– Заутре воротимся во Владимир, соберёмся и отъедем, – бросил Володарь через плечо братьям.
– И куда? – спросил Василько.
– Там поглядим, – коротко отмолвил ему Рюрик. – Может, к матери в Хорватию, на Дунай, может…
Он не договорил и выразительно переглянулся с Володарем.
Братья укрылись в своей веже. Почти до утра они не сомкнули очей. Каждый из троих думал, как же им теперь быть.
Глава 4
Не одни Ростиславичи не спали в эту ясную лунную ночь. В шатре Ярополка при неярком свете свечей совещались, жарким шёпотом перебивая порой друг друга, трое людей.
Князь Ярополк, облачённый в пурпурный кафтан с узорочьем по рукавам, вороту и подолу, с толстой золотой цепью на шее в три ряда, больше слушал. Ближний боярин княжеский, Лазарь, кряжистый, широкобородый муж лет сорока, время от времени вытирая с чела шёлковым платом обильный пот, сидел от него по правую руку, по левую расположилась княгиня-мать. Вдовье чёрное платье по-прежнему облегало её худощавое тело. Лицо покрывал густой слой белил. Гертруда говорила хриплым грудным голосом, уста её нервно подрагивали.
– Не друзьями ушли от тебя Ростиславичи. Не успокоятся они, сын, поверь мне. Ковы45, козни строить начнут против тебя. Не знает никто, как и князь Всеволод себя поведёт. Коварен твой стрый. Мне ли не известны его лукавства! Возьмёт да и отдаст Рюрику с Володарем Перемышль или какую другую из твоих волостей.
– Что же мне делать? Что предлагаешь, матушка? – Серые глаза Ярополка беспокойно забегали.
– Взять их надобно всех троих – да под стражу крепкую! В поруб46 сунуть, пусть сидят! – выпалила злобно Гертруда.
Она давно уже не шептала, говорила громко, и боярин Лазарь стал опасливо озираться по сторонам – не услыхал бы кто невзначай их толковню.
– За них могут заступиться их родичи в уграх и в Хорватии. Как бы не началась война, – озабоченно пробормотал он.
– Ха! – презрительным смешком оборвала Лазаря Гертруда. – Да кому они нужны, изгои! Родная мать, и та их, малых, бросила! Хорваты далеко, а у угорского короля свои заботы. У него война с германским императором, до Ростиславичей ли ему?!
– А что, княгиня, ты права, – поддержал её наконец Лазарь.
– Что же вы хотите?.. Чтобы я… Сперва в гости их, а потом… Нет, мать… Обманом, лукавством… – Ярополк испуганно затряс светлорусой головой.
– Сын! – гневно вздёрнула вверх голову Гертруда. – Не здесь и не сейчас хватать их надо. Во Владимир возвращаться станем – тогда. И не мешкай. Сердце моё чует – будет иначе нам от Ростиславичей лихо! Вороги они тебе и твоим чадам! И запомни: никого нет на свете хуже безудельных родичей! Нож в спину – вот их оружие!
– Как поедем с ловов, – продолжила она, заметив, что сын в конце концов убеждён, сломлен и готов последовать её совету, – вели Радко с Воикином повязать всех троих. В возок швырнут, охрану учинят, а оттуда прямо и в поруб. Нечего с ворогами нянькаться!
– Хорошо, мать, – после недолгого молчания хмуро вымолвил Ярополк. – А в чём их вина? Что я скажу тому же Радко?
– Что козни они строят, скажи. Что стол владимирский у тебя отнять хотят. Что и среди бояр, и среди простого люда смуту сеют.
– Ну, дак ведь не было вроде сего, – Ярополк развёл руками.
– Вроде! – недовольно хмыкнув, передразнила его Гертруда. – Если потребуется, найдём видоков47. Что надо, скажут. Да токмо князю, сын, не пристало пред кем бы то ни было оправдываться. Гордость иметь надо! – заключила она, подавляя наконец в душе сына всякие сомнения.
Разговор был окончен. Боярин Лазарь первым вышел из шатра. У порога стояли оборуженные копьями верные княжеские гридни. Но ни они, ни бдительный Лазарь, ни Гертруда, решительным движением отодвинувшая войлочную занавесь, не заметили, как метнулась от шатра и утонула во мраке ночи чья-то тень.
Глава 5
Лагерь ещё спал, когда к веже Ростиславичей подкрался некий человек в лёгком дорожном вотоле и сунул в руки усталого Володаря берестяную грамотку.
– От королевича Коломана и королевы Свентославы, – шепнул он, тотчас скрывшись в густых зарослях кустарника.
«Ярополк и Гертруда хотят вас схватить. Немедленно бегите. Укройтесь в Унгваре48. Желающая вам добра королева чехов и моравов Свентослава. Брат ваш Коломан Арпад, сын Гезы», – значилось на кусочке бересты.
Взволнованный Володарь дал прочесть грамоту братьям.
– Очень похоже на правду, – заметил Рюрик.
– Почерк Коломана, – узнал Володарь аккуратную вязь двухродного братца.
– Да не лукавит ли он? – засомневался Василько. – Не думаю, что на этакое коварство Ярополк способен.
– Он, быть может, и нет, а Гертруда, конечно, способна! – Володарь ещё раз со вниманием прочёл грамоту и бросил её гореть в чадящий дымом костёр.
– А может, то враки всё и в Унгваре полон нас ждёт? Коломан-то ить, верно, столь же коварен, яко и Гертруда, – продолжал сомневаться младший Ростиславич.
– Это так. Но сейчас Коломану какая выгода избавиться от нас? Угры враждуют с немцами, а Ярополк – друг немцев, – возразил ему Рюрик.
– Тут ты не совсем прав, Рюриче. Ярополк, он скорее – друг римского папы, но не императора Генриха. – Не согласился со старшим братом Володарь. – Потому и чешская тётка подписалась в сей грамотице. Её супруг – вассал императора, воевал на его стороне. Ясно другое: и Коломану, и чехам не нужен сильный сосед на Волыни, который мог бы вмешаться в их дела. Король угров Ласло49, я слышал, пожаловал Коломану во владение Нитранское княжество. Это земля словаков, совсем недалеко от Перемышля.
– Иными словами, ты предлагаешь нам бежать? – Рюрик вопросительно уставился на Володаря.
– А что мы теряем? Ярополк всё равно не собирается наделять нас городами. Вот мы обиделись на него и решили отъехать. Сей же час, немедля! Почему нет? – Володарь пожал плечами. – В Унгвар пока не поедем, затворимся в Перемышле, там много верных нам людей. А как быть дальше, после помыслим.
…Трое всадников, наскоро оседлав ретивых скакунов, скрылись в предрассветной мгле в близлежащей к стану дубраве. Час спустя за ними была послана погоня, но уже и пыль улеглась на шляхе от копыт скачущих резвым галопом коней. Братья поспешили укрыться за стенами неприступного Перемышля.
…Гертруда, задыхаясь от злости, терялась в догадках. Кто же, какой переветник мог предупредить её врагов? Подозрения её пали на боярина Лазаря, но того не дал в обиду Ярополк, назвав «верным человеком».
Яростно кусала княгиня-мать уста, стискивала в кулаки руки, ругалась, поминала чёрта, сыпала проклятия – всё было тщетно.
За шумом и суетой в лагере она не заметила, как молодой угорский королевич Коломан лукаво подмигнул своим единственным видевшим глазом чешской королеве Свентославе, и та ответила ему тем же, прикрывая ладонью рот, чтобы не рассмеяться.
Глава 6
– Ты же проведчик, Радко! Не впервой распутывать тебе паутины ков и кознодейств разноличных! – Ярополк торопливо вышагивал по горнице владимирских хором. – Сыщи, кто упредил гадов сих, Ростиславичей! Почто столь скоро улизнули они из моих рук?! Кто ворог мой?! Из бояр, из иноземцев?! Может, подслушал кто нас ночью в шатре, совещались когда, да передал?!
Широкоплечий, статный богатырь Фёдор Радко исподлобья взирал на размахивающего руками князя, с едва заметным неодобрением переводил взгляд на восседавшую на скамье княгиню Гертруду, крутил перстом вислый рыжеватый ус. Дождавшись, когда Ярополк замолчит, сказал веско:
– В обчем, попробую разузнать. Хотя и трудное вельми сие дело.
Облачённый в лёгкий полукафтан с бахромой по подолу, в расширенных у колен шароварах и высоких угорских кавалерийских сапогах, широколицый, с коротко остриженной бородой, светлоглазый волынянин, дружинник Радко внушительным видом своим всякий раз вселял в Ярополка уверенность. Побольше бы таких, как он, иметь в дружине! С такими и сам чёрт не страшен!
Едва только, поклонившись князю, Радко отправился выполнять поручение, как молчащая доселе Гертруда с сомнением хрипло спросила сына:
– Думаешь, сведает?
– А как же! Этот – сведает!
– Жаль, ускользнули от нас вороги! Топерича жди лиха! – вздохнула вдовая княгиня, глянув в слюдяное оконце.
За крепостной стеной вдали зеленел лес, полуденное солнце нещадно палило, в горнице было душно и жарко.
Оставив сына, Гертруда вышла на гульбище50. Свежий ветерок приятно дунул в лицо. Слабо улыбнулась княгиня-мать, заметив у столпа играющих внучат – Ярослава с Вячеславом. Будущая надежда Волынской земли! И тотчас тревожно забилось сердце. Володарь с Рюриком – вороги! Сих маленьких чад супротивники злые! От их козней предательских готова была Гертруда, как птица птенцов укрывает крылами, упрятать, оберечь своих внуков.
Пока же она играла с ними, брала на руки, сажала себе на колени, целовала обоих чад. Стало на душе легче, но тревога всё же не улеглась, не прошла. Где-то в глубине души сидела неприятная мысль – вороги не успокоятся. Рати грядут…
…Фёдор Радко первым делом заглянул в гридницу51 и расспросил нёсших в ту ночь охрану княжеского шатра воинов, не заметили ли они чего подозрительного.
– Да вроде ничего не было. Тихо было, – задумчиво почесал кудлатую голову долговязый Воикин. – Хотя… Погоди-ка! Княгинину косулю мы на костре жарили, потом кабана заколотого. То уже после смены гридней было. Подсел к нам угорец один… Как же его…
– Жольт! – вспомнил молодой торчин Улан. – Ещё вином нас угощал… Вроде и выпил немного, а голова кружилась сильно, и в сон клонило, когда в дозоре стоял.
– Вот как! Угорец… Он тебе, Воикин, подозрительным не показался ли? Может, говорил что? – продолжал допытываться Радко.
– Да вроде нет. Пил с нами вместях. Говорил, что земли наши – соседние, что русских он любит, а вот немцев недолюбливает. Какой-то замок его в уграх разору они предали, – рассказывал, припоминая ночную толковню у костра, Воикин.
– А потом куда он делся?
– Да ушёл. Сказал, что королевичи и мать их ждут его к себе. Служба, мол, как и у нас.
– А ты б, Воикин, узнать сего угорца смог ли?
Долговязый дружинник пожал плечами.
– Я его признаю, – заявил уверенно Улан.
– Потом вот ещё что… Когда стража сменилась, совещались князь со княгиней Гертрудой и боярином Лазарем в шатре… Уже разошлись когда они, тогда Жольт и приходил. А опосля… сам Коломан к нашему костру приполз, – стал рассказывать проводивший ту ночь у другого костра отрок Дмитрий. – У нас у всех уже глаза слипались, спать охота была, а ему, вишь, мяса кабаньего отведать захотелось. Ну, угостили мы его печёнкой с луком. Сидел, нахваливал… А потом, невзначай будто, и вопросил: чего енто князь ваш Ярополк не спит в час столь поздний? Али дела какие важные проворит? Ничего мы ему не ответили, смолчали. Ну, он вроде как о том более и не баил. Всякую чепуху болтал… Псалмы чёл, на небо глядел одним оком, звёзды считал… Урод, он урод и есь! Потом мёд пил, говорил, невеста, мол, к ему едет, нурманка какая-то, откуда-то чуть не с Сицилии, с моря Средиземного. Вот и хочет он последними деньками свободной жизни насладиться, вина доброго попить да на небеса чистые глянуть. Да красой жёнок русских полюбоваться. Вздыхал, хвалил княгиню Ирину.
– Ну, а после… – Радко нахмурился. – Как ушёл он и когда?
Дмитрий с виноватым видом опустил голову.
– Не углядели мы, Фёдор… Сон нас сморил. Да ещё Коломан ентот… Пел сладко в уши всякое… Долго он у костра сидел…
– Эх, вы! Сторожа! – Радко презрительно сплюнул. – Упились медов – и ворогов козни проглядели! Эй ты! – окликнул он Улана. – В обчем, тако. Пойдём-ка в палаты, где угры остановились. Узришь Жольта сего, скажешь тотчас.
Вдвоём они поднялись на верхнее жило, пропетляли по винтовым лестницам и переходам, зашли в гридню, где размещалась свита королевичей.
– Побудь тут покуда. А я с Коломаном и матерью еговой пообщаюсь, – молвил Радко, снимая портупею с мечом и отдавая её одному из стражей. – Сопроводи! – велел он угру на его языке.
…В палатах королевичей стоял терпкий запах ладана. Коломан, в наброшенном на узкие плечи жупане52 тонкого сукна, маленький, горбатый – в чём душа держится – утопал в мягком кресле, вытянув ноги к печи, в которой весело потрескивали дрова. Несмотря на жару, он мёрз. Тёмные прямые волосы неровно ниспадали королевичу на лоб, чёрный глаз светился лукавинкой, сухие жёлтые руки перебирали цветастые чётки.
– Ты хотел меня видеть? – С наигранным удивлением Коломан повернул к Фёдору своё немного скуластое, смуглое лицо с небольшим прямым носом и тонкими губами под узкой ленточкой усов. – Я слушаю тебя.
Мать Коломана, Софья, дочь Изяслава Полоцкого, весьма пожилая полная женщина с округлым лицом, рябая и курносая, облачённая в голубое парчовое платье, находилась здесь же, возле сына.
«Вовсе не похож на мать», – подумал Радко, глядя на грубоватые черты лица вдовой королевы угров.
– Пришёл вопросить тебя, сын короля Гезы. Ведом ли тебе некий Жольт? Он слуга твой, мечник53. Ночью после охоты он приходил к княжескому шатру и пил вино с нашими дружинниками.
– Жольт? – переспросил Коломан. – Человека с таким именем нет в моей свите. Я бы запомнил. Княжеское имя. Его носил один из моих предков. У меня есть Стефаны, Бенедикты, Дьюлы. Есть даже один Людовикус. Но Жольта я не знаю.
– И я не ведаю такого слугу, – подтвердила Изяславна.
– Вы, должно быть, слышали о том, что трое братьев Ростиславичей пренебрегли гостеприимством князя Ярополка. Вчера на рассвете они бежали из стана.
– Кирие элейсон!54 Полагаю, не стоит придавать большого значения этому рядовому событию. Ну, убежали, и что? – Коломан передёрнул плечами. – Из-за чего вы все всполошились? Да мало ли какие могут быть дела у этих людей? Может, их пригласил на службу какой-нибудь владетель? Ведь они не обременены уделами, землями, они – люди свободные. Или не так?
– Братья скрылись подозрительно быстро, – заметил Фёдор Радко. – Не вложил ли им в уши какой-нибудь недоброжелатель неверные слова? Может быть, кто-то хочет рассорить Ростиславичей с князем Ярополком?
– И кто, по-твоему, это мог бы быть? – спросил, презрительно усмехаясь, королевич.
– Мыслю, такие люди могли сыскаться и в твоей свите.
– На чём основаны твои обвинения, дружинник Радко?! – Теперь Коломан уже не усмехался, гневом зажёгся его глаз. – Только на том, что вашим полупьяным гридням мерещится в ночи невесть что?! Лидерц55, или Вашорру-баба56! Могу сказать, что и я сам прошлой ночью какое-то время провёл с вашими людьми. Они угощали меня кабаньей печёнкой.
– Никто не обвиняет тебя ни в чём, светлый королевич! Упаси Господь! – поспешил успокоить Коломана дружинник. – Просто моего князя не покидает мысль о том, что кто-то хочет стравить его с братьями Ростиславичами.
– Кирие элейсон! Он что, болен, твой Ярополк?! – огрызнулся Коломан. – Сдаётся мне, что он попал под злые чары своей матери, Гертруды! Слушается её во всём. А у вдовой княгини слишком больное воображение!
– Нравная и жестокая она жёнка! – брезгливо наморщив свой короткий курносый нос, добавила Софья Изяславна. – По её веленью в Киеве во время смуты умертвили семьдесят человек! И ещё многих невинных ослепили!
– Ступай и скажи своему князю, Радко: пускай не мешает он нас в свои дела. Пускай сам разбирается со своей братией! – властно изрёк Коломан.
Радко, откланявшись, вышел. Он был почти уверен, что без угров взволновавшее волынский двор событие не обошлось. Дружинник воротился в гридницу и глазами поманил к себе Улана. Снова шли они по долгим переходам дворца. Уже во дворе Радко вполголоса спросил: