– Не в этом суть. Камни – это воины. Всех собери их в кучу. И отрезви ты их внимание. Вино здесь льется чересчур.
– Вино храбрит. – заметил Кир.
– Послушай не меня, а Диониса, он хоть и младший на Олимпе, но знает толк в вине. За ним и сам Солон сказал – знай меру. Ведь первый лишь кувшин для вкуса, второй – для веселья, а третий – для тяжелого похмелья. Так не теряй же голову, завоеватель, на войне жажду утоляют водой и победой.
Кир встал с песка, опершись на свой посох, и подал знак. Явились вожди племен и стражники.
– Воины могут пристраститься к вину! – громогласно заявил царь. – Приказываю вырубить виноградники в долине, обыскать дома и вылить на землю все бурдюки с вином! Сменить посты – расставить трезвых воинов на подступах к стене и со стороны утеса! И пусть смотрят в оба трезвыми глазами!
– Ты обещал им пир, а теперь запрещаешь пить вино… – припомнил вождь марафиев, с подозрением глядя на горбуна.
– Пиром мы отпразднуем завоевание Лидии, – неумолимо отрезал Кир.
…Вожди персов запретили местным торговцам угощать армию вином, вырубив для острастки все виноградники речной долины.
В шатер Кир вернулся с престарелым горбуном, который не выпускал из рук рыболовную сеть. В покоях Кира разожгли очаг и подали яства.
– Мне по сердцу твои советы. Оставайся с нами. Здесь будешь ты в почете. – Царь уважительно пригласил старца к столу.
– Зато я прослыву предателем в своей земле, – констатировал Эзоп.
– Ну, если там уже приговорен, то невелика потеря… Больше раза не убьют, разве не так?
– Я сразу догадался, что ты Кир… Тут проницательность не понадобилась. Я нашел тебя на том самом месте, где распрощался с мудрецом Солоном. Одно дело – помочь тебе, царь персов, в войне с Крезом, который досаждал эллинам, другое дело – изменить сородичам. Хоть и поносят они меня, я прощаю им все обиды. Хочу предотвратить войну Эллады с тобой. Пойду им и скажу, чтобы не шли войной на того, кто мудрость не отверг и привечает старость, ибо накликают беду на полисы Эллады. Я одолжение делаю им, а заодно тебе, хотя бы и за этот стол с яствами. Крез мудреца Солона за стол не пригласил, а я ведь раб, сижу здесь, как вельможа.
– Войны не миновать.
– Попытку сделать надо.
– И что ты скажешь им?
– Я сеть им покажу вот эту и расскажу историю про дудочку из Фригии да рыбака.
– Сначала мне поведай. Я хочу запомнить.
– Слушай же. Рыбак пришел к реке и обратился к рыбам: пляшите, рыбы, под музыку фригийской дудки. Они ослушались. Тогда рыбак забросил невод и выловил всех рыб. В итоге плясали на сети они без музыки прекрасной, на солнце издыхая.
– Ты думаешь, их испугает такая притча? И утихомирятся эллины, приняв меня за рыбака с той дудкой? Не станут ионийцы, кроме Милета, плясать под мою дудку добровольно. По мне: так скрутят горбуна Эзопа и бросят в подземелье, обвинив в измене.
– Посмотрим, все равно пойду. Хочу предупредить я города на побережье от пагубной войны, грозящей разорением. А после в Дельфы простирается мой путь.
– Тебя не удержать мне. Жаль, – с горечью произнес Кир и приказал снабдить старика Эзопа повозкой, наполнив ее фуражом и едой. В повозку запрягли двух самых выносливых мулов.
«Мул мулов раздает… – подумал старец. – Но предсказание, конечно, было не о муле. Оно о крови говорило, не понятым для Креза оказалось… Разбавленная кровь, как бурная река, течет, сметая все плотины. Намного легче ей преодолеть барьеры, чем стоку вязкому прорваться из болота»…
Эзоп поехал на запад, в сторону ионийских городов, чтобы уговорить эллинов не вмешиваться в войну персов и Лидии и согласиться выплачивать персам небольшую дань, в размерах гораздо меньшую, чем та, которую требовал ненасытный Крез. Он предполагал, что из этой затеи вряд ли что получится, но был рад, что за его действия никто не обвинит его в измене.
Царь Лидии был взбешен провалившейся попыткой споить персов. Он оценил поведение Кира. Теперь он понимал, что имеет дело с опытным полководцем, а не юношей. Город осаждал человек, разгромивший Астиага.
Крез усилил посты. Часовые беспрестанно патрулировали по парапетам крепостных стен. Цитадель оставалась неприступной. Эллины должны были прислать подмогу.
Ни одна атака Кира по-прежнему не увенчивалась успехом. Лидийские лучники были не так метки, но даже их умения хватало, чтобы пресечь любую попытку штурма. Все преимущества были на стороне осажденных.
Крез усердно молился Аполлону и Кибеле в святилищах у акрополя, взывая поторопить Спарту. Он разжигал жертвенные костры, бросая в них коз и быков. Так он задабривал пантеон богов, а заодно обильно питал верный гарнизон, успешно сдерживающий натиск персов. Помощь союзников была не за горами, именно так представлялось страже, взирающей на долину с крутого утеса.
На четырнадцатый день осады один из стражников высунул голову из башни, пытаясь разглядеть русло реки Герм, чтобы увидеть, не идут ли уже по нему из Эгейского моря триеры с грозными лакедемонянами. Крез уверял, что гонцы из городов Ионийского союза, данников Лидии, уже сообщили о нападении персов, а значит, стоило ждать подмоги намного раньше.
Стражник узнал бы спартанцев по коринфским шлемам с гребнями из конского волоса, по панцирям и по алым плащам, накинутым на короткие хитоны.
Солнце слепило в глаза. Вроде бы он что-то заметил. Но нет. Показалось. Смотрел он направо, налево, крутил головой, и вдруг шлем зацепился о древко факела, прибитого к стене, и упал с высоты.
Рифленые скалы крутого утеса имели едва заметные издали ступенчатые выступы. Шлем заскакал по ним, но не свалился в низину, зацепившись за крюк. Стражник выбросил короткую бечевку и спустился по ней за своим шлемом. Веревки хватило, чтоб добраться до пологого места. Он поднял свой шлем, стряхнул пыль и снова водрузил на голову. А затем ловко взобрался по едва различимым выступам обратно на башню. Словно бурый горный муфлон. Даже не пользуясь веревкой!
Внимательный, а главное – трезвый воин из персидского племени маспиев увидел падение шлема с утеса. Он наблюдал за действиями лидийца с интересом и поразился. Уму не постижимо! Персы и мидяне штурмуют неприступные стены, а перед глазами стоит утес, по которому смогут взобраться сотни его соплеменников. Достаточно дождаться темноты и поработать киркой в нескольких местах…
Молодой, но амбициозный вождь племени маспиев по имени Табал, выслушав своего часового, явился в шатер царя с предложением предпринять новый штурм со стороны утеса.
– Позволь это сделать маспиям! Там всего одна башня с парой часовых.
– Племя твое не так многочисленно. Я пришлю подкрепление, – предложил Кир.
– Царь, не отнимай радость маспия отличиться в бою! – попросил вождь.
– Ну хорошо. Скажи своим воинам, что царь щедро одарит их, если атака увенчается успехом, – согласился Кир.
Обещание награды было нелишним, маспиев тяготила второстепенная роль в племенной иерархии. Доблесть питала гордыню, взывая к поступкам, способным прославить народ в глазах сюзерена.
– Лучшей наградой, мой царь, для маспия – пасть за тебя или добыть победу, чтобы марафии пировали! – твердо отчеканил маспий, намекнув на обделенность своего племени.
– Все мы, пасаргады, марафии, маспии и еще семь племен – персы. Даже я, испорченный кровью мидян и лидийцев, считаю себя персом… – Царь не скрыл недовольства, вспомнив слова Касанданы. Но настаивать на усилении численности штурмующих утес Кир не стал.
– Считать себя персом недостаточно, надо им быть. Ты – перс, Повелитель. Пусть не по крови, но по духу! И за тебя умереть для любого перса великая радость, – вымолвил гордый маспий Табал.
– Иди и вырви победу у Креза. Добудь славу в одиночку! Я даю тебе этот шанс. Но знай, если штурм провалится – лидийцы укрепят оборону и утес больше не будет уязвимым. У нас не так много времени. Надо спешить, еще три луны и на помощь Крезу подоспеют ионийцы, а за ними придут лакедемоняне.
– Хватит одной луны. Завтра на восходе солнца маспии возьмут акрополь или погибнут и превратятся в белый жасмин во славу твою и Ахура-Мазды…
Табал уже собирался выйти из шатра, но Кир остановил его:
– Табал, постой, если тебе удастся, ты войдешь в город первым. Найди там Спако, мою мать, и Митридата-пастуха.
Маспий кивнул, прижал кулак к груди и удалился готовиться к штурму.
Глава 16. Жертвенный костер Креза
Чтобы лидийцы не слышали стука кирок на утесе, маспии по приказу Табала устроили шум в своем лагере. Лучшие наездники соревновались в низине на скачках. Под звук барабанов, обитых верблюжьей кожей, лошади гарцевали перед стартом.
Любопытные лидийцы наблюдали за скачками с крепостных стен, оставив утес и низину без присмотра. Зрелище привлекло внимание настолько, что посты сгрудились в лучшем для обзора за скачками месте. Стоит заметить, что с этого места склон утеса был практически не виден.
Тем временем маспии прокладывали путь. Они высекали ступени, соединяя пологие выступы, вбивали крюки и крепили бечевки. Еще до рассвета первые воины, включая вождя, оказались у башни.
Брошенный дротик снял часового, и лидийский шлем снова упал, хоть и с другой головы. Он ударился о скалу и запрыгал, как котелок для отвара снадобий, а затем провалился в бездну.
Персы влезли сквозь узкую бойницу и скоро перекололи акинаками всех, кого застали в башне. Внезапное появление неприятеля на крепостном валу ошеломило обороняющихся.
Персы сбрасывали факелы, сигнализируя, что восточный бастион взят. Кир дал отмашку и к стене приставили лестницы. Отряды мидян и марафиев, вооруженные до зубов, лезли по ним без шума.
Верхний город спал. Все, кроме Креза и его личной гвардии. С парапета донесся шум. Сквозь мутную пелену туманного утра царь Лидии разглядел красный штандарт на стене. Персы захватили укрепление. Все пропало. Они уже здесь.
– Костер! Разожгите костер у святилища Кибелы! – приказал царь.
У него еще была надежда остаться счастливым. Ведь отвергнутый им Солон оказался прав, когда уверял, что нельзя называть человека счастливым до его смерти.
Кончина героя на поле битвы не сопоставима с самопожертвованием богам ради спасения города. Это угодная жертва. Он был прав, этот чудак из Афин, которого он выгнал с позором. Раскаяние все-таки пришло. Несколько запоздалое, но все же.
Крез принял соответствующее самобичеванию решение. Он собирался принести себя в жертву. Себя и своего немого сына! Чтобы отправиться к богам, вместе с отпрыском обрести наконец вожделенное счастье!
Враги были рядом. Их дротики и стрелы вонзались в стражников. Одно копье пролетело совсем близко, едва не задев лидийского царя.
– Не убивайте его, это Крез! – услышал царь незнакомый дрожащий голос.
Он обернулся и вдруг понял, что это прокричал его немой сын. Он обнял его и вымолвил в слезах:
– Ну вот. Ты и заговорил в самый бедственный мой день. Все как предсказал оракул.
Значит, день этот наступил. Пора…
Связки с высушенными ветками тутового дерева облили оливковым маслом и бросили под пирамиду из трехметровых бревен. Крез поднялся на самый верх по ступенькам из обтесанных топором стволов кедра к торчащей мачте костра. Он прижался к ней сам, держа за руку своего сына. В какой-то момент он передумал и оттолкнул подростка:
– Живи! Быть может, тебя пощадят! А я приму смерть во спасение моего народа и столицы!
Мальчик сбежал по ступеням, рыдая. Крез подал знак своим лучникам. Те выпустили огненные стрелы в связки с сучьями. Пламя вспыхнуло мгновенно. Его языки охватили бревна, поднимаясь все выше к мачте, где стоял Крез.
Скоро вокруг костра не осталось ни одного лидийца. Лишь беззащитный мальчик, который теперь умел говорить. Но его закололи на глазах у отца, ибо он поднял камень, чтобы бросить его в чужака. Этим чужаком был Гарпаг. Крез вдруг вспомнил, как скормил предателю его собственного сына. Еще мгновение, и загорелась его царская одежда. Расшитое золотыми узорами платье загорелось, как масляный фитиль.
Персы из племени маспиев окружили костер, слушая поверженного царя. Обрывки его речи доносились до победителей несвязными фразами. Едкий дым, попадая в горло, мешал царю говорить. Он горел.
– Пусть будет угодна моя жертва! Теперь здесь все твое, Кир. Останови разграбление города. Твои воины убивают теперь твоих подданных и грабят твое имущество! Не губи мой народ!!!
– Потушите костер! – раздался голос Кира, он подоспел к разгару боя за акрополь, и теперь был здесь в сопровождении гвардии и мидян.
Гвардейцы и маспии попытались потушить костер и разобрать бревна. Но огонь разросся настолько, что их попытки оказались тщетны.
Мы нашли пленных, которых Крез держал в подземелье дворца! – Табал привел старика и старуху, с которых только что сняли кандалы.
Кир упал перед ними на колени и заплакал, не стесняясь выдать свои чувства словами:
– Мать, ты жива! Отец, ты жив!
Гарпаг оглядел вождей, ставших свидетелями трогательной встречи. Но все отвернулись, словно в один миг оглохли. Царь-победитель, великий Кир-завоеватель – это их царь. Он перс, кого бы он ни считал своей матерью и какая бы кровь ни текла в его жилах!
Креза все же достали, повалив мачту пирамиды бревен. Он лежал, бездыханный и нагой, покрытый ожогами. В его голову словно вросла золотая корона Лидии. Гарпаг подошел и снял головной убор с умирающего Креза. Он бы пихнул его ногой, если бы знал наверняка, что его враг почувствует хоть каплю боли.
Гарпаг крутил ее в руках, разглядывая детали убора, его сверкающие камни и искусную чеканку. На несколько минут он забылся и даже не заметил, как сзади подошел вождь маспиев Табал и вырвал корону из рук мидянина.
– Царь объявил меня наместником новой сатрапии – Лидии. Корона будет храниться здесь вместе со всеми сокровищами Креза. Тебе, Гарпаг, приказано идти на дерзких ионийцев, на все их города, кроме Милета. Они готовят выступление против нас. Восстание следует упредить. Так сказал наш царь, и он идет с тобой.
Кир смотрел на Креза без тени злорадства. Он даже жалел его.
– Не губи мой народ. Просто забери у него оружие. Дай ему лиры и кифары, и он воспоет тебе славу.
– Теперь это мой народ, – сказал Кир. – Я призван не губить, а защищать своих подданных. Спи спокойно.
– Значит, моя жертва была угодна богам… Я ухожу счастливым… – Это были последние слова Креза, испустившего дух.
Когда в мирных Сардах заиграли лиры, певцы слагали о своем павшем царе легенды, в которых Крез представал героем, пожертвовавшим свою жизнь ради Лидии. Но во многих песнях его жизнеописание отличалось от истины. Его обезображенное огнем лицо не опознал ни один лидиец, простолюдины считали его выжившим.
Столь благодетельный царь, коим оказался Кир, мог пощадить их бывшего Повелителя и отправить сатрапом в дальнюю провинцию новой империи под названием Персия. Почему бы и нет?
Иногда мифы не просто украшают жизнь, но и формируют реальность. Кир же, зная правду, даже потворствовал слухам о выжившем Крезе. Пусть люди считают, что советниками у Царя Царей, падишаха, могут быть лишь цари…
Глава 17. Лакрин – посол Спарты
Пятидесятивесельная галера из Лакедемона, с красным штандартом и вышитой на нем «Лямбдой», была единственным кораблем, прибывшим из Пелопоннеса и показавшимся в устье реки Меандр.
На его палубе у форштевня стоял Лакрин, один из Пяти членов зловещей коллегии эфоров[6] Спарты. Его красный плащ развевался на ветру, напоминая о страшной буре, настигшей галеру в пути. Шторм унес жизни трех гребцов.
Расписная чаша на шестьсот амфор, предназначенная для царя Креза, разбилась и разлетелась на мелкие черепки. Подарок с заверениями о нерушимости союза и скорой подмоге не довезли. Он оказался сначала за бортом, а затем осел разукрашенными ракушками на дне. И это было символично. Как и вавилоняне, спартанцы недооценили неприятеля.