны и есть те волки.
– So? Das ist interessant. Gut, gut, gehen, Lance,26 – куратор задержал свой тяжёлый бульдожий взгляд на офицере.
– В русских нет собачьей сути. Скажем, как у спесивых поляков, изворотливых евреев, продажных чехов, трусливых румын, – что, впрочем, всё едино…Русские вольные…привыкшие жить без чужого ошейника.
– Хм, ваши предложения? – стек нетерпеливо защёлкал по начищенному голенищу.
– Чтобы сохранить овец, волков отстреливают, не так ли? Убеждён. Всё население Советов, в первую очередь мужское – подлежит уничтожение.
– А вы кровожадны, дружище.
– не более чем вы, герр полковник…или наш фюрер. Залп победы Вермахта в Сталинграде… – будет залогом спокойствия для наших потомков.
– Браво, капитан! Ответ чистокровного немца. Ответ викинга. Да будет так!
Собравшиеся стрелковые-пулемётные роты взорвались криками одобрения и рукоплесканий.
– Спокойно! – Зейсер властно вскинул руку со стеком, словно в ней был тевтонский меч. – А теперь заключительный аккорд, который, надеюсь, окончательно промоет ваши мозги…И поставит на полку то, что ещё не поставлено.
У машин взялась вязкая тишина. Солдаты и офицеры явственно видели, как нервически дёргается щека полковника, как пульсирует сизая жила на его лбу. С невольной неприязнью смотрели на крупное, с хищно загнутым носом лицо «Глобуса», по которому, как тёмные молнии, метались конвульсии гнева.
– Вы говорите: «русские»! «герои», «храбрецы»…Да они тупые животные! Скот для работы и бойни. Приглядитесь получше к их рожам! Чем дальше от цивилизованного мира обитает варвар, тем он более дик, туп и упрям. Опыт Вермахта на Восточном фронте…тому порука. Русские наиболее свирепы, несговорчивы и опасны для всего цивилизованного мира.
– Entschuldigung, excellence!27 Но это их страна, герр полковник. Они…защищают свою землю. И защищают яростно, отважно…героически, не побоюсь этого слова:
– А стоило бы, капитан Ланс… Напрягите мозги! Разве поганый
эффлинг может защищать своё вонючее гнездо героически»?.. «Яростно» – да! «отважно» – допускаю. Но «героически» – нонсенс! Эти краснозадые обезьяны с гранатой в руке, со Сталиным в башке – действуют исключительно на животных инстинктах, защищая свою территорию, свои «изпы», «землянки», «пещеры», своих грязных самок и выродков, как зверь своё логово и потомство. Мы – идеологи Рейха, пропагандисты национал-социализма отлично знаем эту «коммунистическую модель» – «стадного рефлекторного поведения»…Да, да, господа: во многих её вариантах – грубых и изощрённых…Право, эта модель намного старше тёмных средневековых процессов – «охоты на ведьм». Она соответствует магическому сознанию троглодитов, кое ищет выхода с помощью массовых человеческих жертв – большевистских репрессий…Но это уже либеральная философия яйцеголовых. К чёрту марксистские дебри…Этот хитронырый, злобный и душный иудейский каббализм с кумачовой петлёй на шее.Verfluchten juden! Verdammten kommunisten!28 Эта тема по адресу концлагерей и зондеркоманд СС…неторопливых дознаний с пристрастием в «прачечных» гестапо. Нам же – легионерам Тысячелетнего Рейха, стальному шлему и мечу Великой Германии…дана фюрером другая универсальная модель – простая, но гениальная, а главное необременительная для понимания широких национал-патриотических масс. «Сожги жида для мамы!» «Пристрели славянина для папы!» «Задуши коммуниста для фюрера!» «Вместе – очистим наш Дом от паразитов!» «Германия – для немцев!» Jedem das seine! 29Чего проще?! – в оловянных глазах Зейссера стучал фанатичный всепожирающий огонь. – «Убей или Умри! – учит нас фюрер, а вместе с ним: Гегель и Дарвин, Ницше и Шопенгауэр, Фрейд, Май, Шпенглер, гаусгофер, Кьеллена и Хасе! И его непогрешимый «Майн кампф» – это чёткая программа к действию!
Секунду, другую у наших танков и грузовиков стояла мёртвая тишина. Слышно было, как в железных корзинах трещали бивачные костры, увлекая за собой в звёздное небо летучие космы, сыпучие ворохи огненных светлячков. Все мы сидели-стояли лицом к этому огню. Краснели молодые лица, радостно блестели глаза. Огонь бушевал, швырял алые языки, взрывался изнутри белыми молниями, ширился, пожирая поленья и сучья, накалялся…И нам казалось, что это священный очистительный огонь, который германский солдат, на остриях своих штыков несёт старому миру. Над нами качались вершины редких сосен, раздвинутые багровым светом, будто кто то огромный, незримый ходил по лесу и шевелил вершины деревьев.
Прогорела ещё минута и вдруг наши стрелковые, танковые роты взорвались бурными аплодисментами-восклицаниями:
– Colonel, bravo! Goldene worter!30
– Gott ist mit uns!
– Fur Fuhrer und Faterland!
– Du bist der beste Ulrich! Weiter so!..
– Wir warden gewinnen! Wird un seve weit unter der ferse sein!31
Когда возбуждение стихло, Зейссер снова взял слово:
– Непобедимые солдаты Рейха! Надежда фюрера и всего цивилизованного мира! На ваш Крестовый поход на Восток, на ваши дивизии и танковые корпуса ныне возложена великая миссия – очистить мир от большевистской чумы. Вам элитным частям и соединениям 6-й армии оказана великая честь – быть стальным кулаком, теми железными клещами, которые уничтожат красных бесов и освободят благословенные земли для благородного германского плуга!
Солдаты фюрера! Вы лучшие воины в мире, которых когда-либо видело Солнце! Непреклонная воля нашего вождя направила вас сюда, в бескрайние степи диких гуннов, сарматов и скифов, чтобы исполнить священный долг. Да, многие из нас падут в предстоящей битве и не доживут до Победы. Но мы, потомки Зигфрида, поклянёмся, что во имя Великой Германии нам не жалко и жизни! Это последняя ваша битва. Помните, на вас сегодня обращены тревожные взгляды всего свободного, белого мира! Верю, – у нас всё получится! Так будем железным кулаком Возмездия! Blut und Boden!
– Кровь и земля!
– Ein Volk, Ein Reich, Ein Fuhrer!
– Один Народ, Один Рейх, Один Фюрер! – чернели норы сотен кричавших ртов.
– Sieg!
– Heil!
– Sieg!!
– He-il!!
– Sie-eg!!!
– He-e-eil!!!
Сотни, тысячи рук выбрасывались вперёд на римский манер, и мы исступлённо скандировали: «Победа!» «Спасение!»
…Все оставались в строю крайне взволнованные, словно нас и впрямь наполняли: боевой дух и волшебная энергия Одина, переливавшаяся из его легендарного двуручного меча.
Как на духу…Подобные речи авторитетных командиров-наставников имели для нас огромное значение. Scheisse! Мы не знали, что нас ждёт впереди…И потому наши молодые горячие сердца так нуждались в зрелом – отцовском напутственном слове. Как Бог свят! Тогда мы все готовы были умереть за нашего фюрера.
25 июля. Закат – жёлтый и тусклый. Над нашими колоннами висят чёрные, ничем не освещённые, неподвижные тучи. Под колёсами-гусеницами рычащей техники стонущая земля, чёрная, как дёготь…И наши лица в этом зловещем свете желты, как лица мертвецов.
…на кратком привале мой взвод хмуро и молчаливо смотрел на пыхтящий русский «самовар»…Verdammte scheisse! Чертовски хотелось утолить жажду кипятком. Но трофейный «самофар» почему то никак не хотел закипать. Смешно! Он такой же упрямый и вредный, как его хозяева – русские. Ефрейтор Шольц вновь «раздухарил» его местным варварским способом – сапогом! Но он снова потух…Отразил на боках своих мстительный азиатский прищур и угрозу заката, и тоже стал чужой и враждебный, как всё тут вокруг…Такой же мёртвый и непонятный, как трупы туземцев, гниющие в канавах и на обочинах нелюдимых дорог.
– Nutten ficken! Чёртова прорва степей…Где мы? – спросил кто-то из пулемётного взвода, и в голосе его я почувствовал тревогу и неуверенность.
Обер-фельдфебель Мец из Цвайбрюкена пожал плечами, будто сказал: «на краю света». Кто-то судорожно хрустнул пальцами, рассматривая родные лица на маленькой фотографии; кто-то нервно засмеялся. Кто-то вскочил и, прикуривая от бензиновой зажигалки быстро заходил, вдоль покосившегося набок грузовика. Теперь, ближе к нашей цели – Сталинграду, часто можно было встретить этих быстро расхаживающих, рыскающих зачем-то среди костров-постов, машин и людей, иногда сосредоточенно молчаливых, иногда странно бормотавших что-то.
– На войне, narr-bekloppt! – сипло и раздражённо ответил тот, что нервно смеялся, и снова захохотал глухим, длительным смехом, точно давился чем-то.
– Чего хохочешь?! – возмутился ветеран ещё Ι-ой мировой войны Блюхер. – Заткнись, дурак! Без тебя тошно…
Тот ещё раз подавился, хохотнул в кулак и нехотя смолк.
Темнело, громадная туча наседала на землю, точно хотела задержать невиданное доселе по размаху движение, железный поток, растянувшихся на сотни километров механизированных колонн; мы с трудом различали латунные призрачные лики друг друга. У многих в руках замерцали карманные электрофанарики. Их жухлые лимонные лучики беспокойно шарили по лиловому савану, надвигавшийся с востока Тьмы.
…Я смотрел на солдат своей роты. Нахохлившиеся, они сидели у костров – небритые коростой грязи, словно в зловещем пасмурном сне. Все надежды этим днём достичь границ призрачного Сталинграда оказались тщетны. За каждым холмом, был новый холм, за каждым курганом – мелкие перелески, и снова угрюмые взлобья меловых, плешивых курганов, и снова холмы, как сакральная доска до исступления, до тошноты. Зато теперь я верил своим парням. Им действительно осточертело это бесконечное, тупое движение на Восток. Им до крика хотелось пострелять самим, сцепиться с заклятым врагом, проверить себя в стоящем деле.
…К вечеру этого дня авангард нашего корпуса натолкнулся на сожжённые иванами бронетранспортёры и мотоциклы разведроты обер-лейтенанта Хеймана. Узкий проход между горбами холмов. Да, это было поистине гиблое место. Найдены были и обезглавленные трупы разведчиков. Их уже основательно обглодали шакалы и лисы; каскады жирных мух гудели над ними. Что ж, ожесточенные иваны платили нам той же монетой…Слабонервных рвало. Всем было разрешено залить в глотку по установленной мерке шнапса. Пылу поубавилось. Охотничий азарт в глазах потух, осталась злость – лютая и беспощадная. Verpiss dich! Страшен суд Господень! Попадись нам сейчас любой враг, мы разорвали бы его на куски.
Успокаивало одно: по сводкам дивизионной разведки до Сталинграда оставалось не более 80 км. Значит, уже завтра мы будем драться. Все мы жаждали крови и мяса советских собак! Знали и то, что правительством Рейха на карту поставлено очень, очень многое.
Пути Господни неисповедимы…Но будь проклят враг! Мы готовы на всё! Чёрт в костёр, наши легионы чувствуют – победный конец близок. Слава Германии! Слава героям идущим на смерть, Gott, strafe Russland!»32
* * *
Да…в то лето 42-го…многие из них уже потирали руки, чувствовали себя героями. Думали: победа – в кармане, что конец войны близок…И для многих из них, конец был действительно близок.
Теперь краткое резюме. Я умышленно задержался столь подробно на дневнике немецкого офицера. Что бы было понятно, с каким оболваненным фашистской идеологией зверьём, сошлась на Волге штыки в штыки наша Красная Армия. С каким невероятно сильным и стойким в своём фанатизме врагом, – мы бились и умирали за город имени Сталина. И продолжали стоять, не смотря ни на что, помня приказ: «За Волгой земли нет!» Стояли насмерть во имя жизни. Чтобы те, кто придёт к нам на смену, кто теперь читает эти строки – помнили кому они обязаны своей мирной жизнью…Что могут учиться, работать, любить, рожать и воспитывать детей…Да просто вольно дышать, видеть доброе солнце и высокое чистое небо.
…Прекрасно помню: рядом с трупом того немецкого капитана валялась присыпанная землёй офицерская сумка, а в ней – опалённая огнём книга Карла Мая. Замечу: к тому времени я уже довольно сносно овладел немецким, который штудировал, при каждом удобном случае. Увы, названия книги не сохранилось. Но вот речь одного героя романа (как много позже выяснилось – Шеттерхэнда) отчётливо врезалась в мою память.
«Беги, Люке! Беги, грязный пёс, в логово своего босса. Пусть кровожадный зверь знает – больше скачек не будет! По его следу мчатся четыре всадника Апокалипсиса…и за ними грядёт Ад!»33