Уйдите! Уйдите же!
Выйдите прочь из Амалэйк… чтобы мне не погубить вас вместе с ними…
Шауль сам сказал старику, который вел их, не мог не сказать… Оно само сказалось, но это была правда: – Ты же сделал добро всем бней Исраэйль, когда шли из Египта.-
И те ушли из Амалэйк. Царь Исраэйль отпустил их.
Поднялось солнце. И ослепительно засверкал белый диск.
Обрушился царь на Амалэйк!
Шеренги копий шли, сминая все на своем пути.
Тучи стрел впивались в коней амалекитян, в амалекитян; входили как нож в масло.
Поразил царь Исраэйль Амалэйк от Хавилы до дороги в Шур, что перед Египтом.
Огромные ежи копий надвигались со всех сторон.
Сжались они… те, кто был указан…
Сжал их круг копий в комок.
Вышли вперед лучники и стали расстреливать.
Не вырваться сквозь копья…
Неумолкающий свист стрел.
Короткие тупые удары при входе стрелы.
Свист… и удары…
Выбили меч из рук Агага. Ударом в зубы опрокинули на землю и скрутили.
Приволокли к шатру царя Исраэйль Шауля.
А воины Йэудеи истребляли острием меча весь народ Амалэйк.
Думал Шауль и его военачальники, глядя на лежащего в прахе царя Амалэйк Агага, который молил о жизни и отдавал… отдавал…
Собрал Шауль войско царское, свое, и спросил негромко, не пощадить ли ему того, кто был над народом Амалэйк. Ударили воины по команде копьями о щиты все разом – гром их оружия накрыл Амалэйк. Сказал Шауль после этого, что подарим сейчас жизнь этому Агагу и лучшим овцам, и крупному рогатому скоту, ну, и скоту второго приплода, а также тучным овнам; всему хорошему. Не будем же их трогать. Но все малоценное и худое истребите.
Шмуэль же знал, что не исполнил полностью того Шауль, что должен был.
Наполнилось скорбью его сердце.
Решил Шмуэль, что должен он срочно увидеть царя Исраэйль и исправить, что еще можно.
Вот встретились царь и пророк Исраэйль.
В шатре своем угощал царь гостя.
Сказал Шауль: – Исполнил я то, о чем говорилось.
Промолчал Шмуэль. Еще подождал, дождался и тогда уже спросил: – А что это за овцы блеют и мычит кто? Что в ушах моих? Сказано было: иди и разграбь, Амалэйк, и воюй с ними до полного их уничтожения.
Не мог уже Шауль противиться Шмуэлю. Шмуэль же сказал, чтобы привели к нему Агага, царя Амалэйк.
Вот подошел к пророку Агаг в пыли и оковах. Мутными глазами посмотрел Амалэйк на солнце и закрыл их. В пустых веках его пришла горечь смерти…
Взял меч у Шауля и сказал Агагу Шмуэль: – Меч твой жен наших лишал детей. И мать твоя среди ваших жен лишится сына.
Вспыхнуло лезвие клинка на солнце, и рассек Шмуэль Агага в Гилгале.
Ждали евнухи, когда царь позовет их, нуждаясь в женщине. Когда же дождались, то, по приказу своего начальника Эгая, привели к нему Эстер.
И еще прошло время. А потом еще несколько ночей.
Но вот царь Асвир ночью позвал Эстер, дочь Авихайля
И еще звал царь Ахгашвэйрош Эстер.
И полюбил царь Ахгашвэйрош, и возложил на голову Эс-тер тиару.
Мордехай сидел у царских ворот. Он смотрел перед собой и сидел недвижно и равнодушно.
Никаких записей… Никаких следов… Ничто не спрячешь. Ничто не исчезнет. Но звук неуловим… Вот эхо… что-то донеслось… исчезло… шелест…
Евнухи – стражи входа… заговор…
Исчезло…
Бигтан и Тэреш решили убить царя…
Исчезло…
Заговор стражей входа…
Исчезло…
Царь Агашвэйрош не знает о том, что его хотят убить…
Люди с этими именами ничего не знают. В их руки вложили ножи, и они убьют, ничего не зная и ничего не подозревая…
Они знают только самих себя.
Пытки, смерть – ничего не значат для них. Не знаешь и не скажешь.
Никто… Ничто… Нечто…
Записано, что пришел йэудей Мордехай и сообщил, что стражи входа Бигтан и Тэреш решили убить царя. Этот Мордехай где-то услышал (на площади, во время случайного разговора) про намерение цареубийства. Будучи законнопослушным подданным царя Асвира, решил упомянутый Мордехай проследить сначала за этими проклятыми и самому убедиться, где тут правда.
И услышал йэудей разговор злокозненных, в котором договорились те, как они подстерегут, когда будут нести стражу, выход царя и своими ножами осуществить страшный и преступный замысел!..
Записано, что во время пытки Бигтан умер, не успев ничего признать, а Тэреш сознался в умышлении цареубийства (выворачивание суставов, вырывание ногтей и другое). Во время неофициального выхода предполагалось одновременно нанести несколько ударов ножами в сердце и печень, а затем, отрезав голову, предъявить ее лучшим людям царства. И причиной этого злодейства были личные обиды проклятых на великого царя.
Их разоблачили и повесили.
Мертвый рядом с живым…
Ну… Оба – мертвые.
После смерти злодеев царь возвысил Хгамана сына Амдаты Агагита и вознес его, и поставил выше всех…
Как же поднялся Аман?
Кто этот Агагид?
Поставлю над вами Амана, чтобы властвовал над вами.
Месяц Адар – тайна адерет сэар (волосяное покрывало) – тайна…
Адар – бремя тяжелейшего…
Преодоление тяжелейшего – достижение самого большого света!
Тайна…
Тайна переплетения дорогих нитей.
Падали и простирались все ниц перед Аманом…
Выше всех стал Аман.
Стал богаче всех Аман.
В черном одеянии, в золотых и серебряных украшениях на черном коне медленно двигался к царскому дворцу Аман. И повсюду перед ним простирались ниц персы и мидяне.
Сидел Мордехай Бен Яир у царского дворца и делал свои записи. Как вдруг вокруг пали все оземь перед черным скакуном, шагом двигавшимся к царскому дворцу. Седок его, весь в черном, своим взглядом, будто пронзал копьем трепещущую лань, спины повергнутых перед ним во прах жителей Шушана.
И вот на груди черного всадника, где сердце, увидел Мордехай вышитое изображение идола…
Не мог йэудей склониться перед идолом.
Не пал ниц еврей перед этим идолопоклонником…
Надвигался черный конь с черным всадником, у которого на сердце было изображение идола, на одного, только на одного стоящего перед ним человека, среди великого множества павших…
Тяжело и медленно поднимается копыто… и падает…
Звенят серебряные цепи на тонких сухих черных ногах жеребца с налитыми кровью глазами…
Мертвая тишина вокруг.
Черный всадник и имя ему – Хгаман Агагид.
«Стоял же перед ним йэудей Мордехай, но не склонил головы, не пал ниц, не согнул спины и не отступил».
Хгаман повернул коня за шаг до еврея и, ударив своего коня, проскакал в царский дворец, минуя стоящего прямо.
Их надо истребить
Их надо истребить
Их надо истребить
Всех! Всех! Всех!
Кровь запеклась в уголках его губ. Ногти вонзил он себе в руки, сжав в судороге кулаки. Не мог он разжать их. И кровь брызнула с ладоней на его одежду. Но на черном запекшиеся капли крови плохо видны.
Черные глаза прожигали своим свирепым огнем, раздирая тела живых рваными ранами, и испугался своего слуги царь Асвир.
Но как стало уже обычным, сидели царь Асвир, возвысивший Хгамана сына Амдаты Агагита, со своим слугой Хгаманом и пили вместе они вино. И много выпили они.
Наступила ночь, когда Хгаман произнес: – Есть один народ… разбросанный и рассеянный между всеми народами…
Молчит царь, молчит… ждет, что я еще скажу… и как… Пусть.
Пусть ждет. Пусть… Ибо он давно ждет от меня этого. И ради этого я здесь…
И пили еще вино царь и Хгаман…
Много больше, чем обычно, выпили они.
А пищи на столе не было вообще.
И вот стали проливать они вино…
И Хгаман опустил чашу книзу и стал лить вино на пол…
– Они не исполняют, царь, твои законы.
Молчит теперь царь и слушает… Время слушать… Спешить некуда.
– Нет смысла, царь, их терпеть.
Куда спешить, куда… Зачем… Славный Хгаман, как близок он, как близок…
Пей же свое вино.
– Пусть же запишут, царь, истребить их.
Именно запишут. Этого уже не вырежешь. Никак. Слово царя изменить нельзя. Да-а?.. Надо будет подумать потом.
– … Я же отвешу десять тысяч талантов серебра в царскую казну…
Ахуромазда, сколько же он украл у меня…
Нет-нет, это я сам подарил моему доброму Хгаману…
Это он покупает у меня их жизнь…
Так он отдает мне мое серебро…
Но мы не назвали этот народ…
– Смотри, Хгаман, я снимаю с руки свое кольцо и даю тебе. Так же, как серебро отдано тебе…
– … Серебро отдано тебе… и тот народ, чтобы поступить с ним, как сочтешь нужным…
Лужи вина, темные до черноты, дырами в земле, смотрели в небо…
Мордехай сидел у царских ворот. Белое солнце стояло над ним.
Значит, первое письмо. Это письмо… на нем стоит царская печать… Это то кольцо, которое царь снял и отдал Хгаману… Запечатано это письмо царской печатью. Той же печатью. Важно ли это?.. Все имеет значение. Даже и то, как я называю его: Асвир или Ахгашвэйрош… В этом же письме написано…
В этом письме написано об уничтожении всех евреев в один день.
Это письмо запечатано царской печатью, и это письмо еще никем не прочитано.
Есть второе письмо.
Это письмо открыто.
Это письмо уже везде получено и прочтено.
В этом письме сказано об истреблении народа.
Во втором письме: народ не назван.
Город Шушан в смятении.
Значит, горожане знают…
Нет, они в смятении…
Ведь второе письмо открытое, и они о нем знают тоже.
Быть в смятении и знать все – это очень разные вещи.
Я знаю обо всем.
Мордехай сидел под белым солнцем у царских ворот в городе Сузы.
Хгаман думает, я не знаю о первом письме. Его люди следят за мной… Вот писец в черной шапочке… А там, за углом видны черные сапоги водоноса… Что ж они хоть что-нибудь, но что-то черное носят… И вот, напротив, черная накидка… Так: шапочка, сапоги, накидка…
Пусть видят – я сижу у царских ворот.
Мордехай стоял в царском саду, любимом месте наложниц царя, и ждал Хгадассу…
У царских ворот сидел его двойник под белым солнцем.
Соглядатай, который был напротив, остался там… Он лежал с перерезанным горлом в пыли без черной накидки, которой накрывался теперь Мордехай в дивном саду…
Хгадасса растерялась, она ничего не понимала; ей хотелось ничего не понимать и она говорили, говорила…
– … Кто войдет к царю незванным – смерть!
Хгадасса говорила шепотом, но, казалось, она кричала. Весь сад слушал ее. Вот ворвутся стражи с топорами…
Только тот, на кого царь укажет золотым скипетром – будет жить. А если не укажет, не скипетром, не золотым…