Мама уже была совсем плоха и просила сына не бросать оболтуса брата, помогать ему, что Веня и делал, переводя часть своего оклада непутевому братцу.
Выкурив папиросу, Венедикт решительно поднялся и пошел к своему приятелю Василию Дятлову. Тот со своей женой Верой постоянно звал его к себе на трапезы, но Веня считал это не совсем приличным, хотя часть своего пайка всегда оставлял Васе, который работал у них в лазарете завхозом и лично получал и раздавал им пайки. Сегодня Веня решил воспользоваться предложением приятеля и позавтракать в его доме, во-первых, потому что ему хотелось домашней пищи, и, во-вторых, потому что ему не хотелось оставаться одному.
Он подоспел прямо к семейному завтраку, и супруги радостно усадили его за стол.
Вера, сияя улыбкой, предложила ему домашний омлет и блинчики. У Дятловых имелись свои куры, штук десять, и поэтому Вера частенько передавала через мужа Вене яички.
– Могу еще предложить тебе пшенную молочную кашку, – сказала хозяйка.
Ее предложение Веня воспринял с восторгом, именно молочную пшенную кашу часто готовила им мама, а сегодня он, как никогда, желал семейного тепла, семейного завтрака.
– Вчера, – сказал Василий, – ребята в овраге за нашим домом, подобрали Таисию. Совершенно в бессознательном состоянии. Мне кажется, Веня, ее нужно положить в наркологию.
– Она не станет лечиться, – отодвигая недоеденную кашу и утратив всякий аппетит, ответил Венедикт. – Я пробовал устроить ее туда трижды. Она убегает оттуда, не выдержав и одного дня. Вчера еле выпроводил ее от себя после дежурства.
– Венечка, – вмешалась Вера, – ты бы забрал у нее ключи от комнаты.
Она встала, убрала тарелку с кашей и поставила перед ним тарелку с омлетом.
– Кушай, я сейчас тебе блинчиков положу и чаю налью.
– Все считают меня ее мужем и смотрят на меня, как на варвара. Выгнал свою жену из дома.
– У нее таких мужей, как ты – целый полк, Веня. Все это прекрасно знают, и никто не может осуждать тебя за то, что ты не желаешь ее брать себе в жены. Выкинь из головы все эти глупости. У тебя своя жизнь, у нее – своя. Тебе можно только посочувствовать, – сказал Василий.
– Ты представить себе не можешь, как я устал от нее. Иногда я думаю, что мне легче было в Сталинграде, чем здесь. Именно из-за нее. Мне ее искренне жаль, но видеть ее – выше моих сил.
– Венечка, – прервала этот тяжелый разговор Вера, – у меня к тебе есть дело. Можно обратиться к тебе, как к врачу?
– Ты что заболела? – обеспокоился гость.
– Говорят, ты теперь специализируешься на венерологии?
– Да. Знаешь, это лучше, чем хирургия. Тем более что количество больных «постыдными» заболеваниями сейчас просто катастрофически растет. Я согласился на предложение начальника лазарета. Мы ведь вот-вот станем госпиталем, и в его структуре предполагается кожно-венерологическое отделение. Возглавить отделение, по-моему, совсем неплохо. А практика лечения у меня за последние два года достаточно положительная.
– Я слышала, что ты преуспел на этом поприще, – усмехнулась Вера. – И вот поэтому хочу тебя попросить посмотреть одного мужчину из местных органов управления. Сможешь?
– Нет, частным образом я никого лечить не стану, Вера. Пойми меня правильно. Это уголовное дело. Он должен встать на учет. Иначе нам с этой заразой не справиться.
– Вень, но он хорошо заплатит, и это будет абсолютно секретно. Никто никогда не узнает об этом.
– Нет! Я на это не пойду. Официально – ради Бога! Я его вылечу. Но тайно, за деньги – нет. И никогда не обращайся ко мне с такими просьбами. Ты же знаешь, что это противозаконно.
Ему было неприятно отказывать ей, но он бы перестал считать себя порядочным человеком, если бы нарушил закон. Кроме того, Венедикт был членом партии и для него это было не простым звуком, а мерилом совести и чести. Его приняли в партию под Сталинградом. Это было его гордостью. Нарушить кодекс чести значило для него не иметь права на достоинство.
Венедикт поднялся, поблагодарил супругов за вкусный завтрак и вышел из дома. Василий вышел вместе с ним.
– Ты прав, Веня, – сказал он, пожимая другу руку. – Не обижайся на Веру. Ее попросила директор школы. Она же у меня старшая пионервожатая там. Прости ее, глупая женщина. Я ей сразу сказал, что ты на это не пойдешь. Пусть этот начальничек впредь думает, с кем развлекается! Верно!
Венедикт кивнул и хотел уйти, когда к ним подошла удивительно красивая, невероятно похожая на Терезу женщина с короной из кос на голове, с большими зелеными глазами и милой улыбкой на лице.
– Здравствуйте, – поприветствовала она мужчин. – Я к вам, Василий Игнатьевич, по вопросу оформления накладных на продукты. Вы не могли бы зайти к нам в бухгалтерию?
– Я всегда готов к сотрудничеству с такой очаровательной женщиной, – засмеялся Василий.
– Так я вас жду? – спросила «очаровательная женщина» и, сказав «До свидания» Вене, отправилась на свое рабочее место.
– Кто это? – обалдело глядя ей вслед, спросил друга Венедикт.
– Наша новая бухгалтер. Пойду, подпишу бумаги. – Он протянул руку Вене, и друзья разошлись в разные стороны.
Все неприятные чувства от разговора с Верой вытеснило впечатление, которое произвела на него незнакомая коллега Василия. Перед глазами стояла женщина его мечты. Настоящая русская красавица. Кто она? Наверняка замужем. От этой мысли его затошнило. Разве могу я мечтать о такой, да и кто свяжет свою судьбу со мной после Таисии, «слава» о которой уже перешагнула границы их гарнизона. От злости на нее Венедикт сжал зубы. Он шел, и его трясло от несправедливости обстоятельств, сложившихся по его вине и порожденных его бесхарактерностью.
«Какая же я тряпка! – уничтожал себя он. – Поделом дураку. Это ж надо было согласиться взять Таисию с собой и позволить ей поселиться в своей комнате. Победа затуманила мне мозги, сыграв со мной глупую шутку. Ну дурак! Да еще терпеть ее оскорбления постоянно.
Я просто сам не могу поверить, что мог быть таким ослом. Ну почему кому-то – такие красивые женщины, достойные, очаровательные, а мне этот кошмар? И главное – сам, своими руками создал себе репутацию полного идиота. Кто может довериться такому доктору, человеку, живущему рядом с этим безмозглым, омерзительным существом. Однако есть одно «но», – одёрнул он себя, – ведь она больна, брошена всеми спасенными ею мужиками. Ну да, – с сарказмом вел он полемику с собой, – только ты у нас такой добрый, честный и верный друг, готовый свою жизнь испоганить вконец, но доказать всем свою порядочность. Брось ерничать, – уговаривал он себя, – ты поступил с ней, как с фронтовым товарищем, а она возомнила, что ты обязан и жениться на ней, чувствуя, что ты, слабак, послать ее подальше не решишься. Вот и получай результаты своего героического поступка. Думать нужно прежде, чем «подвиги» совершать».
За этими рассуждениями он и сам не заметил, как пришел к лазарету, но вместо того, чтобы идти в корпус своего отделения, зашел в здание администрации и сразу наткнулся на начальника лазарета, подполковника Петрищева Андрея Григорьевича.
– Венедикт Петрович, – обратился к нему начальник, – зайдите ко мне, нужно обсудить штат вашего отделения и план работы на год. Говорят, что на днях мы уже получим статус госпиталя. Работы будет невпроворот.
Начальник прошел к себе в кабинет, Венедикт за ним, и не успели они начать разговор, как в дверь постучали и вошла она.
«Надо же, – подумал Венедикт, – это просто наваждение какое-то, ноги сами принесли меня сюда в надежде увидеть ее, и она появилась, как по-волшебству».
Петрищев взял из ее рук бумаги и стал их внимательно изучать, предложив даме сесть.
Она нерешительно присела на предложенный ей стул и, взглянув на Венедикта, смущенно улыбнулась ему. От ее улыбки сердце его замерло, он смотрел на нее, не в силах отвести глаза, и она, не выдержав, сама отвела взгляд и обратилась к начальнику.
– Я учла ваши замечания, Андрей Григорьевич, и думаю, что нам удастся уложиться в оговоренную сумму.
– Прекрасно, Антонина Васильевна, подготовьте мне весь необходимый материал. Завтра я лечу в Хабаровск и постараюсь выбить необходимые средства для обустройства нашего госпиталя.
– К вечеру, – сказала, вставая, Антонина Васильевна, – все расчеты и предложения по оборудованию и персоналу будут готовы.
– Спасибо, Антонина Васильевна, я рад, что мы с вами едины в главных вопросах. Мне приятно и комфортно работать с вами.
Она смутилась от похвалы начальника и быстро вышла из кабинета, поблагодарив его за такую высокую оценку ее труда.
Венедикт завороженно смотрел ей вслед, забыв, что сидит у своего командира в кабинете, совершенно не понимая, зачем он зашел сюда. Петрищев с интересом разглядывал своего подчиненного, ожидая, когда тот придет в себя. Молчание затягивалось, и Андрей Григорьевич тихо позвал:
– Ау! Веня! Ты где?
В ответ молчание. Венедикт весь ушел в свои мысли, и подполковник вынужден был подать голос руководителя.
– Венедикт Петрович, ты как себя чувствуешь? С тобой все в порядке?
– А? Что? – пришел в себя капитан. – Извините, товарищ подполковник. Я сегодня не выспался и, видно, задремал, пока вы разбирались с бухгалтерией.
– Видно задремал, – согласился с ним начальник. – И сон интересный увидел, а в нем красавицу-женщину. Так вот, капитан, женщину эту забудь. Ей и без тебя в жизни досталось. Кстати, ее история очень похожа на твою. Если кратко, в двух словах, то учти следующее. Она пережила блокаду в Ленинграде. Потеряла мужа, мать, двоих братьев. Еле выжила сама и сумела спасти дочь. Естественно, что такая красавица не останется без мужского участия. Наш летчик, асс, некто капитан Соловей, будучи в командировке в Ленинграде, остановился у друзей, проживающих с ней в одном доме. Их познакомили, он предложил ей поехать на Камчатку подзаработать денег для воспитания дочери и даже выйти за него замуж. Она поехала от нужды, но замуж официально выходить за него не стала. Не хочет и сейчас узаконить их отношения. У капитана Соловья контузия, он начал сильно пить и почти каждый день устраивает дома скандалы в пьяном виде, потому что она не идет с ним под венец. Живут они в одной комнате, в землянке у тайги. Имеют пятерых соседей, которые жалуются постоянно на него за эти скандалы и драки, учиняемые героем войны, сбившем что-то около двадцати немецких самолетов. И ей с дочерью приходится все это терпеть, деваться-то некуда. Правда начальство ходатайствует об увольнении нашего героя из армии за пьянство и аморальное поведение.
– А тебе я к тому об этом рассказываю, что не спеши предлагать свое участие ей. Ты сначала со своей Таисией разберись. Ко мне приходил Алексей Степанович Зайцев, твой друг, и просил посодействовать в обеспечении принудительного лечения от алкоголизма для нее. Я договорился в Хабаровске, в наркологии ее возьмут. Алексей сам готов ее туда отвезти. Завтра летим с ним одним бортом. Но ты не можешь оставаться в стороне, раз пригрел ее, так сказать, поучаствовал в ее судьбе. Знаешь, «мы всегда в ответе за приручённых». Пойми, я тебя не осуждаю, но одобрить твой поступок не могу. Тебе голова для того и дана, чтобы думать, прежде чем совершать «геройские» поступки, – повторил начальник его собственные мысли. – Я вообще не понимаю, что значит взять с собой на новое место службы женщину, которая тебе не нужна? Это, прости меня, называется не жалость, а садизм какой-то. Извини!
Петрищев опустил голову и дернул головой, как бы стряхивая с нее грязь.
Венедикту было до того тошно, что он чуть не плакал.
«Он прав, – думал несчастный капитан. – Я и сам знаю, что болван».
Но, собрав силы и набрав в грудь побольше воздуха, он сказал:
– Все правильно, Андрей Григорьевич. Я, с вашего позволения, воспользуюсь нашей связью и свяжусь с Игорем Хабенским. Он мне не откажет и устроит ее лучшим образом.
– Вот и прекрасно, Веня. Я понимаю, что тебе тяжело самому ее везти чисто морально, но помогать ей ты, тем не менее, должен.
Он тяжело вздохнул.
– Вот они итоги войны: исковерканные судьбы и искалеченная психика людей. Все мы, в той или иной степени, невольные жертвы этого страшного зла.
– Иди, друг, выполняй долг перед женщиной, которая добровольно принесла себя в жертву, спасая наших ребят и подвергая себя ежеминутно, ежесекундно смертельной опасности. Она полностью опустошена, она отвратительна не только тебе, но и всем окружающим ее людям, но мы помним, что она – наш боевой товарищ, не предавший нас в тот трудный час.
Венедикт пошел в штаб к связистам. Ему повезло, Игорь был на месте и страшно обрадовался, услышав голос своего спасителя, вернувшего его буквально с того света. Когда Веня изложил ему свою проблему, он заверил друга, что сделает все возможное и невозможное для Таисии, которая вытащила и его самого из той страшной мясорубки. Его обещание несколько успокоило Венедикта, и он отправился в свое отделение. Пора было начинать обход больных.
Вечером, когда Алексей зашел к нему на огонек, Веня рассказал ему о своем знакомстве с Антониной Васильевной и о том, что Петрищев запретил ему даже думать об этой женщине, что Андрей Григорьевич много говорил о тяжких последствиях войны, назвав всех их жертвами того зла, которое несет война.
Лешка долго молчал, обдумывая, а затем сказал:
– Он абсолютно прав. Я вот думаю, что эхо этой войны будет слышно на Руси еще лет сто. Да и не только в нашей стране. Возьми хоть Терезу, разве она не жертва войны, разве вы с ней не принесли в жертву этому тяжелому времени свою любовь. А сколько людей во всем мире погибли, стали калеками, алкоголиками, остались вдовами или вдовцами. Невозможно представить себе их количество. Но мы с тобой, Веня, выстоим непременно. Я в это свято верю! И, более того, будем счастливы и здоровы.
– Ты знаешь, что я лечу, сопровождая Таисию, одним бортом с Петрищевым. Как он тебе? Нравится? – поинтересовался друг.
– Да. Я его уважаю. Главное, что он человек порядочный, короче, правильный мужик.
– Я тоже так думаю, – поддержал друга Алексей. – После разговора с ним и его участия в устройстве Таисии, я понял, что не все начальники – подхалимы и самодуры. Тебе повезло, Веня, с ним.
– Меня мучает совесть, что я сам не лечу с ней в Хабаровск, Леша, но, с другой стороны, если бы полетел я, она бы точно выкинула фортель с побегом. Вот ведь вляпался как!
– Я тебе так скажу. Ты лететь не должен ни в коем случае. Кроме разборок и грандиозного скандала, это мероприятие в твоем присутствии не кончится ничем. И прекрати мучиться совестью. Ты ей ничего не должен. Она это понять не в состоянии, но ты уясни для себя этот факт раз и навсегда. Раз Хабенский взялся нам помочь, я думаю он ее хорошо устроит и проследит, чтобы лечение пошло ей на пользу. Кстати, он перед ней в таком же долгу, как и все, кого она вынесла с поля боя. Так что не переживай, друг. Пока я ее не размещу с максимальными удобствами, оттуда не улечу. Я договорился со своим командиром, он дал мне на это дело трое суток. Так что все будет в полном порядке. Мы поможем ей и будем держать в поле зрения до полного ее излечения. Нужно верить в лучшее, Веня. Иначе жить трудно.
Разговор коснулся и Антонины, и Веня сообщил другу, что бедная женщина попала почти в такую же ситуацию, как и он.
– Если бы ты ее видел, Леша. Королева! И держится так, что никто и не подумает, что какой-то несчастный летчик-алкаш отравляет ей жизнь и жизнь ее ребенка каждый божий день. Ты хоть знаешь этого героя?
– Знаю. Отличный летчик, прекрасный друг. Никогда не бросит и не подведет товарища. Но тоже жертва войны, ее эхо. Контузия в голову. Не мне тебе рассказывать, что это такое. Я, честно говоря, вообще не понимаю, как он смог выкарабкаться и вернуться в дивизию. А знаешь, до контузии он совсем не пил. Мне кажется, что он очень любит эту женщину, а она не желает узаконить их связь. Он боится ее потерять, пьет и опускается все ниже. И ведь если его спишут на землю, он пропадет. Поверь мне, дружище. Женщину тоже понять можно. У нее ребенок, она осознает, что могла бы принести себя в жертву, если хоть немного любит его, но она не имеет права приносить в жертву такому ненадежному человеку жизнь своей дочери. И тут, как правильно сказал тебе Петрищев, я ее не осуждаю, но и одобрить ее поступок по отношению к нему не могу. Зачем было ехать с таким другом на край света? Сразу подумать о дочери она не могла?