Думается, вопрос раздела добычи, либо имел второстепенное значение, либо вовсе был вымыслом автора «Сокровенного сказания», не желавшего, как уже было отмечено выше, чрезмерно акцентировать внимание на распрях между братьями во время взятия Ургенча. Элементарная логика подсказывает, что ярость Чингисхана, должна была быть вызвана, прежде всего, болью отца из-за продолжающихся разногласий среди сыновей.
Освещая последовавший через некоторое время разгром Чингисханом армии Джелал ад-Дина, героически боровшимся с монголами, но все же потерпевшим поражение в решающем сражении на Инде, Джувейни приводит следующий эпизод: «Когда монголы увидели, как он (Джелал ад-Дин – Р.Т.) бросился в реку, они собирались было прыгнуть за ним, но Чингисхан удержал их. В изумлении он приложил руку к губам и несколько раз повторил своим сыновьям: «Таким сыном может гордиться любой отец» [Джувейни 2004: 92]. Это был прямой упрек собственным сыновьям и еще одно отражение отцовской обиды распрями детей.
Джучи, слов восхищения отца Джелал ад-Дином не слышал. Он в это время сражался с кипчаками. После выволочки, устроенной сыновьям, Чингисхан решил снова отделить первенца, поручив ему возглавить поход в Дешт-и Кыпчак. По сути это была почетная ссылка на периферию войны и еще одна победа Чагатая. Находясь в течение длительного времени вне Орды в отличие от братьев, Джучи соответственно был существенно ограничен в возможности оказывать серьезное влияние на принятие важных решений.
Тот факт, что Джучи выполняя повеление отца, направился в поход на Дешт-и Кипчак подтверждается целым рядом источников. «Одного из своих сыновей по имени Тоссука, которого также называли кан, то есть императором, он послал с войском против Команов, которых тот победил в продолжительной борьбе; а после того как он их победил, он вернулся в свою землю» [Путешествия… 1957: 41] – писал Плано Карпини. «Туши и Чагатай, управившись с делами хорезмскими, обратились на Кипчак и Туркестан, покорили и заполонили одно за другим войска и племена кипчакские и подчинили все (эти) племена своей власти» [Джузджани 2010: 97] – повествовал Джузджани, правда, ошибочно приписывая к этим событиям Чагатая. Поздний источник в лице Абулгази сообщает следующие подробности: «… Джучи с приданными ему нукерами из Ургенча пошел в Дашт-и Кыпчак. Кыпчакский народ собрался, и произошла битва. Джучи-хан победил и перебил [всех] попавших [ему] в руки кыпчаков; те из них, которые спаслись, ушли к иштякам. Большая часть иштяков теперь является потомками тех кыпчаков. Кыпчаки, обитавшие между Итилем и Тином, рассеялись на [все] четыре стороны. Большинство из них ушло в юрт Черкесов и Туманов» [Родословная… 1958: 11].
Подавляющее большинство историков, описывавших действия Джучи в 1221–1223 гг. полагают, что он вел боевые действия против местных племен на территории Восточного Дешт-и Кипчака, т. е. в пределах современного Казахстана. Между тем источники позволяют уверенно утверждать, что Джучи не только продвинулся западнее Волги, но и принял самое деятельное участие в знаменитом сражении на Калке.
Прямые сведения об этом были оставлены Бенедиктом Поляком: «Третье же войско, которое пошло на запад с Тоссук-каном, сыном Чингиса, покорило сперва землю, которая зовется Теркемен, во-вторых бисерменов, затем – кангитов, [и] наконец они вторглись в землю Куспкас, то есть Команию. А команы, объединившись со всеми русскими [князьями], бились с тартарами между двумя ручейками – название одного из них Калк, а другого Кониуззу, то есть «вода овец», ведь кони по-тартарски означает на латыни oves (овцы), а уззу – aqua (вода), и они были разгромлены тартарами. Крови с обеих сторон было пролито до самых конских уздечек, как передавали те, кто участвовал в сражении. Итак, когда тартары их победили, то возвратились в свою землю и на обратном пути захватили некоторые земли на севере, а именно бастархов, то есть Великую Венгрию которая соседствует с морем-океаном на севере» [Христианский… 2002: 108–109].
Данное сообщение обычно признается ошибочным. К примеру, А.Г. Юрченко комментируя этот отрывок, отмечает что «многолетняя легендарная экспедиция Джучи – не что иное, как сублимированный итог монгольских завоеваний в северо-западном направлении… Ни Джучи, ни его сын Бату в битве на Калке не участвовали» [Юрченко 2002: 134].
Однако в других источниках также содержатся сведения, которые подтверждают факт продвижения войска Джучи в степи Западного Дешт-и Кипчака, и его участие в столкновениях с русскими и булгарами. К примеру, Джузджани упоминает, что сын Джучи – Берке родился в тот момент, когда «войско его (Туши) находилось в землях саксинских, булгарских и саклабских (т. е. славянских – Р.Т.)» [Джузджани 2010: 101].
В сочинении Джувейни, нет сведений о сражении монголов с русскими и кипчаками на Калке, о вторжении в Крым, Булгарию и т. д., но рассказывая о походе Субэдэя и Джебэ, он пишет, что после Дербента они объединились с Джучи: «Армия Туши располагалась в Кипчакской степи и рядом с ней; они соединились с нею…» [Джувейни 2004: 99].
Весьма ценной в данном отношении представляется информация содержащаяся в древнерусских источниках описывающих события произошедшие после разгрома основных сил русских и кипчаков на Калке: «Мьстиславъ же, Кыевьскыи князь, видя се зло, не движеся съ мѣста никамо же; сталъ бо бѣ на горѣ надъ рѣкою над Калкомь, бѣ бо мѣсто то камянисто, и ту угоши городъ около себе въ колѣхъ, и бися с ними из города того по 3 дни. Ини же Татари поидоша по русских князихъ, бьюче до Днѣпря; а у города того оста 2 воеводѣ Цьгырканъ и Тешюканъ… (выделено мной – Р.Т.)» [Новгородская… 1950: 63]. Имя «воеводы» Тешюкана, практически не отличается от варианта имени Джучи фигурировавшего в мусульманских источниках, чаще всего как Тушихан или Душихан.
Сведения, перекликающиеся с древнерусскими источниками, содержатся также и в «Юань-Ши». Если «Новгородская первая летопись» сообщает, что после взятия укрепленного городка, в плен был взят и сам великий князь Мстислав убитый вслед за тем мучительной казнью, то «Юань-Ши» повествует об участи русского князя Ми-Чжи-Сы (т. е. Мстислава) следующее: «Чжэбэ приказал Исмаилу представить его перед царевичем-наследником Джучи и [потом] его казнили» [Храпачевский 2005: 522].
Участие Джучи в сражении на Калке объясняет и загадку столь эффектной победы монголов. Как неоднократно отмечалось многими исследователями (в том числе и автором данной статьи), Корпус Субэдэя и Джэбэ после многочисленных и довольно упорных сражений в Иране, Закавказье, Северном Кавказе, Причерноморье должен был понести серьезные потери и уступать в численности русско-кипчакским войскам как минимум в три-четыре раза. При всей доблести монголов, безусловно, являвшихся лучшими воинами своего времени и таланте монгольских полководцев, без существенного подкрепления одержать верх над противником при таких обстоятельствах было бы трудно. До того Субэдэй и Джэбе не сумели разбить объединенное кипчакско-аланское войско и только интриги помогли им разделить силы союзников и одержать победу. Многодневное отступление монголов перед сражением на Калке, также, легко объясняется ожиданием подхода войска Джучи.
В свете указанных фактов, думается также, что требуется пересмотр интерпретации исторических преданий мамлюков кипчакского происхождения зафиксированных в трудах ан-Нувайри и Ибн Халдуна, где одним из главных действующих лиц является «Душихан, сын Чингизхана». Упоминание в них Джучи, также считается ошибочным и как правило, эти события связываются с его сыном Бату. Как было отмечено Ж.М. Сабитовым эти предания также перекликается со сведениями Юлиана и данными башкирского шежире, где речь идет о периоде времен жизни Чингисхана, а соответственно и Джучи [Сабитов 2015: 177].
Подтверждается отсутствие Джучи в степях Восточного Дешт-и Кипчака и ходом событий в Центральной Азии в это время. Зиму 1222–1223 гг. Чингисхан провел в окрестностях Самарканда «откуда послал гонца к старшему своему сыну Туши с приглашением покинуть Кифчакскую степь и приехать позабавиться с ним охотой (главным образом на диких ослов)» [Джувейни 2004: 74].
Но Джучи не смог откликнуться на это приглашение. Не принял он также участия в курултае, устроенном весной 1223 г. на Сырдарье у Бенакента. Если бы Джучи находился в Восточном Дешт-и Кипчаке, то провел бы зиму в привычных местах зимовий местных кочевников: на берегах Сырдарьи, в Жетысу (Семиречье), Мангыстау и сумел бы буквально в течение нескольких дней прибыть к отцу. Неучастие в курултае без уважительных причин являлось серьезным проступком. Но никаких санкций не последовало именно потому, что у Джучи были веские причины и Чингисхан знал о них.
Джучи прибыл к отцу лишь летом 1223 г., когда Чингисхан находился в Жетысу, в местности Кулан-баши. В казахской степи у монголов уже не было серьезных противников, потому войска Джучи идут не походным строем, а широкой облавной дугой, вытянутой на десятки километров, загоняя в нужном направлении многочисленные стада куланов: «По приказу отца он пригнал из Кипчакской степи стада диких ослов, подобно множеству овец. Рассказывали, что в пути копыта диких ослов истерлись, и их подковали лошадиными подковами. Когда они подошли к городу, называющемуся Утука, Чингисхан, его сыновья и солдаты сели верхом на коней, и чтобы развлечься, погнали диких ослов перед собой. Они начали их преследовать, но ослы были так измождены, что их можно было взять голыми руками. Когда охота их утомила и остались только тощие животные, каждый заклеймил пойманных им ослов собственным тавром и отпустил на волю» [Джувейни 2004: 95]. Эта грандиозная охота стала основой для возникновения известной степной легенды и музыкального произведения «Асақ қулан».
По всей вероятности, именно в Кулан-баши, Джучи окончательно понимает, что никакие подвиги не помогут ему восстановить свое положение. Решение Чингисхана не подлежит пересмотру. Старший сын должен остаться в Дешт-и Кипчаке. Сложно судить, насколько подобный исход соответствовал желаниям самого Джучи.
По мнению Джузджани, Джучи страстно желал этого, поскольку был очарован кипчакскими степями: «Когда Туши, старший сын Чингиз-хана, увидел воздух и воду Кипчакской земли, то он нашел, что во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих» [Джузджани 2010: 97].
В «Алтан Тобчи», напротив описывается разочарование Джучи, заявляющего дающему наставление Богурчи:
В дело приходится вмешиваться самому Чингисхану, убеждающему сына смириться [Лубсан 1973: 231].
Разумеется, Джучи после своих ратных подвигов, мог питать надежду, что отец пересмотрит свое решение и вернет сына ко двору. Но он получал довольно щедрые «отступные», более чем кто-либо из сыновей. Бескрайние пастбища кипчакской степи для монголов были гораздо привлекательнее, нежели самые богатые земледельческие регионы.
В этой связи требует рассмотрения вопрос территории Улуса Джучи и месторасположения его ставки. К сожалению, целый ряд историков в своих трудах отвечая на этот вопрос опираются на Рашид-ад-Дина отмечавшего: «Все области и улус, находившиеся в пределах реки Ирдыш и Алтайских гор, летние и зимние кочевья тех окрестностей Чингиз-хан пожаловал в управление Джучи-хану… Его юрт был в пределах Ирдыша, и там была столица его государства» [Рашид-ад-Дин 1952: 78].
Однако, данная информация напрямую связана с версией о демарше Джучи после взятия Ургенча и соответственно является отражением заведомо пристрастной позиции Рашид-ад-Дина полностью отрицавшего какие-либо заслуги и значение Джучи в ходе монгольских завоеваний. Ему было необходимо дискредитировать родоначальника враждебной династии, чтобы посеять сомнения в легитимности территориальных притязаний его потомков. Для этого кочевья Джучи перемещаются на страницах «Сборника летописей», как можно дальше, на берега Иртыша и Алтай[2].
Даже просто с учетом потребностей кочевников в зимовьях, расположенных в более теплых районах, в торговом обмене с оседлым населением, данная информация порождает определенные сомнения. Тем более, что историки располагают сведениями Джувейни отмечавшего следующее: «Своему старшему сыну Туши он отдал область, простирающуюся от Кайялыка и Хорезма до крайних пределов Саксина и Булгара и дальше, где только касалось земли копыто татарского коня» [Джувейни 2004: 30].
Каялык (городище Койлык) был расположен на территории современной Алматинской области, неподалеку от города Талды-Корган. Саксин и Булгар находились в Поволжье. Соответственно, территория Улуса Джучи простиралась от берегов реки Лепсы в Жетысу до Урала, включая территорию Хорезма.
Главная (зимняя) ставка самого Джучи находилась в Жетысу, неподалеку от Каялыка. Явно описывая Балхаш (который тюрки считали не озером, а морем именуя его Кокча-Тенгиз т. е. «Синее море») по пути в Монголию, Плано Карпини отмечал: «По берегам этого моря мы ехали довольно много дней; это море имеет довольно много островков, и мы оставили его с левой стороны. Земля же изобилует многими реками (реки Жетысу – Р.Т), но небольшими; на берегах рек с той и другой стороны стоят леса, но необширные. В этой земле живет Орду (старший сын Джучи – Р.Т.), старший над Бату; мало того, он древнее всех князей татарских; там имеется также орда, или двор, его отца (выделено мной – Р.Т), в котором живет управляющая им одна из его жен» [Путешествия… 1957: 73].
Находясь в Жетысу, Джучи мог эффективно взаимодействовать с верховным правителем и в кратчайшие сроки в случае необходимости прибыть со своими силами на территорию Монголии или Северного Китая.
Тот факт, что ставка Джучи перешла во владение его старшего сына Орда-Эджена, был зафиксирован и в сочинении Абулгази, который касаясь событий произошедших после окончания похода в Европу в 1243 г. писал: «Когда Саин-хан, возвратившись из этого похода, остановился на своем месте, сказал Орде, по прозванию Ичен, старшему из сынов Джучи-хана: «Поскольку в этом походе ты содействовал окончанию нашего дела, то в уделе тебе остается народ, состоящий из пятнадцати тысяч семейств, в том месте, где жил отец твой» [Родословное… 1906: 159].
В дальнейшем эта территория продолжала оставаться в руках потомков Орда-Эджена. Описывая местопребывание Кунгкырана – сына Орда-Эджена, Джувейни отмечал, что он «находился в окрестностях Каялыка, а его войско занимало земли вплоть до области Отрара» [Джувейни 2004: 423–424].
Летние кочевья Джучи с определенной долей гипотетичности можно локализовать в районе Улытауских гор, где сохранился старинный мавзолей, носящий его имя и упоминаемый в письменных источниках с XVI в. Правда современный исследователь данного историко-культурного памятника Ж. Егинбайулы, полагает, что «погребения в мавзолее сделаны… не раньше XIV в., когда правящая верхушка улуса Жошы-хана приняла ислам…». Тем не менее, он также отмечает, что «Жошы-хан, скорее всего, был погребен в свое время в «тайном» погребении, положившим начало ханскому коруку на Улытау» [Егинбайулы 2001: 104].
Факт гибели Джучи на территории Улытау был также отмечен в «Чингиз-наме»: «Йочи-хан был старшим из его сыновей. Он [Чингизхан] дал [ему] большое войско и отправил, назначив в вилайет Дашт-и Кыпчака, сказал: «Пусть будет пастбищем для твоих коней». Дал [ему также] вилайет Хорезма. Когда Йочи-хан отправился в вилайет Дашт-и Кыпчака, он достиг Улуг-Тага, который известен. Однажды, когда он охотился в горах, ему повстречалось стадо марал-кийиков. Преследуя его и пуская стрелы, он свалился с коня, свернул себе шею и умер» [Утемиш-хаджи 1992: 91].