Красавица оборвала смех, с неудовольствием заметив, что Володарь неотрывно на неё смотрит. Улучив мгновение, протиснулась Таисия сквозь весёлую толпу, подошла, встала перед ним. Запылали ненавистью глаза цвета южной ночи.
– Не захотел сделать меня княгиней?! Получай теперь! Знай: это я твоих дружинников подговорила, чтобы предали тебя! Я греческим купцам серебро посулила! Бояна спрятала в доме своём! Я и князю Олегу отписала в Константинополь, чтобы приехал и отнял у тебя Тмутаракань! Мой сегодня триумф! А ты – убирайся прочь! Изгой, бродяга! Какой ты князь?! Князёк!
Словно змея шипела над ухом. В улыбке хищного торжества расплывалось исполненное красоты лицо. Не выдержав, гречанка истерично расхохоталась.
Ничего не ответил Володарь вошедшей в раж бешеной фурии. Сдержался, сцепив зубы и стиснув кулаки. В мыслях поблагодарил Бога: охранил Всевышний, дал ему достаточно разума отвергнуть злые чары. И пусть сегодня она отомстила ему, как могла, но после, завтра что будет? Он уедет, а она останется скучать в своём Корчеве, никому не нужная. Наверное, никакой князь или боярин не возьмёт её в жёны, не прельстится увядающей красотой. Почему-то зла на Таисию за её дела не было, в душе царила только жалость.
Не глядя больше в её сторону, Володарь встал со скамьи и, обходя пирующих, подошёл к Олегу.
– Дозволь, князь, нам заутре147 отъехать, – попросил он. – Нечего нам больше здесь делать.
– Что ж, езжайте. Нагостевались, чай! – захохотал Олег. – Два года гостили!
Володарь хмуро переглянулся с Игоревичем. В сопровождении стражи покинули они весёлое пиршество.
Глава 20
Последняя ладья причалила к берегу. Позади остался широкий плещущий волной многоводный Днепр. Давно скрылись за туманным окоёмом деревянные строения Олешья – богатого торгового городка в устье, у самого впадения реки в черноморский лиман. Впереди простиралась степь, густо поросшая высохшей под солнцем высокой травой, с шарами перекати-поля, с пылью, древними курганами и сакмами148, с опасностями и ночами у взметающихся в усыпанное звёздами небо костров.
Посланная Олегом сторожа149 возвращалась назад. Лишь небольшой отряд оставшихся верными Давиду и Володарю туровских и перемышльских дружинников сопровождал их в дальнейшем пути.
Минул полдень. С реки подул свежий ветерок, становилось не так жарко. Князья приказали устроить на высоком берегу привал, нарядили охрану.
Исчезли из виду ладьи с Олеговыми людьми, тишина воцарилась вокруг. Давид, как только присели они на кошмы в палатке-веже, в очередной раз принялся стонать и жаловаться на судьбу:
– Ты хоть сребришко к матери отвёз. А я?.. Всё отобрали, ироды! Такое дело! Куда топерича податься, ума не приложу! Ох, беден аз, нищ, худ!
Изрядно надоело Володарю выслушивать эти сетования, но он лишь вздыхал и молчал. Сам покуда не знал точно, как быть. Ехать в Перемышль, к братьям? Ну а дальше?
Меж тем Давид внезапно предложил:
– А что, брат, ежели… Такое дело! Приедем мы на Русь, людей соберём, посулим им добычу да нагрянем по весне сюда, в Олешье? Выпотрошим купчишек наших да греческих, добудем сребро, а со сребром не пропадём николи150! Наберём ещё ратников, возьмём силою города волынские, коими отцы наши володели!
– Что я, разбойник, купцов грабить? – усмехнулся Володарь.
– Ну да, конечно. Такое дело! У тя-то сребришко тмутараканское сохранено! – проворчал недовольно Игоревич. – И куда ж ты сунешься?
– Сперва, верно, к матери, в Хорватию. Потом, мыслю, угорские родичи помогут чем. Ратников наберу, приду с ними на Волынь. Более покуда ничего придумать не могу.
– Ну а я вот, пожалуй, тако и содею. Пущай хоть вором, хоть татем кличут! Сребро – оно не пахнет! Такое дело! – заявил Давид.
– Поступай, как хочешь. – Володарь пожал плечами. – Разумею тебя.
Снаружи раздались громкие голоса. Отодвинув войлочную занавесь, в вежу просунулась голова Юрия Вышатича.
– Князи! Халдей тамо! Невесть откель взялся! Гляжу, дланью машет кто-то, в лодке рыбацкой! Ну, причалил ко брегу, мокрый весь! Зреть вас хочет!
– Кличь вборзе151! – Володарь сразу оживился, подобрался, даже унылое настроение последних дней в одно мгновение ушло. Халдей тут – значит, спасся, ушёл от Олеговых головорезов. Что б там ни было, а сей хазарин – их с Давидом доброхот.
…Отпив очередной глоток золотистого мёда, Халдей с усталой улыбкой начал своё повествование:
– Сначала я спрятался в пустой бочке из-под дёгтя, весь провонял. Потом услышал крики о пожаре. Воины князя Олега подожгли хазарский конец города. Пришлось укрыться на пристани, в харчевне армянина Хачатура. Ночью мне удалось выбраться из города. Переоделся вот в эту одежду, – с горестным вздохом указал он на потёртый халат грязно-серого цвета. – Назвался купцом из Дербента. А так как мне известно несколько слов на языке жителей этого города, то меня пропустила городская стража. Кстати, эти сторожа были пьяны, и мне тоже пришлось выпить чару вина за здравие князя Олега и княгини Феофании. Чтоб их чёрт защекотал! Потом, находясь в Корчеве, я узнал о ваших бедах, доблестные князья, а также о том, что князь Олег отпустил вас и велел сопроводить до Днепра. Я поехал за вами следом. И вот я здесь.
Халдей допил мёд, вытер усы и аккуратно отодвинул от себя чару. Спросил:
– Мне хотелось бы знать, куда вы держите путь, доблестные? Может оказаться, что у нас с вами одна дорога. Я был бы рад продолжать вам служить.
Он подобострастно улыбнулся и склонился до земли, как не раз делал в Тмутаракани.
– Не твоё дело, смерд, куда мы едем! – грубо отрезал Игоревич.
Володарь был более словоохотлив. Сразу смекнул он, что хитрый хазарин может ему пригодиться.
– Я еду в Угрию, а оттуда в Хорватию. Буду собирать воинов. Хочу добыть стол в Волынской земле, – объявил сын Ростислава.
– Похвальное стремление, о светлый князь! Дозволь мне отправиться вместе с тобой! Думаю, тебе понадобится в пути добрый слуга и… советник.
Снова расточал Халдей улыбки, снова говорил вкрадчивым голосом добрые слова, успокаивал, убеждал, что неудача в Тмутаракани скоро забудется и что они обязательно достигнут намеченных целей.
…Володарь с Давидом расстались, как только добрались до пограничного Межибожья – сторожевого русского городка вблизи истоков Южного Буга.
Отныне пути двух родичей расходились. Они обнялись, расцеловались, обронили слезу. На прощание Давид тихо шепнул:
– Передай сестрице своей, Елене, – и сунул в руки Володарю свёрток с цветастым платом. – Скажи, помнит о ней сын Игоря. Коли сребро добуду, сватов пришлю. Такое дело! Надоела жизнь бобылья!
Унёсся Игоревич со своими туровцами вдаль по пыльному степному шляху. Жаром пахнуло в лицо Володарю нещадное июльское солнце. Зашумел вдали под порывом ветра зелёный колок. Вспомнились вдруг опять слова посадника Ратибора: «Игоревич – он мразь! Дрянь!»
Вздохнул Володарь с сомнением, обернулся, оглядел воинов своих, повелел громким голосом:
– На заход152 идём! В Угрию!
Глава 21
В столице мадьяр Эстергоме Радко первым делом направил стопы в одну из харчевен, хозяином которой был знакомый ему русин. Сюда часто наведывались воины-иобагионы, от них рассчитывал волынский проведчик почерпнуть немало важных сведений. И, в общем и в целом, поручение княжеское справил он быстро и толково. Разузнал Радко, что король Ласло и князь Всеволод заключили между собой мир, а германскому императору Генриху отписали, чтобы с Угрией он также придерживался мирных сношений. Занятый противоборством с римским папой в Италии, император, скрипя зубами, но согласился на предложение Киева. Выходило так, что со стороны угров в ближайшее время князю Ярополку нечего было опасаться.
«Еже будет наш князь Всеволода Ярославича держаться, а мамашу свою прегордую поменее слушать, мирно и спокойно на Волыни будет», – рассуждал Радко.
Всего-то седьмицу прожил он у харчевника, разговорил за чарой доброго вина нескольких иобагионов из королевской стражи, и теперь, довольный, мыслил возвращаться проторенной дорожкой обратно на Русь. Перед самым отъездом решил Фёдор поглядеть на торгу знаменитых угорских скакунов. Благо серебро звенело в дорожной калите, можно было б и потратить его на доброго фаря. Хороший конь всегда пригодится княжескому дружиннику.
Пробирался Радко через толпу на пристани, когда вдруг возник перед ним злобно ухмыляющийся знакомец – Жольт, коего три года назад пытал он во Владимире на дыбе.
– Попался ты, мечник! Не уйдёшь от нас!
Обступила Фёдора толпа человек в пятнадцать. Потянулся он было за мечом, но уразумел тотчас: не выдюжить ему супротив стольких. Верно, давно выслеживали, шли по пятам. Да, промахнулся он на сей раз, не почуял, не заметил вовремя грозящей опасности.
Его грубо схватили за плечи, вырвали из портупеи меч, связали за спиной руки, потащили через подвесной мост в крепость.
– С моста бы тебя в ров швырнуть, ядовитая гадюка! – хрипел Жольт. – Помню, как ты меня на дыбе угощал! До сей поры кости болят! Помучаешься теперь ты у меня в подземелье, похрустишь косточками! Наорёшься вдоволь!
Со скрипом затворились за Фёдором железные ворота. Опустилась вниз решётка. Бросили его вниз по каменным ступеням в сырую мрачную клеть. Звякнул наверху в замке тяжёлый ключ. Тьма окутала дружинника. Понял он, что если и выйдет отсюда, то весьма нескоро.
Спустя недолгое время явился к нему Жольт с двумя подручными. В деснице он держал факел, рукава рубахи были закатаны по локоть.
– Ну, вражина, сейчас ты у меня получишь! На дыбу его! – приказал злобный угорец.
Как мог терпел Радко дикую, пронизывающую боль. Его стегали плетьми, жгли огнём, Жольт метался вокруг и яростно орал по-русски:
– Отвечай! Что вынюхивал?! Кого искал?! С кем говорил?! Ну! Живо!
Собравшись с силами, плюнул Радко ему в рожу кровавой слюной. В дикое исступление пришёл Жольт. Выпучив глаза, стеганул он Фёдора по лицу плетью. Ударил один раз, второй, замахнулся опять, норовя, видно, выбить узнику глаз. Один из подручных решительно ухватил его за запястье.
– Королевич запретил его калечить, – заявил он.
В остервенении швырнул Жольт плеть в стену, выругался по-угорски, прохрипел:
– Ничего! Вдругорядь153 достану тебя! Не уйдёшь от меня! Гадюка ядовитая!
Весь сгорая от лютой ненависти, метнулся он наверх.
Один из катов154 развязал Фёдору руки, бросил его, обессиленного пыткой, на солому, коротко промолвил:
– Сиди тут! И благодари Господа! Жольт бы тебя прикончил, если бы не заступничество королевича Коломана!
…Медленно потянулось для Радко время в мрачном узилище. Его скудно кормили, но, слава Христу, более не пытали. Сколько минуло дней и ночей, он не ведал. В темнице во всякое время суток царил полумрак, лишь один факел тускло горел наверху над лестницей.
На душе было уныло, тоскливо, скверно.
Порой снилась ему ангельская улыбка молодой княгини Ирины, словно наяву, слышал он её беззаботный, заливистый смех. И не хотелось просыпаться, видеть опять это подземелье, этот опостылевший факел, вкушать чёрствый хлеб, пить тёплую, затхлую воду.
Долгие часы отрок Радко стоял на коленях и молил Всевышнего о милости. Но избавление от темницы никак не приходило.
Глава 22
Стремительный Грон, спускаясь с отрогов снежных Татр, шумно втекал в широкий и более спокойный Дунай. Вода в Гроне в любое время года была холодной, почти ледяной. От холода ломило зубы. Склонившись над журчащей рекой, Володарь и его спутники, уставшие после перехода через знойную, раскалённую пушту155, жадно и долго пили.
Вокруг простирались многочисленные слободы, яблоневые и грушевые сады, виноградники. Через Дунай к строениям Эстергома вёл плавучий мост, сооружённый из связанных друг с дружкой крепкими канатами перевёрнутых ладей. Спешившись и ведя за поводья лошадей, путники осторожно, медленно стали переправляться.
Впереди виднелись каменные зубчатые стены, обведённые рвом. В нескольких местах внутрь крепости вели подъёмные дощатые мосты на цепях. Вокруг стен раскинулись предместья. Крытые черепицей домики торгово-ремесленного люда густо облепили низину и склоны окрестных холмов. Сам Эстергом лежал у подошвы уходящих на восход Вишеградских гор. Крепость располагалась на более высоком месте, чем посады, местами стена подходила к самому обрывистому берегу Дуная. Кое-где из-за стены проглядывали высокие башенные строения – там находился королевский замок, а также дома знати и королевских приближённых.
Володарь, хорошо знавший угорскую молвь, первым делом направился на кишевший людьми торг. Кого здесь только не было! Расположенная в самой сердцевине Европы, на перекрёстке торговых путей, угорская столица вбирала в себя самых разных людей, разной веры, разного языка, разных одежд. Жили тут и славяне, и немцы, и франки, и валлоны, и оседлые печенеги, и валахи, и греки. Удивительно мирно в тогдашней Угрии уживались православие и католицизм, никто никого не преследовал за веру. Реки были богаты рыбой, пастбища – сочной травой, земля щедро согревалась солнцем и давала добрые урожаи пшеницы, поэтому в стране почти никогда не бывало голода – этого страшного бича соседних европейских держав.
Купцы из западных и восточных стран, ремесленники – в основном славяне, паломники-монахи, странствующие рыцари, лошади, огромные верблюды, одногорбые и двугорбые, мулы, стригущие длинными ушами ослы – всё это сгрудилось на подобном муравейнику торжище.
В порту чуть пониже переправы теснились ладьи, среди них преобладали ромейские хеландии и лёгкие быстроходные славянские струги. Пристань, как и соседний торг, пестрела разноцветьем одежд. Вдоль берега рядами тянулись деревянные гостиные дворы и харчевни. Ноздри щекотал аромат готовящихся яств.
Володарь, ранее не раз бывавший в Эстергоме, быстро договорился с хозяином одного из постоялых дворов – сутулым широкоусым угром. Своё дело сделали серебряные номисмы-скифагусы156. Дружинников разместили в нескольких просторных помещениях на верхнем жиле. Спустившись вниз, они смогли утолить голод и жажду мясом с острым перцем и белым виноградным вином.
Володарь на гостином дворе задерживаться не стал. Взяв с собой одного только Халдея, направил он стопы в крепость.
– Родичей ближних повидать надобно. Братцев двухродных. В прошлый раз помогли мне, пособили, упредили о ковах Ярополковых, – счёл он нужным сказать хазарину.
Когда шли они мимо лавок менял, Халдей вдруг остановился.
– Дозволь, светлый князь, я расспрошу того менялу в синем халате. Он – мой единоплеменник. Узнаю от него, что творится в городе и в стране. Такие сведения никогда не бывают лишними. Я догоню тебя у крепости, – предложил хазарин.
– Добро, – кивнул Володарь. – Ступай, но поторопись.
…Запыхавшийся от быстрого бега Халдей нагнал его уже внутри крепости.
– Король Ласло сейчас находится в своей резиденции в Фехерваре, – сообщил хазарин. – Объезжает владения. Это он делает каждый год. А старший из твоих двоюродных братьев, о доблестный, здесь. С ним его мать, русская княжна.
– Воистину добрая весть! – Володарь заметно оживился. – Стало быть, вовремя я.
– Ещё… Меняла сказал… В Эстергоме недавно побывал посол из Киева. Король Ласло и князь Всеволод заключили мир. Князь не стал воевать с королём, хотя его просил об этом германский император Генрих. Вот… такие имею новости.
Смуглое лицо Халдея было испещрено капельками пота. Он снял с кудрявой головы войлочную шапку и отёр ею чело.