Рассвело. Володарь поднялся, разминая уставшее после череды пиров тело, зевнул и перекрестил рот. Растворил дощатые ставни, выглянул во двор. Чей-то гужевой конь мирно щипал травку возле одного из столов. Громко храпел рядом с ним толстопузый боярин, неподалёку отрок Юрий Вышатич, видно, здорово захмелевший, силился поднять голову с лавки. Тут же сидел торговый гость из Корчева, тупо уставившись на опустевшую чару и бормоча себе под нос какую-то срамную песенку.
Под столами шевелились холопы, подбирающие объедки.
Упившихся до состояния риз было много. Одно приметил Володарь: среди пьяных – ни одного касога и хазарина. Греки были, но в основном позволяли себе валяться под столами и лавками свои, русичи. Становилось за них обидно, стыдно, подумалось с сокрушением: «Что же это мы, яко свиньи, ведём себя?! И всегда ведь так было, со времён древних скифов и росомонов126!»
Взяв с собой двоих гридней, выехал Володарь за ворота. Стрелой промчался верный конь вниз, к городским вымолам, рванул вправо. Долго неслись вершники по пустынному в этот час берегу. Мимо проплыл хазарский конец, за ним следом – слобода армянских купцов и рыбацкие выселки с гигантскими чанами для засолки рыбы.
Когда впереди показалось широкое устье Гипаниса, Володарь круто осадил скакуна. Бросив поводья гридню, он сорвал с плеч рубаху и ринулся в воду.
Тело обдало холодом, будто сотни игл впились. Студёна была поутру черноморская водица. Широко, вразмашку, вздымая брызги, поплыл Володарь вдаль от брега. Понемногу тело привыкло к воде, дрожь прошла. Он перевернулся, лёг на спину, смотрел пристально на ярко-голубой небосвод. По тёмной, заходней стороне плыли густые кучевые облака, в остальном же небо было чистым, как камень сапфир. Тонула в безмерной глади одинокая утренняя звезда. Опять стало холодно, над морем поднялся ветерок. Зарябило, заплескали у берега волны. Володарь поплыл обратно, стремглав выбежал на золотистый песок. Гридень услужливо подал князю цветастый рушник. Растеревшись докрасна, Володарь набросил рубаху и вскочил в седло. Теперь они поехали шагом, удаляясь от берега. Вскоре перед ними выросли две старинные каменные статуи.
«Бог Санерг и богиня Астарта. Им поклонялись язычники – древние греки и синды, кои жили тут тысячу лет назад. Астарта – богиня любви. Говорят, ей и поныне поклоняются местные блудницы. Отголоски старых преданий… А как у нас, на Руси?.. Богиня Мокошь стала Параскевой Пятницей, Волос – святым Власием, громовержец Перун – пророком Ильёй. Так устроен мир. Люди медленно меняют свои представления, трудно отказываются от веками сложившихся заблуждений…»
Он смотрел на огромное изваяние бесстыдно обнажённой женщины с коровьими рогами на голове.
«Рога означали плодородие. Астарте поклонялись жёнки, жаждущие иметь ребёнка – так, кажется, было у древних. Мне, христианину, не стоило б на неё глядеть… О чём это я? Я хотел идти к Таисии? Время ли? Что-то нету желания… Она стала странной в последнее время. Видно, понимает, всё понимает… Мне ведь тоже нужна жена, как и Игоревичу…»
Князь обернулся к гридням и отрывисто приказал:
– Скачем в крепость!
Бодро бежали резвые кони. Вдали виднелась залитая солнечным светом Тмутаракань.
Глава 17
Нежданно-негаданно однажды вечером Халдей привёл к Володарю хазарского старосту Вениамина. Пожилой седобородый хазарин низко склонил перед князем голову.
«Экий неприятный старикашка! По всему видать, злой и жестокий! И лебезит, равно как и Халдей», – пристально рассматривал Володарь испещрённое морщинами лицо Вениамина.
Карие глаза старосты беспокойно бегали, на Володаря он бросал короткие взгляды исподлобья.
– Спешим сообщить тебе, светлый княже! Плохие дела могут произойти в городе, – хрипел Вениамин. – У тебя могут возникнуть большие трудности.
– Объясни, в чём мои трудности? – Володарь почувствовал, как сердце его тревожно забилось.
Вмиг вспомнилась хищная улыбка Лашин-Марии.
Вениамин, поднявшись с колен, устроился на лавке. Халдей поместился невдалеке сбоку.
– Имеем верные сведения. Жена князя Давида, нечестивая касожинка, нашёптывает своему супругу в уши коварное. Требует, чтобы князь Давид избавился от тебя и правил Тмутараканью один. Издевается над ним, именует «полукнязем» и «полумужчиной». – Хазарин говорил свистящим шёпотом, и слова его звучали как-то особенно зловеще. – Её отец Идар готов помочь князю в этом мерзком деле.
– Откуда такие вести? И верны ли они? – Володарь нахмурился.
– Не сомневайся. У нас всюду есть свои люди. Услыхали, выпытали.
– И что же вы предлагаете? Как мне теперь быть? – Князь встревоженно посмотрел на молчавшего доселе Халдея.
– Ничего не бойся, светлый князь, – прошептал Вениамин. – Просто мы хотим, чтобы ты всё знал.
– Доверься нам, – негромко добавил наконец вступивший в разговор Халдей. – Мы постараемся избавить тебя от этой неприятности. И как можно скорее. Положись на нас, и опасность минует тебя.
– Просто будь более осторожен, чем обычно. Просим также: никому ни слова о нашей встрече.
Вениамин выразительно приложил палец к устам.
– Минует несколько дней, и всё разрешится, – молвил он, сложив на груди руки. – Дозволь нам уйти.
…Долго сидел в горнице ошарашенный известием Володарь.
«Что они делать станут? Почему говорят, ждать несколько дней? Что умыслили? И правда ли то?»
Вспоминая давешние взгляды Лашин, сын Ростислава почти не сомневался в верности сказанного хазарами. Почему они это говорили, тоже понимал прекрасно.
«Боятся, что Давид станет опираться на касогов и ясов, что прижмёт хазарскую общину города, подчиняясь воле своих новых родичей. Вот и держатся потому за меня, за мою дружину», – размышлял Володарь.
Он отказался от назначенной на следующий день охоты на вепря в устье Гипаниса, сославшись на нездоровье. Игоревич долго упрашивал его, удивлялся:
– Да чего ты, брат? В чём кручина твоя? Верно, тож тя оженить нать!
Он раскатисто хохотал, и Володарь, глядя на Давидово веселье, уже начинал сомневаться: а не врут ли чего, не выдумывают ли Вениамин с Халдеем?
– Извини, брат. Давеча в море поутру искупался, горло чего-то болит, – ответил он Игоревичу. – Отварами тёплыми полечусь, пройдёт, чай, хвороба.
– Ну, как знашь. – Давид со вздохом пожал плечами.
Из окна ложницы Володарь видел, как из ворот Детинца выехала вереница всадников. Впереди, рядом с Давидом, голубел плащ молодой Лашин. Узнал он её только по этому плащу-корзну, ничем не отличима была могутная богатырка от окружающих её дружинников. Тот же ромейский чешуйчатый доспех (тяжёлый ведь, не наша русская кольчуга), шелом с наносником, бармица127 кольчатая падает сзади на плечи.
Умчались вдаль всадники. Володарь обошёл все дворцовые палаты, строго осмотрел каждого отрока и гридня.
«К бою словно готовлюсь! Боже, что же происходит здесь, в самом деле?! Просвети мя, Господи!» – В душе царили тревога и какая-то опустошённость.
Он посетил храм Богородицы, постоял на коленях у отцова гроба, в мыслях прося поддержки. И почему-то неудержимо захотелось ему в эти медленно тянущиеся часы бросить Тмутаракань с её златом и серебром и воротиться на родную Червенщину. Они с братьями ещё поборются за столы! А этот южный город, многоликий и чужой – зачем он ему? Здесь непрестанно грозит опасность, за спиной плетутся дьявольские козни, в которых так легко можно запутаться. Запутаться и погибнуть, как отец!
В вечерних сумерках к нему пришёл Халдей. Конь его был весь в мыле.
– Скорбная у меня весть, светлый княже, – проговорил он усталым голосом.
– Что?! Что случилось?! Сказывай скорей! – вскричал Володарь.
Глаза хазарина хитровато блеснули в свете свечи.
– Молодая княгиня… Мария… Её нашли мёртвой на берегу Гипаниса…
– Что?! – Володарь едва не содрогнулся от ужаса.
– Ясская стрела… Такие стрелы только у них есть… – продолжал сбивчиво рассказывать Халдей. – Пронзила ей горло… Она была одна… Никто не видел убийцы… Княгиня ускакала вперёд, увлечённая ловом… Захлебнулась кровью… Князь Давид… Он сходит с ума от горя… Велел воеводе… немедленно вести дружину на горные селения ясов… Хочет отомстить.
– Коня мне! Вборзе! – распахнув двери, крикнул Володарь стражу-гридню.
– Подожди, светлый княже! Не надо коня! – встрепенулся Халдей. – Умоляю тебя! Закрой скорей дверь!
Только сейчас, в эти мгновения до Володаря окончательно дошло, что же произошло.
Отменив приказ, он устало рухнул на лавку.
– Вы, стало быть, содеяли? – уставился он на лукаво улыбнувшегося хазарина.
– Опасность для твоей жизни, князь, миновала, – тихо промолвил Халдей. – Отныне никто не сможет тебе угрожать. Князь Давид не осмелится идти против твоей воли. Рассорится с ясами и касогами, будет слушать тебя и нас. Без твоих воинов он ничего не сумеет сделать. Разорит один-два горных аула, накличет на себя гнев варваров-ясов, и только.
Володарь оцепенело впился руками в подлокотники княжеского стольца. «Вот каковы, выходит, Вениамин с Халдеем. Пошли на убийство. Хотят, чтобы мы с Давидом… были в их воле… И я… Я не догадался сразу… Да если б и догадывался… Меня ведь поставили в известность… Я тоже виноват… Выходит, ответил… Упредил удар… с их помощью… Что ж, получается, я убил молодую жёнку! Она нашёптывала Давиду на меня? Верно, с чужого голоса. Может, ни в чём не виновата, а я… Позволил с ней расправиться… Господи, сколь я мелок и ничтожен!»
На глазах Володаря блеснули слёзы. Лицо Халдея выразило глубокое изумление.
– Ты не рад, светлый князь? – осторожно спросил он.
– Чему ж тут радоваться? Молодая княгиня погибла. – Володарь развёл руками.
«Как хорошо он скрывает свои чувства! – про себя восхитился хазарин. – Настоящий князь! И сразу всё понял! Вот такому и хотелось бы служить».
Слёзы княжеские принял Халдей за лицемерие. Вскоре он удалился, напоследок расстелившись в поклоне.
Ночь эту Володарь провёл в церкви. Стоял снова в приделе перед гробом родителя, лил слёзы и молил Господа и Матерь Божью о прощении. Уста шептали:
– Не хотел, не хотел аз!
Кто-то неведомый с высоты горней словно бы сурово возражал ему: «Не хотел, сказываешь?! Не делай вид, что не знал, не догадывался! Почему не поговорил с Давидом и с молодой княгиней, не молвил в открытую, что тебе ведомо?! Себя защищал?! Да, себя! А о сгинувшей душе молодой не помыслил! Не спас её от заблуждений гибельных! Ведь мог! Бросил бы, в конце концов, Тмутаракань эту да подался б на Русь, к братьям! Так нет же! Выходит, власть терять не восхотел?! Хазарам порешил довериться?! Вот и кайся теперь и лей слёзы горючие!»
Покоя душевного Володарь обрести так и не сумел.
Глава 18
Дом Таисии, когда Володарь снова явился к ней, пустовал. Привратник-грек грубым голосом ответил ему:
– Уехала госпожа! В Корчев! Когда приедет? Думаю, никогда! Надоел ей наш шумный город. Ищет покоя!
В прошлый раз вроде бы они расстались по-доброму. Всю ночь провели в страстных поцелуях и совокуплении. Ничего не говорила Таисия о том, что собирается уезжать.
«Что-то случилось, верно. Бык этот ничего не скажет, если даже и ведает. Что ж делать?»
Решение пришло быстро. Володарь воротился в детинец, кликнул Юрия Вышатича, ещё двоих дружинников – Станяту и Рулава, и одного из конюхов.
– За мной следуйте! – велел коротко.
Они миновали пристань и помчались, торопя коней, к развалинам Корокондамы.
– Возьмём лодку у рыбаков. Сплаваем на остров, – пояснил князь, указывая десницей вдаль, туда, где за гладью бухты проступали контуры песчаной косы и длинного, уходящего далеко в море, поросшего густым кустарником и травами острова.
Юрий и остальные его спутники удивлённо переглянулись, пожимая плечами. Что, мол, за причуда такая у князя?
В приморском селении отыскали они добротную долблёную лодку.
– Вчетвером на вёсла наляжем, поплывём. Недалече. На острове костерок разведём, заночуем. Ты, – обратился Володарь к конюху, – за конями нашими пригляди. Ворочайся в крепость с ними. Нескоро мы назад.
…От дальней оконечности острова до Корчева было около восьми вёрст. Путь этот князь собирался одолеть на вёслах за несколько часов. Благо гребцы они не худые, длани и плечи у всех четверых сильные. Не было б только шторма на море.
На привале Володарь объявил, куда они утром поплывут.
– Путь дальний, – заметил Станята, широкоплечий кряжистый отрок.
– Ничё, управимся, – заявил Вышатич. – Мне тож Корчев поглядеть охота.
Они поужинали закопченной на костре рыбой и легли спать, поочерёдно сменяя друг друга для охраны.
Юрий дежурил первым. Видя, что князь, запрокинув руки за голову, не спит, он подсел к нему и заговорил:
– Ведаю, княже, всё ведаю. Она – краса писаная. Разумею. А я вот… Вроде и неплохо тут, в Тмутаракани… А всё на Русь тянет… Домой, во Владимир, в Перемышль… А ты вот как? У тебя таковой тяги нет ли?
– И у меня есть она, отроче. – Володарь вздохнул. – Два года, почитай, братьев не видел.
– Вот забрал бы ты свою… подругу да воротился б на Русь с ею. Чай, стол вместях со братьями своими сыщешь. Русь велика, не то что клочок землицы сей возле моря.
– Я погляжу, смел ты вельми! – рассердился князь. – Кабы всё столь просто было!
– Разумею. Прости, княже! Сдуру я разболтался. – Юрий вздохнул.
– А на Русь тянет… В том ты прав, – задумчиво обронил Володарь, глядя в чёрное звёздное небо.
…В конце пути попали они-таки в волну. Но суша была уже рядом, ратникам удалось пристать к низкому песчаному берегу. Все мокрые от пота и солёной морской воды, усталые, побрели они к видному в глубине глубокой бухты городу. На горе над Корчевом нависали каменные руины древнего Пантикапея128. Неподалёку от них высилась крепость со стенами из сырцового кирпича.
Город был не столь велик, как Тмутаракань, выглядел каким-то маленьким и уютным, но торг здесь ничуть не уступал тмутараканскому. Те же фрукты, та же рыба в неимоверном количестве, паволоки, аксамит129, зендянь130 – глаза разбегаются.
Плат цветастый из бухарской зендяни, розовый с голубым, очень уж приглянулся Володарю. Почти не торгуясь, выложил он за него гривны и поместил в дорожную суму. Там же, на торгу, сведал он всё о Таисии. Узнав князя, торговец щепетинным131 товаром сразу же указал на старинный дом с мраморными колоннами.
– Тут дядька ейный живёт. Пётр Каматир, грек, – пояснил он. – Знатен, да небогат.
…Таисия немало удивилась, увидев его и узнав, как они добирались до Корчева. Подавив насмешливую улыбку, строго сказала:
– Не ждала. Не звала тебя.
Они уединились в зале с высокими окнами. Посреди залы журчал фонтан. Завернувшись в белую хламиду, Таисия полусела-полулегла на ложе. Володарь расположился на лавке напротив. Сердце подсказывало: мало что приятного сулит ему нынешняя встреча.
Некоторое время в зале царило напряжённое молчание. Наконец Володарь спросил:
– Почему ты уехала? Меня не предупредила. Что случилось?
– Что? Думала, ты догадаешься. – Гречанка капризно поджала алые чувственные губы.
– О чём я должен был догадаться?
– Обо всём… Мне надоело… Слушать за спиной сплетни… «Полюбовница… Подстилка грязная!.. Отца совратила, теперь за сына взялась!» Так обо мне говорят! Неужели не слышал? До чего же ты тогда глух ко всему, что тебя окружает! Какой тогда из тебя князь?! – Женщина неожиданно всхлипнула и разрыдалась. – Обидно! Быть полюбовницей! Не хочу больше! Довольно!