– Поручик Тагеев Борис, – офицер встал и представился.
– Лейтенант флота Деливрон Андрей.
– Моряк! Где же вас в плен взяли? По Артуру я вас не припоминаю. Не из Владивостока ли вы?
– Не гадайте, поручик. Я в Японии оказался еще до войны. Больного малярией меня с крейсера «Варяг» командир отправил в госпиталь в Нагасаки. Пока лечили, война разразилась. Так тут и торчу, не пленный и не вольный.
– Вот у вас какая судьба, успели, значит, до того, как «Варяг» ваш угодил в катавасию… А меня нынче летом захватили, на переходе морем из Артура в Инкоу. Собственно, вы кого-нибудь ищете у нас в лагере? Здесь есть несколько моряков, все порт-артурские, может кого-то и узнаете. Флотские, как правило, друг друга знают, говорят, флот маленький, общие знакомые всегда найдутся.
– Вы правы. Надеюсь увидеть знакомое лицо среди них. Тоска ведь смертная одолевает, второй год на чужбине. А где ваши офицеры?
– Да, кто где. Кто красотами в окрестностях города любуется, кто к гейшам поехал, чтобы не отвыкнуть от женского полу, а кто попросту к виноторговцам отправился, чтобы грусть-печаль разогнать.
– Может, и нам последовать примеру последних? У меня деньги есть, готов угостить.
– Благодарю. Собственно, у нас тоже деньги водятся: из французского посольства получаем переводы от государевой казны. И японцы понемногу снабжают. Жить можно. А насчет вашего предложения… – Тагеев пожал плечами, закатил в раздумье черные очи к потолку, покачался, позванивая шпорами, с каблуков щегольских сапог на носки, а после паузы как бы нехотя ответил:
– Пожалуй, соглашусь. Хотя сегодня трижды отказался от аналогичных предложений. Но вы – человек новый, что само по себе интересно, а здесь все друг другу попросту глаза намозолили.
Вскоре офицеры купили вина, сложили в холщовую сумку еду и подозвали рикшу, которому Деливрон объяснил, что нужно ехать в тихий уголок в парке на окраине, где в тишине можно созерцать природу. Рикша понятливо затараторил, что знает такое место, и отвез их в довольно пустынное место на берегу озера. Русские заплатили ему и отпустили, наказав вернуться через пару часов.
Они сели на длинное бревно, отполированное тысячами сидевших на нем путников, и разложили снедь на салфетке рядом.
Разговор полился сам собой:
– Я, собственно, журналистом приехал на эту войну, – начал о себе Тагеев.
– Простите, – удивился Деливрон. – Но журналисты не относятся к комбатантам и не подлежат пленению по международным законам, верно? Вас-то каким образом угораздило попасть в плен?
– История моя не совсем обычная. Как офицера и журналиста меня прикомандировали к штабу главнокомандующего действующей армией на Дальнем Востоке генерал-адмирала Алексеева. Отсиживаться при штабе не хотелось. Отпросился поучаствовать в боях. В составе кавалерийского отряда генерала Самсонова был в деле под Вафангоу 1 июня. Жаркая рубка вышла! С сотней казаков мы атаковали передовой японский эскадрон за железной дорогой. Бились славно, но пришлось отойти. Обидно. Вернулся в штаб, а главнокомандующий назначил меня офицером связи и отправил в Порт-Артур, покуда посуху можно было проехать. Прибыл в крепость, представился, собственно, коменданту генерал-лейтенанту Стесселю, а Анатолий Михайлович мне в ответ: «Голубчик, срочно возвращайся в ставку к Алексееву, отвези секретные пакеты». Тем временем за два прошедших дня японцы обложили крепость. Пришлось уходить морем на китайской джонке.
– Видно, вы не робкого десятка, не каждый бы согласился отправиться на маленькой лодочке в открытое море, – с уважением высказался Андрей.
– В действительности не это оказалось страшным.
– Тогда что же?
– Предательство – вот, что страшно. Расскажу вам, что у нас случилось. Собственно, из гавани Порт-Артура вышли ночью. Кормчий наш – китаец, и мы трое, со мной унтер-офицер для охраны, да Филипп Купчинский, военный корреспондент газеты «Русь», который увязался на беду нашу. Обошли незаметно с юга полуостров и вдоль бережка пошли, крадучись, на север к порту Инкоу, где стояли наши. На рассвете неподалеку заметили японский миноносец, рыскавший возле Порт-Артура в расчете на добычу. Мы с унтером решили тихонько пройти мимо, да не тут-то было. Этот негодяй Купчинский достал белый носовой платок и махал им до тех пор, пока нас не обнаружили японцы. Через пять минут корабль подошел к нам, и японцы подняли нас на борт. Купчинский сразу же начал рассказывать их офицерам все, что знал о Порт-Артуре, хотя его никто не просил об этом. Патентованный предатель и клинический мерзавец! Собственно, это еще не все о его «подвигах». Когда мы оказались в лагере, не в этом, в другом, на севере, Купчинский, вращаясь в обществе пленных офицеров, которые не знали о его предательской сущности, пронюхал о плане бегства из лагеря, которое замышляли наши заговорщики. Во главе заговора стоял поручик Святополк-Мирский Александр Сергеевич. Это могучий, решительный человек! Что задумал – все выполнит. Его один раз в плен взяли, а он тут же бежал. Второй раз схватили, привезли в Японию, но он снова замыслил побег. Тут-то Купчинский, собственно, выдал план лагерному начальству.
– Задавить надо было негодяя, как крысу, – возмутился Андрей.
– Собственно, так и поступили, – продолжил Тагеев. – Японцы арестовали всех офицеров-заговорщиков, Александра Сергеевича даже подвергли истязаниям. Иуду-Купчинского поощрили освобождением из лагеря. Но уйти на свободу он еще долго не мог: его чуть не до смерти избили за шпионство наши офицеры.
– Поделом предателю, – сказал Андрей и предложил выпить еще вина за освобождение из плена. В голове немного шумело, и он под настроение продекламировал хокку сначала на японском, потом сделал перевод:
Поручик сначала рассмеялся, но осекся и, внимательно посмотрев на собеседника, вдруг сказал:
– Шутить изволите? Умничаете?
– Полно вам, поручик! Я ведь безотносительно. Пришло на память по теме нашего заседания.
– Меня не оставляет желание спросить, как вы ухитрились выучить японский язык?
– Я же вам говорил, что почти два года обретаюсь на этих островах. За такое время медведя на велосипеде можно научить ездить…
– А вы постарались! Успели! – с какой-то издевкой сказал поручик.
Деливрон заметил, что под воздействием выпитого вина Тагеев становился мрачным и раздражительным. Ситуация ухудшалась, могла вспыхнуть ссора, но вовремя подбежал рикша, и офицеры вернулись в лагерь, где распростились безо всякого сожаления и пожеланий новых встреч.
5
Наступивший 1905 год не улучшил обстановку на фронте и продолжился военными неудачами России.
Конец ознакомительного фрагмента.