Спускаясь в лощину, они услышали перекатный плеск воды, такой отчетливый и бодрый, будто кто-то шуршал галькой. Лошади насторожили уши, ускорили ступь, потянувшись к воде. Бойкий родник совершал путь вдоль отвесной базальтовой стены с одной стороны и шелкотравной низины с другой. До рассвета оставалось три, а то и все четыре часа. Майор натянул поводья, легко спрыгнул с коня. Мексиканка почувствовала сухое тепло жестких мужских ладоней. Заботливые руки помогли ей коснуться земли.
Чтобы быть менее заметными на фоне светло-сумеречного неба, они старались ехать понизу, в донцах холмов, и место для ночлега майор выбрал такое же скрытое от лишних глаз. Прежде чем позволить перевязать себя, он долго смотрел окрест.
− Любуетесь? − Тереза открыто улыбнулась.
− Хорошее место для засады,− продолжая прощупывать взглядом лощину, не сразу ответил дон.− Впрочем, красиво, не спорю. Здесь только влюбляться. Кстати, ты веришь в любовь?
Она встрепенулась и неопределенно качнула головой:
− Любовь без средств… − Тереза изломила бровь.
− Глупости,− на миг он потерял мысль. Ее бедро волнующе жгло ногу.− Любовь − вот лучший капитал: он смягчает боль и дарит счастье… не так ли?
Девушка пристально снизу вверх посмотрела в его глаза. Их разделяла какая-то пара дюймов.
Он отступил на полшага, но Тереза тут же качнулась веткой и плотно прильнула. Майор более ничего не мог поделать с собой: не ощутить выпирающую из-под цветастого платья упругую грудь, бедра было просто немыслимо! Твердые, как изюминки, соски вдавились в него, ладони соединились… Диего продолжал внимательно смотреть на нее. В юном лице была расцветающая страстная южная красота, созвучная гибким линиям стройного тела.
Сумев взять себя в руки, он отстегнул серебряную пряжку плаща, снял его с плеч и накинул на Терезу.
− Спокойной ночи! Идите ложитесь, донна. Завтра рано вставать. Мигель уже приготовил для вас навес.
Он хотел было направиться к костру, когда услышал тихое:
− А вы?..
Майор обернулся: ее темно-зеленые глаза в лунном свете влажно блестели.
Эффект был сильнее, чем ожидала Тереза.
− Думаю, я буду стеснять вас,− он говорил мягко и нежно.
− Как? И я вас?.. − она опустила густые ресницы, затаив дыхание.
На загорелых щеках Диего проступил румянец. Похоже, она наконец-то сумела сразить его.
− А вы умеете, не смущаясь, смущать…
Он глянул на щиплющих траву лошадей и сказал:
− И до какой степени я могу заходить с вами в нашей игре?
− Вы сами знаете,− не поднимая глаз, прошептала она.
Его кружева коснулись ее пальцев:
− Но лучше, если ты покажешь это сама.
Диего почувствовал, что дыхание девушки участилось от его осторожного прикосновения. Она провела кончиком языка по нижней припухлой губе.
− Не думайте ничего гадкого, сеньор. Просто я… − не сумев произнести слов признания, Тереза прижалась к его пахнущему порохом камзолу.
Глава 10
Неподалеку от журчащего потока, вокруг веселого кост-ра, краснеющего в темноте рубиновыми углями, расположились слуги; и в воздухе вскоре разлился соблазнительный запах жареного мяса и кофе. Братья Гонсалес о чем-то болтали с Мигелем, не обращая внимания на уединившуюся влюбленную пару.
…Они лежали на его широком пурпурном плаще под свежим пологом лениво раскачивающихся ветвей старого платана. Прогретый за день песок ласкал обнаженные спины. Она уже не принадлежала себе. Они были столь близко, что почти касались, глядя друг на друга.
Медленно, словно невзначай, но Терезе вдруг стало жарче, чем в аду, и слаще, чем в Эдеме. Они не находили слов, их пульс скакал как сумасшедший, и они не могли отвести взгляд.
Диего крепко обнял ее за плечи и притянул к себе. Прерывисто дыша, девушка инстинктивно изгибалась, будто пыталась избежать его ласк, но тут же приникала дрожащим телом, с глазами, блестевшими мольбой, испивая всякий раз ни с чем не сравнимые глотки наслаждения. Ее упругая грудь податливо сопротивлялась под атакой его поцелуев; пальцы ныряли в черно-пенные струи волос, а чувства, переполнявшие их, все более полнились нестерпимой силой счастья, вырывавшей из груди сладкие стоны и пугавшей своим упоением.
Прохладный воздух вдруг стал сухим и, казалось, скрипел на зубах. Неожиданно Тереза ощутила в самой себе такую вспышку блаженства, что едва не вскрикнула. Широкая и всесильная волна истомы заполнила ее всю, без остатка. Не было более сил, она отдалась всецело, откровенно, позабыв о всякой стыдливости.
Рогатый месяц прятался за бледными, предрассветными облаками, а они продолжали лежать и смотреть в тканое звездами небо.
− Тереза,− тихо позвал он.
Она не ответила, но Диего почувствовал, как напряглось ее плечо.
− О чем ты думаешь? − его пальцы коснулись ее волос.
Тереза смущенно пожала плечами. Тогда он начал расспрашивать ее, где она родилась, о родителях, о городе… И получая ответ на один вопрос, уже имел наготове второй.
Так продолжалось до тех пор, пока девушка не догадалась, что дона Диего не столь интересуют наивные ответы, сколько само ее присутствие, ее речь, ее дыхание. Она вдруг почувствовала его одиночество и тоску по теплому звуку женского голоса. От матери она не раз слышала, что солдаты или люди, обреченные жить в глуши из-за работы или же скрывающиеся от плахи, по ночам охвачены глубокой, острой тоской и в пламени костра нередко склонны узреть близких и милых сердцу людей. Это, похоже, мучило и Диего.
И Тереза болтала с ним, откровенно и просто, как никогда еще в своей жизни. Радостно и охотно поведала о своем детстве и юности, обо всех утехах и горестях, вплоть до того момента, как познакомилась с ним.
− Значит, капитан Луис не входит в твои планы? −резюмировал де Уэльва.− А кто-то еще… остался из любовников?
− Да.
− И много?
− Весь Сан-Мартин,− рассмеялась она.− Вернее, лучше их назвать воздыхателями. Я им нравлюсь, но они-то мне нет… Эй, вы что, обиделись, сеньор? Ревнуете?
− А ты как думаешь? − он прижал ее к себе и поцеловал.
− Тихо здесь.... и чудно, правда? − замерев на его груди, совсем по-детски, немного помолчав, сказала Тереза.− Я обожаю звезды: они словно говорят со мной. Прислушайтесь к ветру в листве… Слышите, он что-то шепчет нам… Может, предупреждает о чем?..
Диего не ответил, пристально вглядываясь в рассыпанные по небу, точно серебряные монеты, звезды.
Тереза тоже задумалась: вспомнился отец со своими угрозами, Луис, и тотчас ее душа наполнилась прежним холодным напряжением. Откинувшись на широкое испанское седло, что покоилось в изголовье, она лежала с широко раскрытыми глазами.
Действительность ее положения оказывалась тем чудовищнее и невероятнее, чем больше она задумывалась над случившимся. «Ссора с домашними, дуэль из-за меня, кровь Луиса!.. − от этих мыслей закружилась голова и мужество ее ослабело.− Святая Дева Мария! Как мне всё надоело! Эти бесконечные пьянки в доме, ругань и выяснение отношений… Но самое страшное… Это Луис − хитрый, как гринго, и ловкий, как апач… Он не отстанет… Он сума-сшедший в своей любви». Тереза вздрогнула. Истинный смысл ее положения действовал подобно грубым ударам острых шпор. Теперь она должна будет бороться за свою свободу как никогда… и особенно с доном де Аргуэлло. Хитрость, ложь… Тут пойдет всё, особенно чертовская ловкость, на какую только способна отчаявшаяся женщина. «Он всё равно найдет нас! − снова выстрелило в голове.− Значит… значит… я должна обмануть его, провести, убить… или он убьет нас». Ее храбрость вдруг вся ушла в самую глубь души и разбудила страх. Уверенности она более не испытывала и не чувствовала себя равной в предстоящей схватке с Луисом. Беспомощная, растерянная, Тереза уткнулась лицом в лежащее рядом пончо.
− Эй, да ты никак плачешь? − дон приобнял ее.
− А вы думали − смеюсь? − Тереза подняла к нему полные слез глаза.
− Стоит ли, перестань.
− Я не… не могу иначе… я должна, мне надо немножко поплакать. Я вспомнила свой дом, отца, мать, подруг… Я плакала не о себе. Ведь я их больше не увижу, сеньор… А они там будут очень несчастны… Меня любили…
− Погоди, погоди! Что значит: не увидят? − майор усмехнулся. Задумчивый взгляд его скользил вдоль ее стройной, гибкой фигуры, затем, точно обжегшись, вновь уходил в сторону, в темноту ночи.− Ты только выслушай, дорогая, не перебивай. Я проехал тысячи лиг. Пожалуй, это смешно, не должно было этого быть… Но,− дон замолчал, а она, замерев на ложе, ждала, что же он скажет.− Я влюбился с головой, именно здесь, в тебя. В сеньориту, от которой всю жизнь бежал во снах. Кто знает, быть может, такой пасьянс раскладывается раз в жизни… И то, если чертовски повезет. Клянусь всеми святыми! Ты −чудо.
− Вы всем так красиво поете? − глухо сказала она, не поворачивая головы.
Он промолчал, а затем задумчиво обронил:
− Зачем ты так? Разве ты не царишь в моем сердце?
− Я хочу царить не только ночью, но и днем.
− Пойми, дорогая, светский этикет правит мной, а не я…
Тереза молчала, по смуглым щекам снова катились слезы. «О, Господи-Боже, зачем?.. Зачем… я затеяла это всё?..»
− Что с тобой? Опять плачешь? − Диего резко приподнялся на локте, забыв о ране, но, заскрипев зубами, тотчас откинулся на спину. Девушка склонилась над ним, лицо ее смягчилось. Обида ее исчезла, уступив место жалости, настолько переполнившей сердце, что, всё позабыв, она ласково прошептала:
− Бедняжка! − взяла его руку и осторожно поправила повязку на плече.− Теперь ты ненавидишь его так же, как я, правда?
Тереза с сочувствием смотрела на изувеченное ухо майора, его перевязанную руку и всё больше хмурилась. «Что же мне делать,− лихорадочно думала она,− остаться или вернуться?» Но, как истая женщина, Тереза решила одно, а поступила иначе.
− Да… пожалуй. Когда у меня будет больше времени, я отыщу Луиса и с удовольствием скажу ему об этом.
− Нет! − в глазах мексиканки читалась смертельная тревога.− Он бешеный. Он дьявольски бешеный! Эти синяки,− она кивнула на руки,− его работа.− Поколебалась и добавила: − Я предупреждала вас… не связывайтесь с ним… Помните, он поклялся под вашей шпагой? Он вернется за вами даже из преисподней…
Де Уэльва ласково улыбнулся ей, чтоб успокоить.
− Тем лучше − мне не придется тратить время на поиски.
Дон поцеловал ее руку, а сам с тревогой подумал: «Действительно, такой человек, как капитан Луис, весьма опасен. И особенно потому, что самый заметный след в его мозгах выточила мысль о собственной правоте».
Первые птицы уже чистили клювы и готовились щебетать, когда Тереза ловко натянула юбку и влезла в корсет.
Пора было возвращаться. Папаша Муньос должен был вот-вот появиться с каретой и лошадьми у Сан-Мартина.
− Значит, вы не берете меня с собой, дон Диего?
Они подходили к костру, где с утренними заботами воевал Мигель. Час был хлопотливый: Гонсалесы седлали лошадей и доставали съестные припасы.
− Ну что вы молчите? − девушка настойчиво повторила вопрос.
− Нет! − непоколебимо ответил андалузец.− И решение мое окончательное. Это слишком большой риск, донна. И я на него не пойду.
− Выходит, бросаешь?! − тонкие ноздри трепетали. Взбешенная, она готова была не то расплакаться, не то влепить ему пощечину.
− Я оставляю вас на время, пока не вернусь. Вот деньги,− майор деловито протянул расшитый бисером кошель.−Снимешь квартиру. Здесь при умеренном расходе хватит на полгода. Если через этот срок не явлюсь −поставь за меня в iglesia21 свечу.
Пузатый золотыми кошелек тяжело брякнулся к сапогам владельца.
− Тереза-а!
Мексиканка была не из тех, кто разрешал держать себя на коротком поводке. Она уже вскочила в седло и, не сказав ни слова, хлестнула кнутом жеребца.
Глава 11
− Что ты делаешь со мной, старая ведьма? − Дон Луис скривился от боли.
В комнате пахло тортильей, жарким и той вонью, что напоминает запах овощей на грани гниения.
− Я просто роюсь в ваших ранах, сеньор,− спокойно буркнула Сильвилла.− У вас их больше, чем у меня седых волос.
Он с раздражением посмотрел на ее руки и, морщась от боли, прохрипел:
− Будь я лошадью, уже раз сто так бы лягнул тебя, старая, что ты собрала бы все стулья в вашем сарае.
− Ой, кабальеро! Ежели б вы были лошадью, я давно пристрелила бы вас и не горбатилась почем зря.− Расплывающийся бюст хозяйки ходил ходуном. Ее терзала грудная жаба.− И не орите, будто рожать собрались, дорогой сеньор де Аргуэлло. Я лечу вас по старинному индейскому рецепту моих предков.
Сильвилла осклабилась, показав неровные зубы. Крупные, они придавали ее лицу сходство с лукавой кобыльей мордой.
− Ну и воняет же,− капитан брезгливо покосился на темную и тягучую, как смола, мазь, которую толстуха ловко подцепляла указательным пальцем из горбатой половинки черепашьего панциря.
− Черт побери, я не такой уж и больной, мамаша. И если вы перестанете втирать в меня эту гадость при-горшнями, я скоро буду на ногах!
− Молчите лучше, сеньор,− Сильвилла потуже увязала замызганный пестрый платок и погрозила испачканным пальцем: − С болтовней уходит жизненная сила. Вам надо уснуть, дон. И не обижайтесь: поучая мужчин, женщины учатся сами.
В лицо капитану пахнуло пряностями, какими заядлые курильщики перебивают запах табака. Сильвилла поднялась со стула и, что-то кудахча под нос, удалилась.
* * *
Капитан дон Луис де Аргуэлло уже третий день лежал пластом. К вечеру его, как заколдованного, начинало лихорадить. Он чувствовал жар, язык сухим листом прилипал к небу.
Хотя Луиса и обмыли заботливые руки Сильвиллы, вид у него был еще тот. На лице запеклись коросты глубоких царапин, на груди, точно фамильный росчерк, пылал след шпаги майора. Капитан был зол, как раненый бойцовый бык, и жаждал реванша. Его плечи нервно подергивались под рубахой.
Заезжий незнакомец отбил его невесту, ранил на дуэли, раздразнил, вынудил отступить и заставил выглядеть мельче, чем он всегда хотел казаться перед своими солдатами.
«Что ж, он сам себе нажил врага и вынес приговор! −Луис хитро улыбнулся.− Этот господин и его слуги будут доброй приманкой для того, кого кличут «Степным Дьяволом». Старик Муньос обстряпал дельце что надо, москиту нос совать некуда…»
Через два-три дня он будет в седле и вместе со своим эскадроном сядет ему на хвост. Трактирщик поклялся оставлять метки по пути следования. Капитан ни секунды не сомневался в том, что майор будет маскировать свою тропу, но Луис ни секунды не сомневался и в том, что он сам и его солдаты, закаленные в схватках с краснокожими, сумеют прочесть любой дьявольски сложный след.
«А Тереза… пусть эта бешеная кошка пеняет на себя. Ей не уйти от моих рук, а когда она окажется в них, я решу, что делать с этой гордячкой…»
Чтобы не вскрикнуть от боли, он зажал зубами трубку так, как рекомендовал полковой врач, когда отпиливал по-живому руку или ногу. С трудом перекатившись на живот, раненый встал на четвереньки и потянулся за коробкой с табаком.
«Чертова толстуха! Не могла поставить поближе!»
Покрывшись испариной, де Аргуэлло привстал на колено, чувствуя, как голова наливается свинцом. Вытянутая рука мелко дрожала, пальцы скоблили ногтями по вощеной ножке стула, но от коробки их отделяли неприступные полфута.
Сил совсем не осталось. Грудь горела, а слабость случилась такая, что хотелось упасть и более не подниматься. Застонав от отчаяния, капитан рухнул на волглую от пота подушку.
* * *
С тех самых пор, как Луис и Сальварес − сыновья-погодки уважаемого губернатора Калифорнии дона де Аргуэлло −вернулись из Мехико в драгунских мундирах, пунцовых эполетах и чулках, спокойного житья поубавилось во всей округе. Они успели со своими солдатами затерроризировать не только обширные владения престарелого отца: молва об их расправах над инсургентами, беглыми каторжниками и рабами, отголоски их буйных кутежей долетали до самой столицы. О них бродило немало слухов, и ни одного доброго. Они заправляли в Калифорнии, но заправляли как дикие вепри, недаром молва окрестила их «стервятниками дорог».