Оразгелди вспомнил вчерашний разговор с председателем колхоза. Как же так вышло, что жизнь настолько изменилась, что какая-то неведомая злая сила превратила в ничтожества уважаемых людей, а вчерашние ничего из себя не представляющие люди вроде Ягды-кемсита и Хардата-кепретилчи неожиданно оказались на вершине власти и теперь вертят судьбами людей! Он никак не мог понять, отчего всё это случилось, почему перевернулся их привычный мир и разрушил размеренную и счастливую жизнь. Какая лавина смела их с этого пути и разве можно устоять перед такой могучей силой?!
Понятно, отчего Хардат при любой возможности старается навредить им. Его поведение объяснялось просто: лет шесть-семь назад в их отношениях появился холодок. Это было связано с тем, что двоюродный брат Хардата выкрал уже сосватанную другим парнем двоюродную сестру Оразгелди и женился на ней, опозорив бяшбелаларов. А до этого они считали себя людьми близких друг другу племён, были в хороших отношениях и помогали друг другу.
Когда родственник Хардада опорочил девушку и навёл тень позора на род бяшбелаларов, представитель его рода по имени Ахмет-забун5, несмотря на молодость отличавшийся крутым нравом, пришёл советоваться к Оразгелди как к старшему своего племени, предложил отомстить Хардаду, опорочившему девушку из его семейства. Но тогда Оразгелди успокоил юного мстителя, напомнив, что в свое время и мать убежавшей девушки была уведена из дома близких Хардата, что их дядя Озбекгылыч акга усадил её на коня и увёз с собой. Так что это не считается позором, просто они отомстили за тот давний случай. После для примирения приходили уважаемые люди села, и тогда напряженность в отношениях между двумя семьями несколько ослабела. А если бы не был этот случай со временем забылось бы всё.
А село ничего не забывает, всё помнят, обо всем ведется счет, особенно если это связано с людской честью.
В этот раз тоже вышло именно так…
Однажды во время очистки каналов на поле среди двух молодых людей из разных племён вдруг возник спор.
Когда Оразгелди увидев, что парень из другой стороны не прав, взял сторону своих. А это не понравилось представителям других племён. Один из них моментально противостоял Оразгелди и с горяча напомнил ему «старую рану», упрекая ехидными улыбками.
– Кто вы такие, чтобы вас не трогали? Хотите сказать, что у вас есть честь? Разве не было, когда старший брат Хардата увёз вашу сестру и опозорил вас перед народом. А у вас же не нашлись тогда гордость и сила, не смогли вы – бяшбелалар отомстить за сестру, смыть позор. А сейчас изображаете себя человеком недотрогой, человеком-достоинством…
Оразгелди тогда не ожидавший такого поворота событий и не мог допустить такого унижения своих соплеменников перед другими. Не в силах был справиться со своим гневом и подозвал моментально нескольких своих джигитов.
– Эй, Ахмет, Баллы, Махы, быстро седлайте коней и отправляйтесь к Хардаду, обрейте головы его женщинам!.. – приказал он.
Вот так подожжён был фитиль противостояния. Парни бяшбелалары отправились в село и под крики и вопли обрили головы жены, дочери и сестры, оскорбили честь и дом Хардада.
Нет, конечно, Хардад не считал это местью за причинённое зло ими раньше. Но и выступить против этих парней тогда он не осмелился. Затаил злобу и ждал только удобного момента, чтобы отомстить своему недругу.
И вот сейчас этот долгожданный момент, чтобы расправиться с Кымышами настал.
В это смутное время, когда вокруг разгораются нешуточные страсти, не допустить кого-то в колхоз было самым страшным злом, какое только можно причинить человеку. И если колхоз напоминал большое стадо, то непринятые в него семьи были похожи на горстки отсеянных овец, оставленных на заклание шакалам. Как волки находят ослабевших, отбракованных ягнят, так и этими семьями впоследствии интересовалось ОГПУ, этих людей допрашивали, пытали, а то и до убийства доходило. Люди, которых беспричинно не принимали в колхоз, догадывались, что их может ждать в дальнейшем, а потому начинали потихоньку складывать имущество и готовиться к переселению. И хотя вчера во время беседы Нурджума не стал открыто советовать, как им поступать, но по тону его разговора можно было понять, что им следует на какое-то время, пока не утихнут страсти, поменять место жительства. Тем не менее, Оразгелди, считавший, что Хардад таким вот образом мстит ему за давнюю обиду, что и он сам при случае поступил бы так же, то и не очень-то обиделся на него, считая Хардада человеком, имеющим право на месть.
Но что сделано, то сделано. Волосы отросли, но туман того позора ещё долго не рассеялся. Правда, село восприняло этот случай как ещё одно проявление мести за поруганную честь, и отложило его в своей памяти. Посчитав, что бяшбелалары отомщены, село немного успокоилось. К тому же этот случай показал, что Оразгелди как старший может настоять на своём, что даже в это беспокойное, жестокое время бяшбелалары смогут постоять за себя и никому не дадут себя в обиду. Мысленно Оразгелди перешёл к ещё одному из тех, кто на собрании возражал против вступления его семьи в колхоз, – стал думать о Ягды-кемсите. Он представил себе этого человека: чуть выше среднего роста, упитанный, хорошо питаясь, в последнее время сильно раздался, превратился в квадратного кемсита (кемсит – председатель сельсовета), с вечно припухшими веками и красным ободком вокруг глаз как у не выспавшегося человека. Но самым примечательным в этом человеке была его густая поросль. Волосы торчали у него и из ноздрей носа с горбинкой, и из ушей, волосатой была его грудь, черные завитки волос выглядывали сквозь ворот просторной рубахи.
Оразгелди обиженно посмотрел на человека, которого только что представлял, и у него невольно вырвалось:
– Можно подумать, как будто ты ягнёнок незнакомой овцы!
После прихода в Союнали советской власти Ягды-кемсит стал одним их тех, кого эта власть как представителя угнетённого класса приветила и взяла под своё крыло. Теперь он носил военный френч как у товарища Сталина, который выглядывал из-под шелкового дона, на голове у него была богатая черная бурка с лоснящимися завитками, на поясе ремень с пистолетом в кобуре. Он с видом победителя восседал на резвой лошади и чувствовал себя принцем крови. До прихода советской власти отец Ягды-кемсита Нарлы-гамышчи, как и все на селе, занимался земледелием, нанимаясь батраком к зажиточным односельчанам. Помимо земляных работ Нарлы-гамышчи ходил по селу в поисках наёмной работы, имел дело с камышом: для кого-то собирал камыш и строил мазанки, для кого-то старательно собирал камыш и делал из него щиты для стен кибиток, отделывал их узорами.
Отец Нарлы-гамышчи попал в это село в те давние времена, когда на соседей совершались набеги, и был для жителей чужим. Человек по имени Аман ях разбойник привёз его рабом в подростковом возрасте. Мальчик был услужлив, скромен, не требовал больше того, что ему давали. Когда он превратился в юношу, Аман ях отнесся к нему как к родному, построил для него дом и женил на подходящей девушке. С тех пор его потомки жили и продолжали род в этом месте.
Кымыш-дузчы был одним из тех жителей села, кто поддерживал с Нарлы-гамышчи добрые отношения. Когда видел, что тот бедствует, оказывал ему всяческую помощь. Он приглашал его к себе, если надо было выполнить какую-то работу, связанную с камышом, и щедро оплачивал эту работу. Провожая, каждый раз говорил ему: «Дорогой, Нарлы, если твоей семье не хватает молока и кефира, не стесняйся, отправляй детей с миской к Джемал».
Как-то раз одна из коров Кымыша-дузчы отелилась сразу двойней. Такое явление туркмены считали предвестником приближающейся беды, к тому же коровы редко приносили больше одного телёнка сразу. Из суеверия люди старались как можно быстрее избавиться от второго плода, и одного сразу отдавали пастуху или же кому-то из неимущих, чтобы человек мог обзавестись скотиной. Вот и в тот раз Кымыш-дузчы вспомнил про Нарлы-гамышчи, решил отдать ему телёнка.
Когда Оразгелди, стреножив ягнёнка, на руках принёс его в дом Нарлы-гамышчи, радости того не было предела. Взяв телёнка на руки, он ходил с ним, от радости не зная, куда поместить скотинку, то ли в дом, то ли в сарай.
– Ну, конечно, это же наш любимый дядя Кымыш, родной нам человек! – взволновано бормотал счастливый обладатель телёнка.
Но тем же вечером, вместе с детьми какое-то время порадовавшись приобретению, Нарлы-гамышчи принёс детёныша коровы обратно.
– Ах, Кымыш ага, не надо сейчас отрывать его от матери, пусть немного пососёт мать, окрепнет, чтобы мог сам кормиться травой да сеном, после чего я заберу телёнка. Дома у нас нет молока, мне нечем будет кормить телёнка, и я не хочу потерять то, что так счастливо пришло ко мне в руки! – На шее телёнка уже висел амулет, вдетый в пёструю плетёную нить – аладжу, чтобы потом можно было опознать своего. Забрал он своего телёнка гораздо позже, когда тот уже превратился в крупную стельную корову. Веря, что от богатого к другому человеку достаток переходит, Нарлы-гамышчи долгое время жил с чувством благодарности Кымышу-дузчы.
Оразгелди сейчас думал о том, какими тёплыми были отношения между их двумя семьями тогда, и никак не мог понять, отчего Ягды-кемсит не поддержал его вступление в колхоз, искренне обижался на него. А он верил, что находясь у власти Ягды-кемсит поддержит его кандидатуру, ему бы удалось избежать надвигающейся в виде большевиков беды. Земляки говорили о Ягды-кемсите: «С тех пор, как Ягды стал выходцем из класса угнетённых, из кожи вон лезет, чтобы показать свою власть. И над кем? Над своими же односельчанами. Да, раб он и есть чужак, ждёт счастливого случая, чтобы отомстить за свои бывшие унижения! Такого большевик поманит пальцем, и он готов мать родную продать!» Видя, что эти разговоры имеют под собой почву, Оразгелди по-настоящему расстраивался.
После прихода советской власти прошло уже более десяти лет. Она всё больше пускала корни, закреплялась на этой земле. Но с её приходом жители села оказались не у дел, не знали, как себя вести и куда идти. Их словно подхватило вихрем, и они уже были не в состоянии думать о чём-то ином, кроме спасения собственных жизней. Правда, не было ничего непонятного в том, как поведут себя большевики. Придя к власти, они сразу же разделили народ на два класса. Богачи превратились в угнетателей неимущих, а бедняки – в угнетённых. Причём, в тех, кого угнетали из века в век, не позволяя им жить лучше, и всячески унижали. Лишь с приходом большевиков эти несчастные получили волю и стали сильными.
И вот с тех пор советы, будто силой захватив неприступную крепость, начали бесчинствовать, убивая тех, кто выступал против них, других отправляя в ссылку, третьих топча и оставляя тех, кого могли использовать. Словом, становились врагами.
После того, как большевики начали проявлять свою суть, первыми бежали сельские баи, владевшие несметными стадами овец и крупного рогатого скота. Распродав скот, они набивали хурджуны серебром и золотом, погружали их на лошадей, а часть оставшегося скота вместе с семьями забирали с собой и перебирались в Афганистан. У тех же, кто растерялся и не успел бежать, большевики экспроприировали скотину и имущество, а самих сажали, расстреливали, уничтожали. И это продолжалось и до сегодняшнего дня.
В село Союнали, находившееся немного в стороне от дороги, большевики пришли через три-четыре года после того, как в 1917 году свергли царя. Во главе отряда всадников из тридцати-сорока человек с гордо поднятыми флагами находился человек по имени Демьян. Это был усатый загорелый мужчина тридцати пяти – сорока лет, с обтянутыми кожей впалыми щеками и острым взглядом. Он носил короткую кожаную куртку. Причём, в этот раз неприятности пришли не со стороны Мары, как это было всегда, а с юга – со стороны Кушки.
И когда большевики покончили с большими баями и взялись за оставшихся людей, называя их прихвостнями баев, ишанами и муллами, стало ясно, что это только начало их большой игры. Люди надеялись, что покончив с зажиточными баями, истребив их, большевики успокоятся. Позже они поняли, как жестоко ошибались, надеясь на благоразумие новой власти, в особенности после того, как людей стали называть басмачами и под этим предлогом грабить имущество, скотину, безжалостно уничтожать тех, кто пытался защищать свою веру, бросать в тюрьмы непокорных. Народ понял, что число людей, с которыми советская власть должна разделаться, будет расти с каждым днём. И потом, большевикам незачем было учиться как разобщать и настраивать людей друг против друга, им было не занимать опыта, ведь именно таким способом, сея между людьми вражду, им удалось в 1917 году скинуть царя с престола. В том, что этот метод самый верный, ещё на заре революции убедил сам Ленин. Он тогда объяснил, что будет, если поступать именно так. Сказав «После советской страной сможет управлять даже кухарка», он посеял в душах невежественных людей слабую надежду на то, что и они, пойдя дорогой большевиков, со временем смогут стать хозяевами этой страны. На собственном примере Ленин показал, что любое специально организованное восстание может помочь в захвате власти. И тогда толпа, поверившая обещаниям новой власти, стала похожа на бестолковое стадо баранов, гоняющихся за первой травкой. А в это время большевики, вместе с местными собаками и ишаками погоняя это стадо, убедили людей в том, что они очень скоро смогут занять место высокомерного вожака, который, тряся жиденькой бородкой и звеня висящим на шее колокольчиком, решает, в какую сторону вести стадо. На самом же деле это большевики вели это стадо в нужную им сторону. Забыв о многовековой народной мудрости, гласящей: «Имущество разграбленного дома попадёт в дом, который настигнет такая же участь», большевики, чтобы увеличить число своих сторонников, некоторым из них щедро раздавали дома и имущество бежавших из страны баев, ишанов и мулл, другим отдали землю, коней и верблюдов, третьим, наиболее преданным, несмотря ни на какие достоинства, присуждали звания большевистских руководителей. Одним из таких счастливчиков, исполнявших роль холощёного козла в стаде, стал Ягды-кемсит.
…Погрузившись в свои мысли, Оразгелди не заметил, как дошёл до реки. Высокий берег реки отвесно спускался к воде, внизу Мургаб торопливо нёс свои воды, напоминая женщину, ощутившую позади себя присутствие незнакомого мужчины и с гулко бьющимся сердцем спешащую поскорее унести с этого места ноги.
Задувший вчера пополудни и постепенно набирающий силу восточный ветер всё ещё не стих. Он прочёсывал заросли прошлогодних камышей на берегу реки, которые сейчас, повалившись друг на друга, белой стеной лежали на поверхности воды, легонько обдувал их, после чего доносил запахи прелой травы.
На той стороне реки чуть поодаль виднеются контуры крепости афганского «Беркута»6 – бека этой крепости. Спрятанная в подбрюшье холмов Гарабила и выглядывающая из-за них крепость не кажется чем-то рукотворным, скорее, она похожа на высеченную руками гигантского богатыря часть бархана, оставленную в сторонке. Когда взгляд Оразгелди упал на афганскую крепость, он снова вспомнил своих удравших туда земляков. В числе переселившихся на чужбину семей были, и родственники по линии жены – родня Маммет хана дуеджи. Семья Маммет хана дуеджи во главе старшего сына Акынияза перешла на ту сторону реки всего-навсего полтора года тому назад и осела в афганском селе Марчак. Хотя, казалось, уж если кому-то не следовало оставаться на месте, так это Акыниязу баю, который какое-то время возглавлял род дуеджи в селе Союнали вместо своего покойного отца и даже успел поработать в государственной должности.
Ещё совсем недавно он был известен как старый знакомый и близкий человек главы госудраства Гайгысыза Атабаева. Приезжая в эти края, Атабаев одно чаепитие проводил в доме своего старого знакомого Гуллы эмина, а в другой раз становился почётным гостем Акынияза бая.
В те дни Акынияз бай возглавлял открытую в районе организацию под непонятным названием Госкомитет. Не прошло и пары лет, как Атабаев пригласил его в Ашхабад и направил на руководящую работу в Керки. Получив новое назначение, он вернулся в Союнали, забрав с собой в Керки в качестве джигита-телохранителя одного из сыновей родственника Кымыша-дузчы по имени Баллы. Верхом на двух конях пробираясь меж барханов, они пересекли пески Гарабила и караванными тропами добрались до Керки. Проработав чуть больше года, он так и не пустил там корни, ему не была по душе эта работа, и скоро он засобирался обратно. До этого, встретив он Атабаева в Ашхабаде, обратился к нему за помощью, просил защитить жителей Керки, которых ОГПУ стал истреблять, называя то баями, то ишанами и муллами, а ведь многие из этих репрессированных были уважаемыми людьми. Если и дальше так пойдёт, скоро в Керки никого не останется, приезжай, увидишь всё своими глазами и наведи порядок, просил Атабаева Акынияз бай. И потом ещё долго ждал его в Керки. Убедившись потом, что Атабаева не дождаться, а ОГПУ начало с особой жестокостью расправляться с людьми, он же как человек, возглавивший жителей этого города, не в состоянии защитить их, в один прекрасный день спешно собрал всё своё окружение и сам себя освободил от занимаемой должности, назначив приказом на это место своего заместителя. В ту же ночь снялся с места и отправился в сторону Пенди. Что ж, если он, находясь у власти, этой власти не имеет, не остаётся ничего другого, как с этой властью распрощаться. Перебравшись вдвоём со своим джигитом из Керки в Тахтабазар, он и там недолго находился. Очень скоро, собрав всю свою родню, имущество и скот, избежал Советов и благополучно перебрался в Афганистан.