Перед сыновьями, на фоне замершего народа, выросла высокая фигура князя Ярослава. В левой руке он держал два меча в золочёных ножнах. Правой осенил себя крестным знамением, и, когда начал говорить, его голос слегка дрогнул:
– Господи, Боже милостивый, дай слугам Твоим, рабам Божиим Фёдору и Александру, силу и мужество, а мечам их твердости на одоление врагов креста Христова!
Наклонившись к сыновьям, князь опоясал их мечами. У того и у другого ножны коснулись пола.
И вот тут толпа в храме и потом – эхом на площади – взорвалась единым криком:
– Вы – наши князи!
– Вы – наши князи!
– Слава Ярославичам!
Толпа в храме задвигалась – кто-то рванулся было к амвону, чтобы приветствовать князей и епископа, но княжеские дружинники, цепью вставшие перед людьми, оттеснили их назад. Это общее движение плотных рядов вынесло из собора несколько сотен человек. Кто-то, спотыкаясь, спускался на площадь, смешиваясь с основной массой народа, кто-то, увидав знакомых, останавливался. На тех, кто остановился, налетали с той и с другой стороны, однако никто не бранился, люди улыбались, заговаривали друг с другом, переполненные увиденным и услышанным.
Меж тем дружинники не грубо, но настойчиво продолжали теснить толпу, раздвигая её, освобождая пространство перед собором:
– Посторонитесь!
– Место дайте, люди православные!
– Расступись! Расступись!
Под эти возгласы часть площади постепенно освободилась, хотя вокруг этого свободного пространства толпа как будто сделалась ещё гуще и плотнее. И вдруг со стороны княжеского терема, через ранее образованный проход, который толпа заполнила было, но теперь под давлением дружинников вновь освободила, двинулись двое слуг, ведя под уздцы двух рослых жеребцов. Кони были покрыты роскошными попонами, поверх которых надеты высокие восточные сёдла.
Народ восторженно ахнул. Жеребцы были хороши – мощные, оба тёмно-гнедые, но со светлыми гривами и хвостами, с агатово-чёрными глазами, в которых таился огонь.
Красавцы-скакуны фыркали, прядали ушами, беспокойно косясь на множество окружающих их лиц. Стремена к их сёдлам были приделаны по-особому: висели низко, чтобы можно было поставить ногу в стремя, будучи совсем невысоким, но затем, подтянув ремень через металлическое кольцо, установить стремя значительно выше.
Князь Ярослав прошёл меж расступившимися людьми, ведя за собой сыновей, неспешно взял у слуг конские поводья:
– Ну! – Он обернулся к мальчикам, и они только сейчас вдруг увидали, что их отец, всегда спокойный, исполненный силы и уверенности, волнуется едва ли не сильнее, чем они. – Что глядите-то? С Богом! Сядьте на кони. Отныне вы – князья наши, как подобает Мономашичам[5]. Смелее!
– Саша! – еле слышно шепнул в ухо брату Фёдор. – А ну, как не сладим? Отцу ж при народе позор учиним… Гляди, как кони играют-то! Вдруг не послушают нас?
Александр глянул на брата и постарался улыбнуться как можно увереннее:
– Это как так не послушают? Мы – князья! Не могут они нас не слушаться! Садимся!
Александр первым поставил ногу в нарядном сапожке в кованое золочёное стремя. Конь фыркнул, попытался прянуть в сторону, но опытный стремянный крепко держал повод, да и пятилетний князь не растерялся. Сильно оттолкнувшись, другой ногой, он подтянулся руками за луку седла и одним движением вскочил в седло, после чего сразу натянул ремень, выравнивая высоту стремян.
Толпа кругом восторженно заревела. Фёдор, не желая отставать, решительно последовал примеру брата. И вот они уже оба в сёдлах и, как ни малы, держатся прочно.
Ярослав, украдкой переведя дыхание, встал между сыновьями и глянул на них сверху вниз, уже не скрывая радости.
– Я и не сомневался! – Его голос дрожал, но теперь Ярослав Всеволодович и не думал скрывать эту радостную дрожь. – Будете мне опорой и заменой, если надобно станет. Блюдите и стерегите Русскую землю! Храните град Переяславль! Будьте отныне к врагам грозны, а к своим милостивы. Князь меч не для красы носит!
Толпа продолжала шуметь. Оживлённые, радостные лица и весёлые голоса окончательно убедили князя Ярослава в том, что он принял верное решение. Хоть и нелегко было решиться. Что там ни говори, а его сыновья – дети, и возлагать на них тяжесть княжеского венца отцу было страшно. Это ведь не просто так, чтобы люди чтили больше да смотрели почтительнее. Случись что, не дай Боже, с ним, Ярославом, и воеводы, посадские главы, купцы, боярские представители – все пойдут с поклоном, вопросами, грамотами к новым князьям – семилетнему Фёдору и пятилетнему Александру. И если враги, коих вокруг множество, к городу подступят, за решением тоже обратятся к двоим мальчуганам, едва оставившим детские игры…
А что было делать князю? Кабы не так трудно и не так опасно было ныне жить на Руси, кабы не так! Стонет Русь под игом татарским, под тяжкой данью, под жестоким унижением. А с разных сторон иные враги наседают, дышать не дают. Одна Литва чего стоит – то мир заключат, то сами же подло нарушат и русских же в том винят… И рыцарям ливонским неймётся, и старым недругам печенегам. Да кто ж не нападёт в тяжкий час на тех, кому и без них едва удаётся на ногах устоять? Но всё бы ничего, да хуже прочего – междоусобицы княжеские внутри самой Руси! Не хотят русские князья жить в единении, даже при таких лютых бедах от спеси и упрямства не отступают. Один удел на другой татарские полчища наводит – дескать, эти дани платить не хотят да эти не желают! А татары что? Рады стараться – налетают, разоряют, жгут, грабят, в полон угоняют. Так вот и творят зло – брат брату, сосед соседу…
И вот на такое княжение благословил Ярослав Всеволодович своих маленьких сыновей, решившись совершить над ними княжеский постриг.
Глава 2
Наставник
Покуда толпа на площади радостно шумела, от терема, выставив вперёд плечо, довольно легко раздвигая людской заслон, шёл к окружённым народом князьям рослый человек, одетый в простое, но ладно и красиво пошитое платье. От прилагаемых усилий ему сделалось жарко, и он расстегнул кафтан синего сукна, открывая светлую шёлковую рубаху и красиво расшитый пояс, как видно, дорогой его владельцу, не то бы не спрятал богатую вещицу под кафтаном.
По виду то был боярин, не молодой, но и не преклонных лет, ему казалось от сорока пяти до пятидесяти. Статный, не полный, но и не поджарый, с красиво седеющей бородой, с уверенным взглядом серых быстрых глаз. У него была к тому же твёрдая походка человека, явно не привыкшего величаво выступать в долгополых мехах и горделиво держать голову, ради того чтоб не упала и не накренилась высоченная шапка.
Он шёл, благодаря своему росту издали видя князя Ярослава и его сыновей. На губах идущего играла улыбка: он всей душой любил князя.
Толпа вокруг продолжала гудеть нестройным хором, но время от времени можно было расслышать отдельные слова и фразы. И одна такая фраза заставила боярина обернуться, чтобы увидать говорящего.
– Любит, любит народ полюбоваться на дива всякие! А тут сразу два дива: двумя князьями больше стало на Руси. Только заметить их нелегко: ни от земли не видать, ни в седле не разглядеть…
Затёршись среди толпы, вблизи чернели две фигуры. Двое людей, одетых в чёрное, осторожно протирались ближе к князьям. Один из них и произнёс слова, что привлекли внимание боярина.
Но и не только его.
Стоявший поблизости дружинник тоже резко обернулся:
– Говорят: мал золотник, да дорог! Совершился княжеский постриг, стало быть, сыновья Ярославовы – князи наши.
И возвысив голос, дружинник крикнул:
– Слава! Слава Ярославичам!
– Слава, слава! – охотно подхватил старший из волхвов[6] (а что перед ним забредшие на праздник волхвы, шедший от терема боярин понял сразу, едва их увидел. – Слава, слава… Только для славы пока и гожи. Князь думает: на коней посадил, вот они уж и князи… А что они могут? Ни на битву, ни для беседы мудрой не доросли. И случись чего, не от сиськи же мамкиной побегут нас спасать!
– Разве что с Божией помощью враз и вырастут! – воскликнул другой волхв. – Сказку-то слыхали: там княжич какой-то не по дням, а по часам рос… Только вот сказка сказкой, а на деле-то от Бога таких чудес и не видать…
Дружинник гневно нахмурил брови, но не успел ничего сказать, Седобородый боярин сделал шаг к говорившим и ухватил одного из них за край широкого чёрного рукава:
– А вы-то с чего взялись Божью волю обсуждать, нехристи?! Шли бы отсюда оба! В праздник мы всякому рады, только вот народ русский гневить не стоит!
Чёрные фигуры мигом растворились в толпе. Исчезли с такой быстротой, будто ушли в землю.
– Это что за вороньё? И с чего они тут каркают? – справился у боярина дружинник. – Не видал я у нас таких.
Боярин в ответ поморщился:
– Да вот, пожаловали. Волхвы хазарские. Колдуны. Сколь их не гонят, а они всё едино лезут, народ православный смущать…
В это время князь Ярослав приметил боярина – тот был уже достаточно близко – и, в свою очередь, направился к нему:
– А я всё гляжу: где ж ты, друже Фёдор Данилович! Чего ж не подойдёшь?
Взяв старинного друга под локоть, князь подвёл его к своим сидящим в сёдлах сыновьям и, не пряча улыбки, проговорил:
– Вот тебе, боярин Фёдор Данилович, княжье поручение: отныне двум молодым князьям ты – воспитатель и учитель. Обучай их со всем умением да со всей охотой делу ратному, езде верховой, всему, что сам так хорошо умеешь. Чтоб не хуже тебя были. В пять годов управишься?
Фёдор Данилович тоже улыбнулся:
– Рад служить, княже. Коли в тебя сыны удались, так им наука не в тягость станет. Справятся!
– Верю, что справятся! – кивнул Ярослав Всеволодович. – Но уж и ты постарайся!
Князю подвели коня, и он, оказавшись в седле, крикнул с его высоты:
– Праздник у нас, русские люди, праздник! Всем сегодня дары раздаю. Князей да бояр жалую златом и серебром, мехами да тканями драгоценными! Люд простой на пир зову. Сейчас столы накроют, да и выпейте за сынов моих, новых ваших защитников! Никто нынче отсюда не уйдёт, чары не опрокинув да пряником не заев! Веселитесь, люди! Праздник!
С этого дня настоящее детство для Фёдора и Александра закончилось. Началась наука, которую полагалось узнавать всякому, рождённому мужчиной, а уж тем паче – князем. Правда, не всякий приобщался к этой науке так рано, да и княжеский постриг в семь и в пять годов от роду совершался над отроками очень редко. Пожалуй, что братья Ярославичи оказались первыми…
Их учитель исполнял поручение князя Ярослава со всем пристрастием, иногда, казалось, забывая, что обучает всем премудростям маленьких детей.
Каждый день начинался отныне для мальчиков одинаково. После утренней молитвы они шли вслед за боярином Фёдором на двор позади терема, скидывали свои кафтанчики и надевали поверх рубах широкие простёганные доспехи, сшитые из грубой холстины и туго набитые конским волосом. Они прикрывали грудь и живот. Закрытой оказывалась и спина, только вот конский волос туда, на обратную сторону, не подшивали – повернёшься к противнику спиной, пеняй на себя…
Нередко свободные от службы княжьи дружинники, дворовые люди и кто-нибудь из княжьей челяди заглядывали на двор, чтобы поглазеть на трудную науку малолетних князей. Но подглядывали издали. Почти украдкой: Фёдор Данилович, приметив чьё-то любопытство, мог и по шеям надавать, а то и донести старшему князю, что обучению его сыновей мешают досужие бездельники, и тогда уж милости не жди – можно и кнутов схлопотать!
Но зрелище было увлекательное – как тут не рискнуть.
Боярин чаще всего начинал потешный бой с учебной сечи.
Вооружившись деревянным мечом, он яростно наступал на пятилетнего князя Александра и семилетнего князя Фёдора. В их руках были такие же деревянные мечи, только куда короче и легче, по росту и по силам. Оба мальчика отчаянно отбивались от ударов боярина, но и вдвоём им приходилось трудно. При этом у каждого на левой руке был надет небольшой щит, но и щиты не очень-то помогали…
С недавнего дня пострига юные князья изменились. Волосы у них стали короче и уже не опускались красивыми локонами на плечи. Иными стали и лица: серьёзнее, твёрже. Казалось, они даже посуровели.
– Что вы всё пятитесь? – негодовал боярин. – Наступать надо! В бою я б давно зарубил обоих. Смелее обороняйтесь и сами в напор переходите! Давайте! Ну! Я ж без щита рублюсь, стало быть, используйте щиты. Удар отбил и сам вперёд пошёл! Да ну же! В ближнем бою один удар пропустишь, тут и конец тебе. Вот так! И так!
После таких слов он обычно двумя ударами сперва вышибал у князя Фёдора щит, потом плашмя бил его мечом по руке. Бил сильно, почти взаправду. Фёдор ронял свой меч, потом от нешуточной боли и от неожиданности, не удержавшись, вскрикивал и падал.
– Ой! Больно же, боярин!
Фёдор Данилович, отступив на шаг, усмехался в свою серебристую бороду:
– Это плашмя-то? Да вполсилы? Больно? Ну-ну? Думаешь, тебя в бою тоже так бить станут? Сел в княжье седло, так и сражайся, как князь, а не как сосунок из-под мамкина подола! Ну-ка встал да меч поднял! И не стыдно? Вы ж с братом – Мономашичи, великого князя Владимира Мономаха – потомки. И отец ваш из этого рода, и матушка. Её отец – из старших Мономашичей – князь Мстислав Удатный. Среди Мономаховых потомков никто в бою себя не осрамил! А вы что? Ну! Князь Фёдор! Встал, встал и за дело!
Фёдор кусал губы, чтобы не заплакать, поднимался, вновь брал меч и щит. Он пытался наступать на учителя, но тот отбивался и почти сразу вновь обезоруживал мальчика.
Александр, которому обычно перепадало «науки» вслед за братом, глядел молча, негодующе хмурясь.
Однажды (это случилось месяц спустя после начала обучения) младший князь не утерпел и кинулся на своего наставника прежде, чем тот на него.
– А-а-а, ты так! – в сердцах закричал мальчик, замахиваясь на Фёдора Даниловича деревянным мечом и поднимая щит.
– Ишь ты, шустрый какой! – воскликнул не без удовольствия боярин.
Встретив напор Александра, он ударил его своим мечом по краю щита. Щит упал, но мальчик, нырнув под меч противника, что есть силы огрел его своим маленьким оружием сбоку, под колени. Не ожидавший этого боярин, ахнув, отступил и, к немалому удовольствию укрывшихся по углам и на галерее терема зрителей, плюхнулся на «пятую точку».
Зрители, прикрываясь рукавами, не могли удержаться от смеха. Послышались и насмешливые одобрительные возгласы:
– А, глядите, князь-то Александр даром что мал!
– Во какой рубака растёт у нас!
– Что, боярин Фёдор Данилович, не ждал?
– Ишь ты, как!.. – ошарашенно воскликнул опытный воин. – Кто ж тя учил, чтоб под колени бить-то? Не по правилу!
– А в бою всегда по правилу бьют? Всегда? – негодовал в ответ маленький князь. – Мне выше не достать, вот я так и ударил. Куда могу, туда и бью! Не любо, не дерись!
– Молодец! – Поднимаясь, Фёдор Данилович старался не морщиться – мальчик ударил его достаточно больно. – За сообразительность хвалю, а грубости не выказывай! Не то ведь и уши надеру!
Между тем Фёдор подошёл к брату и стал с ним плечо в плечо:
– А ты нас сперва победи, боярин Фёдор Данилович! Тогда и уши надрать можешь…
Учитель зашёлся смехом, потирая ладони и уже не скрывая, что доволен:
– Ладно, великие воины, ладно вам! На сегодня будет, не то ведь и зарубите меня сгоряча… Закончен урок.
Но Александр уже развоевался всерьёз:
– А из луков стрелять? А на пиках драться?
Боярин тут же передумал давать ученикам передышку. Раз сами не хотят…
– Из луков? – Фёдор Данилович поднял лежащий в перевёрнутом щите небольшой детский лук и подал Александру: – Ну, давай. В тот столб попадёшь? Вон, четвёртый слева в ограде.
Только что преисполненный решимости, Александр растерялся:
– Да-а-а-леко!
Наставник усмехнулся:
– А ты, как я учил. Ну. Руку до конца вытяни. Так. Правую ровно держи. Локоть не ниже плеча. Тяни, тяни, ещё натянуть можно. От головы не отодвигай. Ещё. Ещё! Не спускай тетиву – целься. Давай!