Истина, скрытая в могилах
После трехсот лет активных и все-таки скрытых от мира действий и передвижений готские мигранты дошли, наконец, до Евксинского понта. Успели смениться семь поколений готов, выступивших в поход в поисках новой родины, так и не обретенной ими, прежде чем восьмое поколение, наконец, достигло берегов далекого южного моря. Которое, возможно, большинство из странствующих готов считало сказочным, а не реально существующим. Или путало его со Средиземным морем. После казавшегося бесконечным пути через необъятную Восточноевропейскую равнину, широкие, бурные реки и безлюдные степи, их взорам предстало желанное теплое море. Море, о котором сообщали купцы и разведчики. Морское побережье с большими, хорошо укрепленными портовыми городами. Море, по которому в припонтийские гавани то и дело приплывали корабли изо всех градов и весей Римской «мировой» державы. Море, способствовавшее благорастворению воздухов и произрастанию плодов земных, выражаясь языком христианских священников и проповедников. И позволявшее собирать на землях Припонтиды богатый урожай.
Однако берега этого Евксинского понта, Гостеприимного моря (которое поэт Овидий, сосланный основателем Римской империи принцепсом Октавианом Августом из Рима на Тибре в далекие Томы, близ современной румынской Констанцы, «на край света», и тоскующий там по «великосветской» римской жизни, именовал в своих «Письмах с Понта» совсем иначе – «Аксинским понтом» – «Негостеприимным морем») были плотно населены. Народами, ведшими там весьма активную и довольно комфортабельную жизнь. Надо было быть столь избалованным столичной роскошью «мажором» , как Овидий, чтобы считать Черное море «негостеприимным» , а жизнь на его берегах – «неуютной» и достойной разве что «скорбных элегий». Припонтийские скифы, сарматы, бургунды, готы и гепиды точку зрения Овидия не разделяли. И потому старались силой завоевать себе «место под солнцем» на землях казавшихся римскому ссыльному «негостеприимным» черноморского побережья (где именно с тех пор, как, например, на месте найденного в наше время археологами городища Белинское, обнаруживают предметы связанных с готами черняховской и вельбарской культур типа керамических сосудов с нанесенными на ручки по сырой глине гребнем расчесами – свидетельством культа волос, характерного для готов, помещавших в захоронения гребни -, погребений в восточно-германской одежде – как, например, в Танаисе, каменных кругов скандинавского типа и т.д.). Суливших им наилучшие условия жизни и наилучшие пути сообщения с «главою мира». С «центром обитаемой Вселенной», куда стекались все деньги, где сосредоточены власть и могущество и главные потребители жизненных благ. Короче говоря, с Римом – «главой мира». «Рома капут мунди». Не будь в римском Средиземноморье густонаселенных территорий древних культурных народов и построенных ими мегаполисов с вечно голодным пролетариатом, все то, что добывалось и производилось на берегах Евксинского понта и складировалось для вывоза в «цивилизованный мир» , не имело бы никакой ценности. Видимо, и среди готов нашлись разумные, сообразительные, опытные люди. Люди, сказавшие себе: «Все добро, что накопили здешние скифы, явно не нажито и не произведено самими здешними скифами. И не привезено к ним другими скифами. Нет, все это добро привезено из совсем иного мира. Из мира с совсем иными, более высокими, запросами. Из мира с более высоким уровнем жизни. Из мира с совсем другими проблемами. С проблемами, решить которые можно лишь с помощью здешнего зерна».
Тогдашняя ситуация весьма напоминает современную. Ни одно из природных богатств Припонтиды не представляло собой некой абсолютной ценности, само по себе. Как и нефть в наше время. Ведь современные арабы со всей своей нефтью не могли бы вырастить в пустыне даже самого крошечного растеньица, если бы не достижения современной техники искусственного орошения. Техники, полученной арабами (как и многое другое, вплоть до опреснителей воды) в обмен на нефть. И потому готы, завоевав силой меча новое «жизненное пространство» в Северном Причерноморье, этим отнюдь не удовлетворились. И на этом отнюдь не успокоились. Долгие странствия пробуждают в людях жажду. А жажда сродни жадности. Слово «жаждать» или «алкать», сродни слову «алчность». Продолжительные военные действия пробуждают в людях воинственность и нетерпеливость. Эти давно вошедшие в привычку воинственность и нетерпеливость невозможно утолить, если только лишь пахать, сеять и месяцами ждать очередного урожая – сколь бы богат он ни был…
С учетом этих соображений, можно найти объяснение двум историческим процессам, могущим показаться, на первый взгляд, неожиданными. Во-первых, пиратским рейдам готских морских разбойников, терроризировавших всю Припонтиду, а также все восточное средиземноморское побережье. Хотя, казалось бы, поколение готов, достигшее, после долгих странствий, Евксинского понта, не имело опыта плавания на кораблях в открытом море (ведь со времени, когда их предки переплыли Янтарное море, прошло столько лет!). Тем не менее, готские переселенцы, обосновавшиеся в солнечной Тавриде и в устье полноводного Данапра, принялись (возможно, с помощью местных корабелов – кто знает?) валить лес, распиливать бревна на доски и спускать на воду корабли. Вроде тех, на которых приплыли со «Скандзы». Снабжать их корабельными командами. И, как впоследствии другие выходцы из «Скандзы» – викинги-норманны – ходить по морю, нападать на острова и побережья. «Шарпать берега Натолии», как писал Николай Васильевич Гоголь в «Тарасе Бульбе» о позднейших козаках (возможно – отдаленных потомках припонтийских готов, о чем еще будет сказано далее). В-общем – так пиратствовать, как в Средиземноморье не пиратствовал никто уже давно. С тех самых пор, как римский полководец Гней Помпей Великий (Магн), снарядив огромный флот, смог положить конец бесчинствам киликийских и североафриканских морских разбойников. А Марк Випсаний Агриппа, зять императора Октавиана Августа – бесчинству морских разбойников сына этого самого Гнея Помпея Великого – Секста Помпея (унаследовавшего от своего действительно великого, хоть и разбитого Юлием Цезарем, отца, прозвище «Магн» лишь по недоразумению). «Вивере нон эст нецесситаре – навигаре нецесситаре эст». Т.е. «Жить не необходимо, плавать по морям необходимо». Плавать – и попутно грабить…
На все эти особенности поведения готов в Припонтиде следует обратить особое внимание. Ибо они отличали его от поведения других германских народов. Скажем, гепидов и бургундов, скиров и прочих мелких этнических групп. Образовавшихся из обломков племен, разбитых или недорезанных готами в ходе их дальних странствий. Все эти побежденные готскими мигрантами племена «северных варваров» дали готам себя вытеснить из густонаселенных припонтийских областей дальше на Запад. И несмотря на трудности преодоления пересеченной местности, направились к Карпатской горной дуге, принявшись беспокоить римскую провинцию Дакию.
С учетом этого столь разного поведения мигрировавших с севера германских племен при их появлении на границах Римской империи представляется необходимым перепроверить правильность тезиса, на протяжении многих поколений господствующего в историографии. В первую очередь – в историографии немецкой. Однако не только немецкой, но и, скажем, шведской. Ибо шведы гордились (и даже хвастались) своими готскими предками не меньше, чем немцы из Восточной Пруссии, Померании и Лаузица, хвалившиеся тем, что их родная земля в прошлом – пусть и ненадолго – была завоевана и заселена «славными готами, взявшими Рим».
Шведский историк академик Андерс Магнус Стриннгольм (1786– 1862), настоящий кладезь всевозможных сведений о завоевательных войнах, утверждал в своем труде о государственном устройстве, нравах и обычаях древних скандинавов, что общей и единственной целью всех германцев было сокрушение Римской империи.
Насколько сильными должны быть вера в величие германства и неразумность составляющих его народов, если труд, столь знаменитый по сей день, начинается с настолько ложного утверждения! Ибо, во-первых, у германцев никогда не было общих целей (тем более – одной единственной). Вплоть до II половины XIX в. (да и тогда, скажем, баварцы, в отличие от прочих германских народностей, не желали «шагать в едином германском строю»). Во-вторых, германские племена воевали, главным образом, не с Римом, а друг с другом. Это – непреложный факт. Сказанное относится и к «славным готам, взявшим Рим». Ведь даже в легенде об их «великом исходе» говорится, что готы первым делом победили герулов (германцев, как и сами готы). Вслед за тем готы, как это подтверждается историческими свидетельствами, одолели гепидов (германцев), бургундов (германцев) и (по крайней мере – частично) бастарнов (опять же германцев). Не говоря уже о величайшей в мировой истории битве между древними германцами – сражении на Каталаунских полях, близ Шалона-на-Марне, в 451 г., считающейся традиционно «битвой римлян с гуннами». В этой «битве народов» готы сражались против готов, франки – против франков, гепиды – против бургундов. Если бы столь усердно постулируемое Стриннгольмом (и многими другими историками после него) пресловутое германское единство существовало в действительности… Если бы германцы уже в первые века Христианской эры достигли уровня организованности, позволяющего им совершить совместную «массовую акцию» … Тогда такие выдающиеся вожди древних германцев, как князь (или герцог) херусков (предков нынешних саксонцев) Арминий (получивший, до того, когда восстал против римлян, римское гражданство и титул римского эквеса-всадника за верную службу в римском войске) и царь маркоманов (предков нынешних баварцев) Мар(о)бод (проведший юность в Риме и пытавшийся править своими германскими подданными на манер римского императора) не сошлись бы в смертельной «братоубийственной» схватке, а плечом к плечу двинулись бы совместным походом на «ненавистный Рим». Не было бы никакого продолжения императорского периода римской истории. И на долю Алариха почти не осталось бы «победных лавров». Но именно отсутствие единства среди древних германцев обогатило мировую культуру еще несколько столетиями античности. Именно отсутствие единства среди германцев позволило достичь наивысшей точки расцвета античной цивилизации. Цивилизации, которой вплоть до времени правления римского принцепса-императора Октавиана Августа приходилось тратить немалую часть своих творческих сил и материальных средств на укрепление военно-политического могущества Рима. Позволившего ей в дальнейшем развиваться под своей защитой, в условиях «римского мира».
Конечно, автора этих строк могут упрекнуть не в попытке развеять «германский миф» , а в попытке сознательно принизить все «готско-нордическое». Тем не менее, следует отдавать себе отчет в следующем. К моменту Рождества Христова германцы были неописуемо бедным, прямо скажем – нищим, первобытным народом. Во всяком случае, ни в чем не превосходившим две другие крупные этнические группы, которым было суждено, в конце концов, создать, вместе с германцами, европейскую семью народов. А именно – кельтов и славян. Тогдашние кельты, несомненно, превосходили тогдашних германцев. Как в сфере материально-технической цивилизации, так и в сфере духовной культуры. Славяне населяли самые плодородные земли, требовавшие меньших усилий для своей обработки. И потому имели больше свободного времени. Чтобы предаваться на досуге развитию прикладного искусства, ремесел, рыболовства, торговли и транспорта. Всему этому германцы противопоставляли целый ряд идеальных (т.е. не приносящих практической пользы, материальных доходов) добродетелей. Таких, как гордость, чувство собственного достоинства, чувство чести и – понятное, с учетом перечисленного выше – вечное недовольство, постоянное чувство неудовлетворенности. Неприхотливые славяне жили припеваючи (или, во всяком случае – неплохо, по своим понятиям) за счет такого монотонного занятия, как рыболовство, и кое-чем приторговывали. Привыкнув довольствоваться малым. И не желая для себя ничего большего и лучшего. Германцы же, начиная с неизвестного нам сегодня момента времени, начали ощущать в себе нечто, что можно назвать поэтически «беспокойством и тягой к перемене мест» (вспомним главу Х «Евгения Онегина»). Или, высокопарнопатетически, «харизмой воли к власти». А говоря прозаически, попростому – жаждой добычи. Ибо передвижения народов никогда не инициировались довольными собой и всем на свете неимущими людьми. Нет, они инициировались совсем другими людьми, у которых к первейшему и самому естественному побудительному мотиву – голоду – добавлялись иные мотивы и цели. И которые они привыкли (а точнее – приучили себя) считать более высокими мотивами и целями. Как долго многочисленные и достойные во всех отношениях уважения народы могут оставаться на уровне каменного века, при отсутствии материального благосостояния и этих самых более высоких целей, мы наглядно видим на примере североамериканских индейцев. Многие из племена индейцев были так бедны, что не обладали даже гончарными изделиями. И согласовывали свои кочевые странствия со временем созревания тех или иных диких плодов, трав, кореньев и овощей.
С другой стороны, современные историки пишут, например, по поводу недавней находки в английском графстве Дорсет массового захоронения обезглавленных англосаксами скандинавских викингов, что помочь идентифицировать скелеты последних именно как норманнов помог их анализ, показавший, что покойные жили в регионе с гораздо более суровым климатом, чем английский. Ученые установили, что в питании этих людей было много богатых протеинами продуктов – мяса, молока, яиц. Такая диета, помогающая наращиванию мышечной массы, была характерна для викингов, останки которых были найденных на территории Швеции. Правда, речь идет об останках IX-X в. В общем, «темна вода во облацех» …
Как бы то ни было, современные историки, исследующие жизнь древних германцев, видят многие ее особенности яснее, чем – при всем уважении! – Генрих фон Трейчке и его современники. Чей взор был, вероятно, затуманен слишком воодушевленным и усердным чтением Тацита (несомненно, идеализировавшего в своей «Германии» германцев – дабы современным ему «римлянам, сравнивая себя с германцами, стало стыдно за свои пороки») и гордостью за только что состоявшееся в Версале провозглашение, под скипетром королей Пруссии из дома Гогенцоллернов, Германского империи («Второго») рейха, казалось, идущего на смену как средневековой «Священной Римской империи» («Первому рейху»), так и «классической» Римской империи времен античности. Все это мешало им видеть очевидные, несомненные факты. Но, с другой стороны, эти талантливые исследователи еще не имели в своем распоряжении так много фактов и материалов, как сегодняшние историки, открывающие их в результате археологических раскопок в Скандинавии и Германии.
Небольшая группа хорошо осведомленных ученых, результаты работы которых, право, стоило бы популяризовать гораздо шире, чем это делалось и делается до сих пор, относится к столь долго чрезмерно восхваляемым и превозносимым древним германцам как к обычному, скромному во всех отношениях, первобытному народу. Раскапывая их скрытые в могилах останки с помощью лопат, зондов и сит. Стараясь подобраться к ним как можно ближе – насколько это сегодня представляется возможным. Ибо германцы, поступали со своими покойниками иначе, чем, скажем, древние египтяне. Т.е. не бальзамировали их выпотрошенные предварительно тела, чтобы затем замуровать их навечно (как им думалось) в гробницах. Германцы (как, кстати, и древние греки, и римляне) долгое время, придерживались обычая кремации. Т.е. трупосожжения. Хотя (к счастью для археологов) не полного, а частичного. Да и то – не всегда с необходимой последовательностью. Эта непоследовательность дает археологам возможность обнаружить и изучить тот или иной костный фрагмент. Во-первых, в силу того, что мертвые тела сгорали не дотла, т.е. не до полного превращения в пепел (как это делается в современных крематориях). Кости очень часто оставались не сожженными, в отличие от бренной плоти, и вместе с остатками погребального костра опускались в могильную яму, после чего засыпались землей. Даже в тех случаях, когда часть пепла помещалась в погребальную урну. Во-вторых, эта непоследовательность проявлялась в том, что даже у народов, хоронивших своих сожженных мертвецов в таких погребальных ямах, периодически встречались не сожженные трупы и могилы с не сожженным погребальным инвентарем.
В ходе раскопок древних захоронений, прежде всего в современных южношведских областях Вестер- и Эстергётланд (Вест- и Остготланд), существование которых, кстати, ставит под сомнение господствующее представление о разделении готов на западных и восточных лишь в ходе их миграции по европейской «Большой Земле», и на одноименном острове Готланд, шведские археологи К.Э. Сальстрём, Н.Г. Гейвалль, а также Моберг, Нилен и, независимо от них – Оксенстьерна, положили немало сил на поиск доказательств проживания и сосуществования ранних готов с другими племенами «Скандзы». А гамбургский археолог и историк Рольф Гахман (Хахман) попытался, на основе этих полученной шведскими учеными первичной информации, составить себе общее представление о жизни готов в «Скандзии» до переселения значительной части этого народа на «Большую землю». При чтении их описаний древних могил и опирающихся на археологические находки соображений, можно попытаться понять язык мертвых, похороненных в древних могилах. И тогда исторические акции готских племен приобретут в наших глазах иной оттенок, и даже иной характер.
Так, на основе изучения останков, захороненных в могилах, мы увидим, что детская смертность, составлявшая в среднем около тридцати процентов, в некоторых районах, отличавшихся особо суровыми климатическими условиями, превышала пятьдесят процентов. Иными словами: из троих детей молодой готской семьи, вследствие суровых, нищенских условий жизни только двое доживали до восемнадцати лет. В особенно неблагоприятных для проживания человека районах – только один ребенок из двух. А в районе нынешнего города Банкелла в Вестра-Гёталанде на юго-западе Швеции до восемнадцати лет доживал только каждый третий ребенок…
Средняя продолжительность жизни взрослых составляла сорок лет. Если считать взрослыми готов, преодолевших восемнадцатилетний возрастной «порог» лет, т.е. без влияния высокого показателя детской смертности, который исказил бы картину. Из этого Гахман делал вывод, что семьи жителей Вестерготланда ко времени Рождества Христова были весьма немногочисленными. Сменявшие друг друга поколения не слишком задерживались на Земле. Когда на свет рождались внуки, большинство их дедов и бабок были уже мертвы. И зачастую дети были еще очень малы, когда умирали их отцы или (и) матери.