Посвящается памяти моего дедушки Василия Александровича Бережецкого
От автора
Я считала эту историю сказкой. В детстве мне её рассказывал дед. Она запала в мою душу до такой степени, что я могла заснуть только под неё. А днём мы играли. Мой брат Васька был Ратибором, а я, естественно, Одой. Одевала игрушечную корону, мамины сапоги, заворачивалась в красный бархатный дивандек с золотыми кистями по краям и шла защищать свою любовь. Васька милостиво давал мне право первой выбирать оружие. После чего мы с ним устраивали рыцарские поединки. Почему с ним? Так никого другого в квартире больше не было. Мама приходила с работы, устало садилась на диван и при виде разгромленного жилища, вздохнув, констатировала: «Всё понятно. Опять играли в Ратибора и Оду».
Прошли годы. Я выросла. Неожиданно умер дедушка. Мне казалось, что он вечный. К сожалению, нет. Его уютный двухэтажный дом осиротел и уныло встретил меня своей сырой прохладой апрельского утра. Мне пришлось прожить в нём почти два месяца, пока родители не нашли покупателей. За это время я, наконец, действительно узнала, кем был мой дед. Мой сказитель историй на ночь – огромный человечище! Настоящий русский интеллигент, ученый, мыслитель. Дедуля, слышишь меня? Ты великий! Прости, если я тебя когда-нибудь обидела. Почему? Почему? Почему мы никогда не воздаем ближним то, чего они заслуживают. Почему так бездумно и легко наша жизнь проходит мимо их жизни. Ведь не только они созданы для нас. Но и мы для них. Прости, дед. Прости! Ну, всё…, прочь эмоции.
Главной мебелью в его доме являлись книжные полки и большой письменный стол в рабочем кабинете. Всё это было забито книгами, энциклопедиями, словарями и какими-то старинными потёртыми от времени фолиантами. Дедушка был историком по образованию, который в расцвете творческих сил из-за какого-то крупного скандала ушел из академической науки. Но его стремление познать истину на этом не иссякло. Мы вывезли 19 картонных коробок, в которые я упаковала его рукописи. Но речь не об этом. В закутке кабинета я обнаружила то, о чем хочу рассказать. Там стояла старая фанерная посылка ещё советского образца, на которой выцветшим от времени фломастером было написано: «Дощечки с чертами и резами балтийских славян». Для меня этот случайный набор малознакомых слов ни о чём не говорил и никаким образом не привлекал внимание. Но ниже была сделана рефлекторная по отношению к моей памяти детства дописка: «Ратибор и Ода». Самих дощечек я в ней не обнаружила, но там лежали их выцветшие от времени фотографии и тексты, выполненные рукой моего деда. В пояснительной записке, обнаруженной мной тут же, было сказано, что сами дощечки и остатки истлевших рукописей Василия Татищева, пытавшегося расшифровать текст «чертов и резов», были отправлены в Академию наук. Все оригиналы были обнаружены в результате археологической экспедиции 1988 года, которой руководил мой дедушка Василий Александрович Бережецкий. Эти дощечки и тексты Татищева были найдены в родовом имении первого русского историка в подмосковном Болдино, в тайнике полуразрушенной Христо-Рождественской церкви, на погосте которой он и похоронен. Дед предполагал, что эти бесценные артефакты замуровали в стену церкви по распоряжению самого Татищева. Как известно, этот знаменитый историк, сподвижник Петра Великого, полководец и промышленник был в опале во времена всемогущего Бирона. Гонения продолжились и при императрице Елизавете Петровне. Василий Никитич был бессрочно сослан в Болдино1, где через день после своей реабилитации в 1750 году умер. Вот так. Вечная история. Во все времена власть предержащих любит только карманных историков. А настоящие, в лучшем случае, гниют в ссылке. Из-за всех этих перипетий и гонений в любой момент у Татищева все его рукописи могли конфисковать. Тем более, что дощечки были изготовлены в языческую эпоху и письмена на них представляли собой весьма подозрительную руническую тайнопись.
Дед смог прочитать полуистлевшие работы Татищева, из которых узнал, каким образом эти дощечки попали к нему. Во время учебы в Германии в 1712-1716 годах Василий Никитич познакомился с Яковом, сыном купца из Шлезвига2 по фамилии Вирхов, который ему и поведал об этих дощечках, являющихся семейной реликвией с незапамятных времён. Уже тогда молодой Татищев предложил за них хорошие деньги. Но отец Якова до самой своей смерти отказывался от продажи. И всё-таки Василий Никитич сумел стать счастливым обладателем этой старины. Дед назвал содержание буковых дощечек «Хедебю сагой» по названию города, который в древности был главным в Шлезвиге. За свою жизнь Татищев, по свидетельству его современников, собрал огромную коллекцию старинных книг и манускриптов, в том числе древнегреческих и римских. Но сразу после его похорон усадьба Болдино со всем этим сказочным богатством сгорела дотла. Некоторые современные исследователи даже подозревают в этом злой умысел. Если бы дощечки не были замурованы в стену церкви – их, несомненно, ждала бы та же участь.
Далее в ящике лежали переводы текстов с этих дощечек, сделанные рукой моего деда. Прочитав их, я неожиданно громко вскрикнула: «Боже мой!» Озадаченные дураки, как известно, чешут затылок, умные трут лоб. Я поскребла голову в точке, равноудалённой от этих показательных центров уровня «айкью». Фантастика! Так значит это не сказка?! Недолгие поиски в интернете выдали результат. Это быль! Скандинавским сагам история любви Оды и Ратибора хорошо известна. Только герои «дедушкиной сказки» названы в них Ауд и Радбард.
История их любви меня так впечатлила, что я уже не могла успокоиться и забыть про неё. У меня появилась навязчивая идея, каким-то образом рассказать о ней. Не только подругам и подписчикам в фейсбуке, а всем. Но как это сделать? Как известно, рукописи не горят. Но профилактика никому никогда не мешала. И я решила, что лучшим средством профилактики от уничтожения в пожаре, является публикация.
Долго и мучительно я сводила воедино сведения саг и перевод дощечек, сделанный моим дедом. Надеюсь, вы не будете корить меня за косноязычие и стиль. Сюжет не мой, а я лишь переводчик древних текстов на современный русский лад.
Предыстория
«…Ивар Широкие Объятья подчинил себе всю Швецию. Он также подчинил Данию, Курланд, Саксаланд, Эйстланд и все восточные страны до Гардарики. Он правил и на западе Германии, а также завоевал часть Англии, что называется Нортумбрией». Сага о Хервёр и Хейдрике
Почуяв падаль, слетались тучи воронья. И коршуны кружили высоко, пронзая чёрный дым. Всё в пепел превращал огонь: дома, усадьбы, храмы и конюшни. Визжа, неслась горящая свинья, и тучи серых крыс из города бежали. Ещё слышны звон стали, лязг кольчуги и стук щитов. Но постепенно звуки эти утопали в рыданиях жён, в стенаниях раненых, в последнем крике смерти. Детский плач сливался в жуткий унисон с воем несчастных женщин, которых брали правом силы воины Ивара. Всё превращалось в прах: шум ярмарок, веселье свадеб, звон кузниц, гомон играющих на улице детей. В дым улетучилось величие Старигарда3. Как символ этого упадка горели идолы у пылающего храма. Их глаза сквозь языки огня с укором смотрели на Ивара. Но это вызывало лишь усмешку на губах конунга. Его распирало возбуждение. Он был просто счастлив. Его, Ивара, армия с ходу взяла столицу вагров4. Вагров! Столетиями никто не мог предположить такого даже в сильно пьяном виде. Это вагры повсюду утверждали свою силу. Это ими пугали матери детей. Но теперь их слава в прошлом. Потому что есть армия, которую создал он, Ивар Широкие Объятья. Сбылось! В жизни мига лучше не бывает, чем миг, когда сбываются мечты.
Конунг взял у дружинника лук со стрелой и попал ей в центральный лоб горящего Триглава5. Стрела, дребезжа, воткнулась в истукана и тут же вспыхнула. Мимо конунга и его верных ярлов промчался гнедой конь с горящей гривой. Он на всём скаку разметал толпу бондов6, которые уже отовсюду вели пленных, тащили сундуки и мешки с награбленным добром. Блики кострищ отражались в лике Одина7 на позолоченном панцире Ивара. Руны вокруг лика прямо говорили: Один отдал Землю в правление Ивару. Такой же лик бога колыхался на треугольном стяге, который держали крепкие руки знаменосца.
Конунг, не смотря на то, что всю жизнь провёл в боях, не потерял присущего хищнику возбуждения при виде крови. Но это была особая победа. Ивара буквально распирала эйфория счастья от одного вида поверженного Старигарда.
К конунгу на взмыленном коне примчался Бальдр, его правая рука. Подняв лошадь натянутыми удилами на дыбы, он бросил к ногам конунга в чёрную от сажи пыль символ окончательной победы. Это была человеческая голова без бороды и с выбритым затылком.
– Всё кончено! Князь вагров у твоих ног.
Конунг, молча, снял шлем и отдал его стоявшему рядом воину. Затем он небрежно ногой перевернул голову лицом вверх и пробормотал негромко:
– Да, славный был воин. Много крови пролил по берегам известных мне морей.
Седой Хёрд, наставник Ивара с самого рождения, хлопнул его по плечу:
– В «Сагу королей» вписал ты новую строку: «Великий Ивар убил столь ненавистного всем Скиру».
Между тем риксярл8 Бальдр протянул конунгу меч Скиры. Ивар взял в руки длинный двуручный меч и стал рассматривать лезвие, рукоять и перекрестие, украшенные драгоценными камнями и витиеватой инкрустацией.
Хёрд заметил:
– Меч Скиры по преданию верингов9 принадлежал ещё Вилькину10, встречи с которым боялся римский царь по имени Аврелий.
Ивар усмехнулся и посмотрел на Хёрда. Тот осёкся:
– Так венды11 говорят.
Конунг взял меч в две руки и помахал им в воздухе:
– Хороший меч. Почти, как волшебный меч Тюрфинг, добытый Арнгримом12 у конунга Гардарики. Но не удобен он. Мой разит быстрее.
Бальдр заметил:
– Скира им убил Бьялди, Тейта и Свейна. А Альвара лишь ранил, шлем ему сломав.
Ивар передал меч Хёрду и сказал:
– Проследи, старик, чтобы этот меч попал на Стену Славы.
Викинги наслаждались разбоем. Куда не бросишь взгляд – кругом насилие, трупы, хаос. Посреди вечевой площади рядом с могучим дубом воины сгружали богатство княжеской казны. Они вскрывали сундуки, сбивая замки ударами острых мечей, и вываливали содержимое прямо на землю. Ивар со свитой подошёл к этому месту. Королевский казначей доложил конунгу о добыче:
– Два больших сундука золотых кубков и посуды, материи румской13 тридцать свёртков, семь сундуков с кунами. Это шкурки куниц и белок с печатью князя – деньги вендов. Есть также сундук, набитый серебром и златом. Ещё, мой конунг, сотни шкур бобров, лисиц и соболей. Два сундука с пурпуром, который не найдёшь у румского царя, того, что в Геллеспонте властвует над миром. И даже чинский шёлк. Кроме того – изделия из бивней мохнатого слона. Украшений женских несчётно. Всё сберегу, учту и запишу. Всё как всегда: треть конунгу, треть воинам, треть храмам.
Ивар подошёл к сундуку с пурпуром и, поддев торчавший кусок кончиком меча, выдернул его на свет:
– Да. Богато жили вагры, – и добавил. – До этих пор. Теперь всё наше.
Бальдр указал на воинов, тащивших трёх длиннобородых стариков в белых до пят рубахах:
– Вот и наш герой, сразивший Скиру!
Впереди процессии шёл ярл Рейдгауталанда14 Альвар. Он был без шлема и с высохшей кровью на лице.
Старый Хёрд пояснил:
– Это их волхвы. Трижды в год они предсказывают судьбы народа и правителей. Каким будет урожай, и будет ли война.
Ивар заметил:
– Судя по тому, что мы застали их врасплох, они всем врут.
Ещё два викинга подвели к конунгу великолепного коня очень редкой белорождённой масти с ухоженной пышной гривой и таким же хвостом.
Мудрый Хёрд снова пояснил:
– Это священный конь. Его копытами волхвы определяют жребий судьбы. Отсюда его название – «жребец». Воины наклонно расставляют копья, а ведуны запускают жеребца. Волхвы следят: какой ногой, и в какой последовательности он перешагнёт все эти копья. На основании этого они составляют свой прогноз будущих событий.
Ивар ухмыльнулся:
– Ну, что за глупость? Просто людям головы дурят. Обманщиков всех этих – сжечь! Если они прорицатели, то должны быть к этому готовы. А если нет – туда им и дорога. Впрочем, это для них честь. Сгорев в костре, они, возможно, попадут на небо.
Воины схватили волхвов и потащили на костёр. Старики совсем не сопротивлялись. Их длинные седые бороды и волосы полоскались на ветру.
Альвар спросил:
– Что делать с жеребцом? Сдаётся мне, не годен он не в службе, не в работе.
Ивар повернулся к нему и согласился:
– Я думаю – ты прав. Для нас в нём только красота. Но держать ради красоты священного коня нечистой веры? Нас наши боги не поймут. Умилостивим их жертвою его. Ты помнишь этот обряд священный?
– Да, во славу Одину коня с обрыва сбросим в море.
– Запомни, ты за жертву отвечаешь.
Воины принесли два сундука и открыли их пред строгим взором конунга.
– Что в сундуках?
Харальд, ярл Сканей, пояснил:
– Их письмена, что вырезали на дереве их ведуны.
Ивар взял из ящика одну дощечку:
– Я знаю, что здесь. Рассказывал мне мой скальд Варун, что в Старигарде хранятся все предания вендов от потопа до сего дня, и вырезаны они на буковых дощечках.
Харальд спросил:
– Куда весь этот хлам? Нет места на корме. Всё забито златом и пурпуром.
– Варун, конечно, обидится, но прикажу всё сжечь. Зачем нам вагров старина? Они кичатся тем, что их вожди не раз крушили Рим. Что в Старигарде правят потомки Столпосвята, который нам по сагам известен, как Озантрикс15. Что Гертнит, который звался Одоакром16, приходится ему племянником, и не иначе. Но и подобные слезливые преданья о былой славе не греют душу. Что с тех преданий? Важнее слава, добытая сегодня и сейчас. Ты ею можешь насладиться в полной мере. А прошлое…, быльё для плачущих женоподобных старцев. Сожги всё это Харальд. Потомки всё равно забудут их героев. Да и герои ли они? Нет, не герои, раз я стою здесь и убиваю их потомков, сжигаю старину и превращаю женщин их в рабынь. Вагры не достойны своих преданий о подвигах героев прошлого. Они жалки и трусливы, чтобы я позволил им петь песни о Вилькине, о Гертните или Вальдемаре17, который был убит по приказу Атли18. Жги, не жалей. Наши скальды напишут новые песни и уже о нас, о наших подвигах, что сокрушили вагров.
Верный риксярл Бальдр, с которым Ивар ещё в детстве сражался деревянными мечами, притащил за шиворот совсем дряхлого старика, борода которого тащилась по пыльной вечевой площади. Сильной рукой верховный ярл поставил старика на колени перед конунгом.