Поезд рывком трогается с места, и Йося падает на пол, захихикав. Силка не может удержаться и тоже прыскает. Они переглядываются. Йося немного похожа на ее подругу Гиту. Темные брови и ресницы, маленький красивый рот.
Проходит много часов, и состав снова останавливается. Узницам дают воду и хлеб. На этой остановке молодой матери приходится отдать солдатам своего мертвого младенца. Охранники удерживают ее от попыток выбраться из теплушки и остаться с мертвым ребенком. Дверь вагона с грохотом задвигается, и женщина умолкает. Ее устраивают в углу вагона, где она может оплакать свое горе.
Силка видит, что Йося внимательно наблюдает за происходящим, прикрыв губы ладонью.
– Ты Йося, да? – спрашивает Силка девушку, которая в самом начале сидела, прислонившись к ней.
Она спрашивает по-польски, поскольку слышала, как та говорит на этом языке.
– Да. – Йося медленно пробирается среди тел, пока не утыкается в колени Силки.
– Я Силка.
Их разговор, похоже, поощряет к общению других женщин. Силка слышит, как соседки знакомятся друг с другом, и вскоре в теплушке начинают шушукаться. Определяют, кто на каком языке говорит, и женщины одной национальности пересаживаются ближе друг к другу. Они рассказывают свои истории. Одну женщину осудили за то, что она якобы помогала нацистам, разрешая им покупать хлеб в ее пекарне в Польше. Другую арестовали за то, что она переводила немецкие пропагандистские листовки. Еще одну схватили нацисты, а русские, застав их вместе, обвинили ее в шпионаже на немцев. Как ни странно, рассказы женщин о том, как они попали в этот переплет, сопровождаются не только слезами, но и смехом. Некоторые женщины уверяют, что поезд идет в исправительно-трудовой лагерь, но куда именно, они не знают.
Йося рассказывает Силке, что она из Кракова и что ей шестнадцать лет. Силка открывает рот, собираясь рассказать о себе, но тут сидящая рядом женщина громким голосом объявляет:
– Я знаю, почему она здесь.
– Оставь ее в покое, – вмешивается властная женщина постарше, предложившая делить хлеб.
– Но я видела, как она зимой ходила в шубе, а мы умирали от холода.
Силка хранит молчание. По шее у нее ползут мурашки. Она поднимает голову и в упор смотрит на обидчицу. Этот взгляд женщина не может выдержать. Силка смутно помнит ее. Не была ли она тоже старожилом в Биркенау? Разве у нее не было теплой и удобной работы в административном здании?
– А ты, которая хочет обвинить ее, – говорит женщина постарше, – почему ты сейчас в этом роскошном вагоне едешь с нами в летний отпуск?
– Я ничего не сделала, – раздается робкий ответ.
– Мы все ничего не сделали, – защищая свою новую подругу, решительно произносит Йося.
Отвернувшись от женщины, Силка сжимает губы.
Она чувствует на себе ласковый ободряющий взгляд Йоси.
Силка отвечает ей слабой улыбкой, а потом отворачивается к стене и закрывает глаза, пытаясь изгнать из памяти внезапно нахлынувшее воспоминание о Шварцхубере, старшем офицере из Биркенау, как он, возвышаясь над ней в той комнатенке, расстегивает ремень, а за стеной слышатся рыдания женщин.
На следующей остановке Силка получает свою порцию хлеба. Она инстинктивно съедает половину, а остальное засовывает за корсаж платья. И оглядывается по сторонам, испугавшись, что кто-то попытается отобрать у нее хлеб. Потом, закрыв глаза, отворачивается к стене.
Ей все-таки удается уснуть.
Очнувшись ото сна, она пугается, увидев прямо перед собой Йосю. Йося протягивает руку к коротко остриженным волосам Силки и дотрагивается до них. Силка старается подавить в себе желание оттолкнуть девушку.
– Мне нравятся твои волосы, – произносит печальный усталый голос.
Расслабившись, Силка дотрагивается до неровно остриженных волос юной девушки.
– Мне твои тоже нравятся.
В тюрьме Силку обрили и обработали голову от вшей. Для нее это знакомая процедура, поскольку она часто наблюдала ее в другом месте, но для Йоси это, вероятно, что-то новое.
Стремясь сменить тему разговора, Силка спрашивает:
– Ты здесь не одна?
– Я с бабушкой.
Силка следует за взглядом Йоси, замечает бодрую пожилую женщину, которая продолжает обнимать девочку Ану, и внимательно рассматривает обеих. Они кивают друг другу.
– Тебе, наверное, хочется пересесть ближе к бабушке, – говорит Силка.
Там, куда они едут, пожилая женщина может и не выдержать долго.
– Да, надо. Она, наверное, боится.
– Ты права. Я тоже боюсь, – отвечает Силка.
– Правда? А по виду не скажешь.
– О-о, боюсь! Если захочешь еще поговорить, я буду здесь.
Йося, пробираясь к своей бабушке, осторожно обходит других женщин. Силка наблюдает за ней при вспышках света, проникающего сквозь деревянную обшивку. Видя, как женщины пододвигаются, освобождая место ее новой подруге, Силка чуть улыбается.
– Мне кажется, прошло девять дней. Я считала. Сколько еще ехать? – бормочет Йося, ни к кому в особенности не обращаясь.
В теплушке теперь больше места. Силка сосчитала, сколько человек умерло от болезней, голода или ран, полученных на допросах. Во время стоянок их тела убирают из вагона. Одиннадцать взрослых, четыре грудных ребенка. Время от времени в теплушку кидают фрукты и корки хлеба, и Силка видит, как матери размягчают их во рту, чтобы дать детям.
Теперь Йося лежит, свернувшись калачиком, рядом с Силкой и положив ей голову на колени. Сон Йоси беспокоен. Силка догадывается, какие образы проносятся в сознании девушки. Несколько дней назад умерла ее бабушка. Эта женщина казалась такой сильной и бодрой, но потом начала кашлять, все сильнее и сильнее. Ее била дрожь, и она отказывалась от своей порции хлеба. А потом кашель прекратился.
Силка смотрела на Йосю, молча стоящую у дверей теплушки, когда тело ее бабушки грубо пихнули вниз ожидающим конвоирам. Силка ощутила сильную боль, от которой согнулась пополам, и у нее перехватило дыхание. Но она не издала ни звука, не проронила ни слезинки.
В жаркий летний день сотни девушек ведут из Освенцима в Биркенау. Четыре километра. Медленный мучительный переход для многих, у кого плохая обувь, и еще хуже для тех, у кого вовсе нет обуви. Пройдя под большой кирпичной аркой, они оказываются на стройплощадке по сооружению бараков. Работающие там мужчины прерывают работу, в ужасе глядя на вновь прибывших. Силка и ее сестра Магда пробыли в Освенциме около трех месяцев, работая вместе с другими словацкими девушками.
С главной дороги, идущей через лагерь, они сворачивают на отгороженную забором территорию, где стоят несколько законченных зданий, а другие еще только строятся. Заключенных останавливают, и они стоят под палящим солнцем, как им кажется, не один час.
Сзади слышится какой-то шум. Силка оглядывается на ворота в женский лагерь и видит старшего офицера, который со своей свитой подходит к ним. Большинство девушек стоят с опущенными головами. Но не Силка. Она хочет увидеть человека, обеспечивающего защиту от группы безоружных беззащитных девушек.
– Оберштурмфюрер Шварцхубер, – обращаясь к старшему офицеру, говорит конвоир, – будете сегодня наблюдать за отбором?
– Да.
Старший офицер Шварцхубер идет вдоль шеренги девушек и женщин. Проходя мимо Силки и Магды, он чуть задерживается. Дойдя до края шеренги, он возвращается назад. На этот раз он видит опущенные вниз лица. Время от времени он приподнимает стеком лицо девушки за подбородок.
Шварцхубер подходит ближе и останавливается рядом с Силкой, Магда стоит за ней. Он поднимает стек. Силка опережает его и вздергивает подбородок, глядя прямо на него. Если она привлечет его внимание, то он проигнорирует ее сестру. Он поднимает ее левую руку, пытаясь разглядеть на коже потускневшие цифры. Силка слышит за собой прерывистое дыхание Магды. Шварцхубер отпускает ее руку и возвращается в начало шеренги. Силка замечает, что он разговаривает со стоящим рядом офицером СС.
Их снова сортируют. Налево, направо. Сердце громко стучит, тело в страхе сжимается. Силку и Магду отобрали, позволив прожить еще день. Теперь они выстроились в очередь в ожидании болезненной процедуры – обновить татуировки с номерами, чтобы остались надолго. Они стоят рядом, но не касаются друг друга, хотя отчаянно нуждаются в поддержке. Ожидая, они шепотом подбадривают друг друга.
Силка подсчитывает, сколько девушек стоят перед ней. Пять. Скоро наступит ее очередь, а потом очередь Магды. И снова она протянет кому-то свою левую руку, чтобы он наколол ей на кожу расплывчатые синие цифры. Впервые ей накололи номер в Освенциме три месяца назад, теперь снова после отбора для нового лагеря, Освенцим-2: Биркенау. Она начинает дрожать. На дворе лето, припекает солнце. Силка боится предстоящей боли. В первый раз она закричала от боли. В этот раз Силка говорит себе, что будет молчать. Хотя ей всего шестнадцать, она не станет больше вести себя по-детски.
Из-за спин стоящих впереди девушек Силка наблюдает за татуировщиком. Он заглядывает в глаза девушки, руку которой в тот момент держит, подносит к губам палец, как бы говоря: ш-ш-ш. И улыбается девушке. Когда девушка отходит, он опускает глаза в землю, потом вновь поднимает взгляд и смотрит, как она идет дальше. Потом берет руку следующей девушки и не видит, что предыдущая девушка оборачивается, чтобы взглянуть на него.
Четыре. Три. Два. Один. Теперь очередь Силки. Она бросает быстрый ободряющий взгляд на Магду, потом делает шаг вперед. Силка стоит перед татуировщиком, прижимая левую руку к боку. Он осторожно приподнимает ее руку. Удивляясь самой себе, она не сопротивляется – почти интуитивно, – и он заглядывает ей в глаза, выражающие гнев и отвращение в ожидании очередного надругательства.
– Мне жаль, так жаль, – ласково шепчет он. – Пожалуйста, дай мне руку.
Проходит несколько мгновений. Он не делает попыток прикоснуться к ней. Она поднимает руку и протягивает ему.
– Спасибо, – шепотом произносит он. – Я сделаю быстро.
Из ее руки капает кровь, хотя и не так много, как в прошлый раз.
– Поаккуратнее с моей сестрой, – шепчет Силка, потом отходит как можно медленнее, чтобы Магда успела догнать ее.
Силка с любопытством озирается по сторонам в поисках девушки, которая стояла перед ней. Потом оглядывается на татуировщика. Тот занят своей работой. Силка замечает, что девушка, стоявшая на пять номеров раньше ее, сейчас находится у блока 29. Она подходит к ней и другим девушкам, ожидающим, когда их впустят в так называемый дом. Силка рассматривает ту девушку. Даже несмотря на бритую голову и мешковатое платье, скрывающее фигуру, она красива. В ее больших темных глазах не заметно отчаяния, которое Силка видит у многих. Ей хочется познакомиться с этой девушкой, на которую пялился татуировщик. Вскоре, морщась от боли, к ней подходит Магда. Временно они оказались вне поля зрения охранников, и Силка сжимает руку сестры.
В тот вечер, когда девушки устраиваются на нарах и начинают осторожно выспрашивать друг друга: «Откуда ты родом?», Силка узнает, что ту девушку зовут Гита. Она родом из деревни в Словакии, недалеко от городка Бардеёв, где жили Силка и Магда. Гита знакомит Силку и Магду со своими подругами Даной и Иванкой.
На следующий день после переклички девушек отправляют в рабочую зону. Силку отводят в сторону и не посылают, как других, работать в «Канаде», где они сортируют одежду, украшения и ценные вещи, привезенные в Освенцим заключенными, бóльшую часть из которых подготавливают для отправки в Германию. Вместо этого ей велено явиться к административному корпусу, где она будет работать.
Глава 3
Окружающая температура падает. Это не происходит внезапно, – скорее, постепенное понижение по ночам, когда Силка и ее товарки жмутся друг к другу. Все они в летней одежде. Силка не знает, какой сейчас месяц, хотя догадывается, что август или сентябрь. И она не знает, куда они едут, хотя на каждой остановке конвой говорит по-русски.
Один день перетекает в другой. По теплушке расползаются болезни. Мучительный кашель высасывает из женщин остатки энергии. Разговоры звучат реже и становятся короче. На последних нескольких стоянках мужчины проникаются жалостью к живому грузу, раздеваются и стаскивают с себя кальсоны, отдавая их женщинам. Силка и Йося натянули на свои покрытые гусиной кожей ноги свободное исподнее, еще хранящее тепло, и робко поблагодарили конвоиров.
Проходит три дня после последней стоянки, и вот состав с лязгом останавливается, тяжелые двери раздвигаются. Перед ними лежит обширная пустынная местность – голая земля и кое-где желто-зеленая трава.
На этот раз их встречает не один-два конвойных. Вдоль состава стоят десятки мужчин в форме, с винтовками на изготовку.
– На выход! – рявкают они. – Выходите!
Пока женщины пытаются встать, причем многие падают, не в силах удержаться на ногах, крики продолжаются.
Впервые за несколько недель Силка и Йося вместе с другими выходят наружу. Они поддерживают двух пожилых женщин, которые идут с трудом. Женщинам не надо говорить, что делать дальше. Они встают в цепочку, одна за другой. В отдалении на широкой плоской равнине виднеются какие-то грубые строения. Очередной лагерь, думает Силка, окруженный пустотой. Однако небо здесь иное – невероятно высокое, серо-голубое. Женщины с трудом тащатся в сторону отдаленных строений. Силка пытается сосчитать число вагонов, которые извергают из себя мужчин, женщин и детей, людей разных возрастов, в разном состоянии нездоровья и уныния. Некоторые ехали в этом поезде с самого начала, других подсаживали на стоянках долгого пути.
Для Силки время останавливается, когда она вспоминает построение перед маршем в другом месте. Та цепочка вела к существованию с неизвестной конечной датой. На этот раз конечная дата известна, если только Силка доживет до нее. Пятнадцать лет. Станет ли каторга более терпимой, если знаешь срок окончания? Стоит ли верить в конечную дату?
Вскоре Силка оказывается перед крупной женщиной, одетой в плотную форму цвета хаки. Одежда Силки слишком легкая для этого климата. Вероятно, они уехали далеко на север. Девушка едва чувствует руки и ноги.
– Имя, фамилия? – рявкает женщина, просматривая лист бумаги на планшете.
– Сесилия Кляйн.
Ее имя отмечают галочкой, и Силка заходит, стоя в очереди, в большой бетонный бункер. Она сразу же смотрит на потолок, пытаясь разглядеть зловещие признаки душа. Будет это вода или газ? Не заметив ничего угрожающего, она испытывает такое облегчение, что хватается за Йосю, чтобы не упасть.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Йося.
– Да-да, все хорошо. Я подумала, может быть, нас отведут в душ.
– Мне бы хотелось в душ. Вот что нам надо.
Силка выдавливает из себя улыбку. Ей кажется, нет никакого смысла объяснять свои страхи. Замечая смущение на некоторых лицах, она вдруг понимает, что кое-кто уже прошел через нечто подобное. Только выжившие в другом месте или побывавшие в иных лагерях знают то, что может быть для них припасено.
Помещение заполняется народом, и входят несколько мужчин-конвойных.
– Раздевайтесь! Сейчас же!
Женщины непонимающе оглядываются по сторонам. Эти слова шепотом передаются друг другу на разных языках, и некоторые женщины начинают раздеваться.
Силка шепотом говорит Йосе:
– Тебе придется раздеться.
– Нет, Силка, не могу, здесь же мужчины.
Похоже, Йосе в тюрьме брили только голову и не делали всю процедуру. Силка знает, что им сбреют все волосы на теле.
– Послушай. Придется делать, что говорят.
Силка начинает расстегивать пуговицы на платье Йоси, и та в смущении отталкивает ее руку, поглядывая на других раздевающихся женщин. Голые женщины прикрывают руками лобок и груди. Йося начинает медленно раздеваться.