«Минного жала» делать не стали – все равно не используется! Катера и шлюпки подвесили в корме на шлюпбалках. Причем при стрельбе из главного калибра на корму носимые плавсредства приходилось опускать к самой воде. Чтобы не мешали…
На испытаниях в конце июня 1876 года «Вице-адмирал Попов» показал 8 узлов на лаге. Однако испытательная программа шла в режиме «пробег – ремонт». Вспомним о качестве сборки машин русским заводом!
Мордвинов по итогам испытаний назвал «Попова» «угольным хищником»: броненосец «жрал» в два с половиной раза больше угля, чем его старший собрат.
Половину лета болтался «Попов» на мерных линиях, бродил из Николаева в Севастополь и обратно, но полностью программу так и не сдал. Был зачислен в строй, как и «Новгород», по результату предварительных пробегов.
При сравнении результатов испытаний «Попова» и «Новгорода» приемная комиссия пришла к выводу, что шесть винтов им вроде как и ни к чему: боковые все равно почти не влияют на скорость передвижения. На всех шести винтах «Попов» обгонял «Новгорода», имея преимущество в скорости на 1,75 узла. На четырех винтах – то же самое. Да и на двух, вообще-то, тоже обгонял, хотя и медленнее. После этих опытов приняли решение снять боковые винты и «лишние» работающие на них машины с обоих кораблей.
Сорокатонные 12-дюймовые пушки «Попова» по проекту должны были ставиться на подвижном станке, позволяющем после выстрела прятать стволы внутрь броневого кольца бар-бета. На первый взгляд удобно: надо стрелять – поднял станок и «вытаращил» дула на врага. Не надо – сложил «лафет» и убрал стволы полностью за броню. Но лишние сочленения станка при таких тяжелых орудиях надежности системе не добавляют! Автор конструкции лейтенант Л. А. Рассказов настоял на заказе деталей станков в Англии. Из-за очередного политического кризиса их не привезли вовремя. И в итоге «Попов» получил станки конструкции Ф. Б. Пестича, как у «Новгорода», тоже, впрочем, особой надежностью не отличавшиеся. На первых же стрельбах из главного калибра их поломали!
От сотрясений корпуса при залпе собственных орудий у «Попова» отлетали мелкие детали надстроек и трескались иллюминаторы. Пришлось подкреплять и станки, и надстройки, и саму основу барбета, для чего под палубой поставили еще одну круговую переборку.
Весной 1877 года адмирал Н. А. Аркас докладывал в Петербург, что стрелковые учения с дистанцией до мишеней 15 кабельтовых «Попов» после подкрепления барбета перенес нормально, но «платформы орудий сильно бились друг о друга, надстройки и палуба имели повреждения».
12 апреля 1877 года разразилась война России с Турцией. Обе «поповки» зачислены были в состав «активной обороны крепости Одессы» и все время боевых действий «прокуковали» там на якорях. За 1877 год они совершили только три выхода: появились как-то в Килийском гирле Дуная да еще сползали в Очаков и 5 августа вышли на морское патрулирование, сопряженное с очередными испытаниями после переборки машин.
Турки в Одессу тоже не полезли. Только раз за всю войну измазали дымами горизонт за пределами дальности русской артиллерии – и все… Так и не дали «поповкам» повоевать!
Генерал-адмирал на чем свет стоит честил в письмах из Питера «бездельников и лентяев, даром проедающих казну». Вице-адмирал Н. А. Аркас и начальник обороны Одессы контр-адмирал Н. М. Чихачев отвечали, что «…прославить русский флаг в открытом море “поповкам” придется не иначе как ценой собственной гибели…»
Еще бы: почти у любого турка, способного доползти до Одессы, и скорость больше, и мореходность лучше. И вообще, не стоит путать броненосец береговой обороны с крейсером, назначение которого – охотиться на врага в открытом море! Практическая автономность «поповок» даже при загрузке хорошим углем «под люки» угольных ям в лучшем случае составляла пять суток…
Самые экзотические броненосцы мира даром коптили небеса на Одесском рейде. А воевали другие – канонерки, вооруженные пароходы РОПиТа, немногочисленные паровые фрегаты и корветы.
Программа А. А. Попова, по сути, не сработала… И не потому, что «поповок» получилось меньше, чем по первоначальному плану генерал-адмирала. Будь их хоть четыре, хоть десять – на городском рейде много побед не «высидишь», а в море таким «техническим редкостям», как выяснилось, вообще делать нечего!
19 февраля 1878 года в Сан-Стефане был подписан мирный договор с Турцией. Но русские корабли, в том числе и «поповки», до поры продолжали оставаться в боевой готовности. И после войны «круглых дураков» продолжали учить для будущих баталий. На боевых стрельбах по щиту с дистанции всего в 700 метров «Новгород» добился как-то раз пяти прямых попаданий из восьми выстрелов, а «Вице-адмирал Попов» – восьми поражений мишени из одиннадцати выстрелов.
Зима 1877–1878 года прошла в непрерывных ремонтных работах: команды перебирали машины, одесские и николаевские мастеровые стелили палубы на крыши надстроек, обшивали деревом внутренние помещения. На «Новгороде» вновь установили снятые ранее «за ненадобностью» вентиляторные машины. «Вице-адмиралу Попову» поставили вентиляторы, снятые с «Петра Великого», который получил взамен новые.
Совершенствовали и ремонтную базу Черного моря. По английскому образцу в Николаеве сделали плавучий док подъемной силой в 3600 тонн, способный поднимать как обычные корабли, так и «поповки».
В новом доке оба круглых броненосца прошли чистку и окраску подводной части. А потом «Новгород» ушел на зиму в резерв, в севастопольскую Южную бухту, «Попов» же отправился… выполнять особое поручение императора.
В январе года «Вице-адмирал Попов» на новых учениях успешно произвел 33 выстрела из обоих орудий. Снижающиеся станки поворачивались легко и плавно. Стрельба велась с интервалом 7 минут между «полубашенными» выстрелами, следовательно, на заряжение каждого орудия уходило 14 минут. А летом и осенью «поповку» показали на смотре генерал-адмиралу. Удивительно, но великий князь… остался «необыкновенно доволен мореходными качествами «Попова»!
«Броненосец не принимает волны и в то же время имеет необыкновенно малые размахи качки».
Должно быть, на параде стоял абсолютный штиль!..
Адмирал Попов, вновь получивший от генерал-адмирала картбланш на свои дикие идеи, тем временем разработал еще один экзотический проект броненосца. На сей раз – эллиптический! Строить его не стали. А потом изобретатель и вовсе занялся вопросами, далекими от военного флота.
Он придумал «Ливадию».
Собственно, раньше имя «Ливадия» носила черноморская парусно-колесная яхта из императорского лейб-конвоя, которая осенью 1878 года ухитрилась сгинуть в шторм на мели. Замену ей велели спроектировать Попову, получившему к тому времени должность председателя МТК.
По этому заданию друг и ученик Попова Э. Е. Гуляев вычертил проект яхты, имеющей в плане форму эллипса. Как писали в 1879 году в английской газете «Таймс», «остойчивость и комфорт суть главные качества, которые требуются от яхты, и если максимум остойчивости обеспечен в ней известной формой, то прибавление брони и возможные изменения могут сделать ее, на основании того же принципа, не менее устойчивою артиллерийскою платформою. Не секрет, что новая яхта есть опыт для создания овального броненосца».
Скоростью, достаточной для путешествия августейшего семейства, признали 14 узлов. В опытовом бассейне Фруда «обкатали» модель, учли результаты службы круглых броненосцев. Получилось, что для достижения такой скорости надо ставить машины мощностью более 8500 лошадиных сил. Строить решили на английских верфях и заключили контракт с английской судостроительной фирмой «Джон Эльдер и Компания», хозяин которой – тот самый инженер Эльдер – сам восхищался идеей круглых и эллиптических судов.
Англичане пообещали спустить новую яхту уже в июле следующего, 1880 года. Работы на верфи, расположенной в Ферроле на реке Клайд, в пригороде Глазго, начались сразу же после подписания контрактных документов. И к началу ноября две трети набора второго дна уже склепали.
5 января 1880 года яхта «Ливадия» была зачислена в списки судов флота. Командиром назначили капитана I ранга И. К. Вогака, имевшего уже опыт «общения» с круглыми судами и бывшего первым командиром «Новгорода».
Закладку по недоброй традиции русского флота провели снова задним числом – 25 марта, когда уже монтировалась обшивка. А спустя ровно четыре месяца состоялся спуск, на который в Глазго приехал великий князь Алексей Александрович – будущий генерал-адмирал российского флота. И Попова, и его «поповки» великий князь, вообще-то, терпеть не мог. И утверждал, нимало не стесняясь, что «круглый дурень наплодил себе подобных»…
Моряки «Ливадию» за приличный корабль поначалу не признали. В ходу была шуточка на грани скабрезности: вот, мол, что получается, если в любовном экстазе рыбка-бычок переведается с камбалой.
И верно ведь: верхняя, надводная часть яхты напоминала тупоголового бычка длиной 79,25 метра и шириной 33,53 метра. А ниже ватерлинии начиналось эллиптическое тело плоской камбалы длиной 71,63 метра и шириной 46,63 метра. Килей у «камбалы» было три. Как писал Э. Е. Гуляев, «… яхта могла быть несколько длиннее и уже, чтоб удовлетворять вкусу большинства, но это привело бы к необходимости повышения мощности машин и уменьшению остойчивости».
Конструкция нижнего «блина» корпуса «Ливадии» – явление совершенно уникальное, с лучшей в те времена живучестью. На всю длину простиралось второе дно, отстоящее от обшивки на высоту 1,07 метра на миделе и 0,76 метра в оконечностях. Число водонепроницаемых отделений доведено до сорока. Вдоль всего борта проходили две продольные вертикальные переборки, пространство между которыми и бортом также делилось поперечными переборками на 40 отделений. Накрытый выпуклой, в форме перевернутого блюдца, палубой понтон служил прочным кольцеобразным основанием для верхней части яхты, где располагались все жилые помещения и царские апартаменты. Огромная «приемная» императора с высотой подволоки около 4 метров напоминала комнаты Людовика XVI в Фонтенбло. На этой «веранде» находился, например, действующий фонтан, окруженный цветочной клумбой.
Достраивали «Ливадию» на плаву всего три месяца.
В августе установили котлы. В сентябре, под руководством русских инженеров в генерал-майорских чинах А. И. Соколова и И. И. Зарубина, собрали машины.
24 сентября «Ливадия» покинула заводской бассейн и под одной средней машиной прошла вниз по реке в Гринок. И в тот же день на мерной миле показала 12 узлов. По данным А. И. Соколова, яхте в дальнейшем удалось развить скорость 15 узлов, причем при встречном ветре! Осадка при этом была 2,1 метра, а водоизмещение 4420 тонн.
Перегон «Ливадии» на Черное море император повелел считать испытательным плаванием. 3 октября яхта покинула Гринокский рейд. При заходе во французский Брест на ее борт взошел великий князь Константин Николаевич. А 8 октября к ночи «Ливадия» вошла в полосу непогоды.
С двух часов пополуночи 9 октября волны начали бить в носовую часть понтона яхты. Ход пришлось уменьшить до 4–5 узлов. В 10 часов утра обнаружили, что первое междудонное отделение заполнилось водой; срочно пришлось менять курс и направиться в испанский порт Ферроль.
По сведениям очевидцев, высота волн в шторм достигала 6–7 метров, при этом бортовая качка не превышала 3,5 градуса на борт, а килевая – 9 градусов в размахе, 5,5 градуса в нос и 3,5 градуса в корму. Винты ни разу не оголялись. «На яхте ничего не падало, – рапортовал командир, – сервировка стола и высокие канделябры оставались недвижимы как в штиль, ни суп в тарелках, ни вода в стаканах за обедом не пролились».
В Ферроле «Ливадию» осмотрели водолазы. Нашли в носовой части понтона, с левого борта, пятиметровую вмятину с разрывами и трещинами в листах обшивки. Осмотр изнутри выявил деформации и надломы нескольких шпангоутов. К этому времени было затоплено пять бортовых и одно междудонное отделение. Ремонт пришлось выполнять на плаву силами команды под управлением судовых инженеров-механиков. Экзотическая форма корпуса сыграла с яхтой злую шутку: «Ливадию» нельзя было поставить ни в один док! В итоге провозились семь месяцев.
26 апреля 1881 года «Ливадия» все-таки отправилась в Севастополь. Переходом руководил вице-адмирал И. А. Шеста-ков. Шли неторопливо и осторожно, укрываясь от непогоды под берегом или в портах, и утром 27 мая яхта была уже «дома». В специальной записке И. А. Шестаков описывал легкость управления, прямолинейность хода, комфорт и отсутствие качки. Однако адмирал отметил, что, независимо от скорости, даже при незначительной мертвой зыби корабль сильно дергается и вибрирует.
Дрожала и вибрировала злосчастная «камбала» и во время своего единственного похода 29 мая под флагом главнокомандующего Черноморским флотом. Поход был трехдневный. От Севастополя до Батума, с генерал-адмиралом и великим князем Михаилом Николаевичем на борту. Штормило. И тряска надстроек вызывала у высоких гостей самую натуральную и банальную тошноту.
С 3 по 12 августа «Ливадия» 136 раз прошла мерную милю под Севастополем. Было снято 312 диаграмм, осадка и дифферент тщательно поддерживались постоянными. При наибольшей мощности, развитой машинами, – 9837 лошадиных сил – средняя скорость составила только 14,46 узла. Дело дошло до обвинений строителей в обмане… Еле отвертелись от штрафа!
Официальный вывод новой испытательной комиссии о слабости конструкции подводной части корпуса послужил приговором самому типу такого судна. В личном письме А. А. Попова генерал-адмиралу читаем: «Килевая качка яхты вследствие 1) малого углубления, 2) плоского дна производит явление, которое на других судах не обнаруживают в тех размерах, какими обладает конструкция яхты… при килевой качке от углов 31/4 градуса и больше в корму дно носовой части оголяется, от чего происходят: а) совершенное уничтожение плавучести носовых отсеков, что порождает напряжение всей системы креплений корпуса яхты; б) удары дна о волны настолько сильные, что как удобства, так и безопасность плавания совершенно нарушаются».
Император применять «Ливадию» по назначению не стал. Обозвал «чрезвычайно дорогим и никчемным созданием, применимым лишь как рвотное средство для его пассажиров».
Грубо сказано. Но ведь точно!..
Вскоре на престол взошел новый царь – Александр III. Он не понимал прогрессорских устремлений адмирала Попова, считал его изобретения «дорогим опытом по округлению корабельной архитектуры» и велел более всяких круглых и овальных проектов к производству не принимать. Во главе морского министерства самодержец поставил своего брата, тоже относившегося к «поповкам» с нескрываемым скепсисом.
Пытаясь спасти для флота свою уникальную яхту, А. А. Попов обращался к опальному Константину Николаевичу и к адмиралу И. А. Шестакову: «недостаток по ее специальному назначению не составляет чего-нибудь существенного, потому что для уничтожения ударов всегда можно изменить курс или даже вовсе не выходить в море. Ей не предстоит гнаться за неприятелем, она не предназначается крейсировать в океанах, ей не требуется быть в ураганах».
– А зачем она вообще такая? – разъярился новый царь. И выразил желание «разделаться с яхтой во что бы то ни стало». Шестаков намекнул, что неплохо было бы посадить «Ливадию» у Константиновского форта в качестве плавучей гауптвахты… Но Александр велел «и об этом забыть».
Ее и забыли. Еще несколько лет судно простояло без дела: МТК, числивший яхту в списках под именем экспериментального парохода «Опыт», намеревался использовать это внезапное приобретение для транспортировки войск. Но от вибрации тошнит не только великих князей, солдат тоже, так что ничего доброго из этого не вышло! Среднюю машину с корабля сняли для использования на другом корабле – крейсере «Минин», остальные машины в конце века также отправили на Балтику для крейсеров «Генерал-Адмирал» и «Герцог Эдинбургский».