– Да. Двигаться в обратную сторону – мы называем «против солнца» – дурная примета. Не разговаривай.
Сейчас жена Пакла в третий раз обходила стороны света по кругу, держа кинжал, и на каждой творила в воздухе странные начертания. Сперва Адела решила, что это произвольный знак, но потом поняла: рисунок ведьмы представлял собой пентаграмму – пятиконечную звезду, воздушные линии которой не прерывались и не заканчивались. И хотя четвертый был начертан за ее головой, она не усомнилась, что он такой же. Наконец ведьма изобразила пентаграмму в центре круга.
– Воздух, Огонь, Вода, Земля, – произнесла она тихо. – Круг завершен.
Взяв прут, она прошлась кругом еще раз, повторяя пентаграмму, затем, удовлетворенная, встала в центре круга, глядя не на Аделу, а, очевидно, на точки по краю. Ведьма тихо обратилась к каждой, после чего села на стул и принялась ждать, словно хозяйка – гостей.
Адела тоже сидела тихо и ждала – она не знала, как долго. Не очень, решила она.
Сначала, когда жена Пакла велела ей представить себя деревом, Адела ощутила смутное давление на тело, направленное вниз. Немного позже она, к своему удивлению, обнаружила, что может не только вообразить себя в этом преображенном состоянии, но и действительно почувствовать корни, вырастающие из пяток, а потом из хребта, отыскивающие путь вниз, в темную землю. Она ощущала ее, как будто обрела новые кисти рук и пальцы ног: она была прохладной и сырой, заплесневелой, но питательной. И это ощущение не проходило. Она осознала, что если захочет встать, то корни удержат ее на месте. Сперва это показалось чуть утомительным. «Я больше не свободное животное, – подумала она, – я дерево, я в ловушке, я пленница земли».
Но постепенно она стала привыкать. Пусть тело укоренено в земле, но разум, похоже, приобрел новую свободу. Ощущение покоя и умиротворения. Ей казалось, она плывет.
Прошло какое-то время. Она осознавала сумрачную комнату, мягкое свечение огня, безмолвие ведьмы. Но затем произошли странные вещи. Серый кот начал расти. Он увеличился примерно вдвое и стал превращаться в свинью. Адела нашла это весьма забавным и рассмеялась. Дальше свинья выплыла из окна, что показалось достаточно разумным, поскольку свинье явно полагалось находиться снаружи.
Чуть позже Адела осознала еще кое-что. За окном стемнело, но сквозь крышу хижины она видела небо и звезды. Это было замечательно. Ветви, прутья и мох оставались на месте, но Адела обнаружила, что способна видеть прямо сквозь них. Еще лучше было то, что она, похоже, будучи деревом, теперь прорастала сквозь крышу, открывая ночи сень своей листвы.
А далее Адела отправилась в полет. Это было так просто. Она летела в ночном небе под лунным серпом. Ее одежда исчезла, да Аделе она и не требовалась. Девушка ощущала прохладу и капли росы на коже. Она была высоко над Королевским лесом, и звезды роились вокруг нее, касаясь кожи и сверкая подобно алмазам. В течение короткого чудесного времени она облетала леса, которые чуть колыхались, как волны. Наконец Адела увидела дуб крупнее других, устремилась к нему, по ходу смутно сознавая, что это дерево – она сама.
Она удобно опустилась на мшистую почву. Очутившись там, увидела многочисленные пути, расходившиеся из-под изогнутых дубовых ветвей, но ее внимание привлек один, потому что это был длинный, почти бесконечный туннель, светившийся зеленоватым светом. Она осознала и еще кое-что: издалека по этому туннелю к ней движется какое-то проворное создание. Казалось, что оно очень далеко, но за какой-то пустячный отрезок времени существо значительно приблизилось. На самом деле оно скакало, неслось к ней.
Это был олень, великолепный благородный олень с ветвистыми рогами. Все ближе и ближе. Он мчался к ней. Она была напугана. И рада.
Тишина. Мрак. Может быть, Адела ненадолго вздремнула. Она снова находилась в лачуге. Серый кот сидел в углу. Жена Пакла чертила пентаграмму, хотя теперь ее рука двигалась в противоположном направлении. Закончив, она посмотрела на Аделу и негромко бросила:
– Готово.
Пару секунд Адела оставалась неподвижной, затем пошевелила руками и ногами. Все получилось легко.
– Что-нибудь произошло?
– О да.
– Что?
Жена Пакла не ответила. Слабое мерцание огня в очаге мягко освещало комнату.
Глянув на окно, Адела увидела, что света почти нет. Она смутно прикинула, как долго здесь пробыла. Час или больше, если уже сумерки. Она собиралась переночевать у Прайдов, предполагая, что Прайд все же доставит ее обратно и после заката.
– Я должна идти. Скоро ночь, – сказала она.
– Ночь? – Жена Пакла улыбнулась. – Всю ночь ты провела здесь. За окном ты видишь рассвет.
– Ох! – Как странно! Адела постаралась собраться с мыслями. – Вы сказали, что-то произошло. Расскажете? Леди Мод…
– Я немного увидела твое будущее.
– И?..
– Я увидела смерть, которая принесет тебе мир. И счастье тоже.
– Так… Значит, это случится.
– Не будь столь уверена. Это может быть не то, что ты думаешь.
– Но смерть… – Адела взглянула на жену Пакла, однако та больше ничего не сказала, а лишь подошла к двери и кликнула Прайда.
Адела встала. Жена Пакла явно ждала, что сейчас Адела уйдет. Размышляя о том, дать ведьме денег или просто поблагодарить, девушка пошла к выходу. Из поясного кошелька она извлекла два пенни. Жена Пакла приняла их с безмолвным кивком. Очевидно, почла это за должное. Из темноты возникла фигура Прайда, который вел лошадь Аделы.
– Благодарю вас, – сказала Адела. – Может быть, мы еще встретимся.
– Может быть. – Жена Пакла смотрела на нее задумчиво, без неприязни. – Помни, – предупредила она, – что в Нью-Форесте вещи не всегда бывают тем, чем кажутся. – С этими словами она вернулась в лачугу.
Занимался рассвет, когда они выехали на огромный луг у Берли-Рокс. Луна скрылась. В чистом небе кротко гасли звезды, а на восточном горизонте забрезжил золотой свет.
В вышине запел жаворонок – взрыв звука на фоне уходящей ночи. Знал ли и он, что она собралась замуж за Мартелла?
В тот день на пути в Винчестер Адела была довольна собой. Они с Прайдом неспешно ехали через Королевский лес, минуя Линдхерст с севера, и Прайд отказывался покинуть ее, пока в самой близи от Ромси они не повстречали почтенного купца, которому было с ней по пути.
Адела гадала, говорить ли по возвращении своей подруге-вдове, где она побывала в действительности, и решила, что не стоит. Взамен она сочинила историю о друге из Нью-Фореста, попавшем в беду и попросившем о помощи, и даже уговорила упирающегося Прайда подтвердить ее слова, если понадобится. В целом она сочла, что очень неплохо справилась с делом.
А потому поразилась, когда, едва она вернулась и начала свою сказку, вдова подняла руку, останавливая ее:
– Простите, Адела, но я не хочу слушать. – Лицо вдовы было спокойным, но холодным. – Я лишь рада, что вы живы и здоровы. Я бы послала людей на поиски, но вы не дали мне ни малейшего представления, куда направились.
– В этом не было нужды. Я сказала, что вернусь.
– Я отвечаю за вас, Адела. Такая ваша отлучка непростительна. Так или иначе, – продолжила она, – боюсь, вам придется уйти. Я не могу больше мириться с вашим присутствием. Прошу простить меня, но близится Пасха. – (На Пасху в городе ждали короля и двор. Отличная возможность найти мужа.) – Но я не возьму на себя ответственность за вас. Вам придется вернуться к кузену Вальтеру.
– Но он в Нормандии.
– Через несколько дней казначей отправляет в Нормандию гонца. Он вас сопроводит. Все устроено.
– Но я не могу ехать в Нормандию! – вскричала Адела. – Не сейчас!
– Неужели? – Вдова лишь взглянула на нее и пожала плечами. – Кто же вас приютит? У вас есть другие предложения?
Адела молчала, лихорадочно соображая.
– Возможно, – сказала она нерешительно.
Эдгар часто выезжал за Берли к другу-леснику. Тем весенним утром он доехал до темной лощины, где находилась деревня, и не застал его на месте, а потому продолжил путь на восток через огромный луг и дальше, в лес, где обнаружил товарища стоящим на поляне и беседующим с Паклом. При виде Эдгара лесник помахал ему и знаком пригласил спешиться.
– Что такое? – спросил Эдгар.
Лесник выглядел взволнованным. Было ясно, что Пакл принес ему какие-то новости, поскольку оба явно намеревались куда-то пойти вдвоем. В ответ его друг лишь приложил палец к губам и сделал приглашающий жест, предлагая Эдгару пойти тоже.
– Увидишь.
Трое мужчин тихо пошли между деревьями, ни слова не говоря и стараясь не наступать на сучки. Один раз лесник лизнул палец и поднял, определяя направление ветра. Так они одолели почти полмили. Затем Пакл и лесник стали двигаться медленнее, иногда приседая и хоронясь в кустах. Эдгар делал то же самое. Они прошли еще ярдов сто. Тогда Пакл кивнул и указал на участок среди деревьев.
Это была небольшая поляна, всего шагов двадцать в ширину, с древним пнем и маленьким падубом в центре. Если бы не темное кольцо следов в палой листве, то даже Пакл не взглянул бы на это место вторично. Но нынче оно было занято.
Их было пять, все самцы, готовые к гону в следующий сезон, если пропустят нынешний. У всех еще сохранились рога. Они были очень красивы. И они танцевали в кругу.
Иначе описать это было поистине нельзя. Они двигались по кругу, взбрыкивая копытами. Время от времени один, за ним другой становились на задние ноги, разворачивались и бились друг с дружкой совсем как боксеры. Хотя не всерьез, а играючи. Это была одна из редчайших и милейших из многочисленных церемоний Королевского леса. Эдгар улыбнулся от удовольствия. Прошло десять лет с тех пор, как он видел оленей, танцующих в игровом круге.
И зачем самцам танцевать в кругу? Почему люди занимаются тем же? Трое мужчин долго смотрели, испытывая радость и почтение, столь свойственные лесным жителям, прежде чем бесшумно уползти прочь.
Сердце у Эдгара пело, когда он въехал в долину Эйвона. Ему не терпелось рассказать об увиденном отцу.
Однако дома он обнаружил, что мысли отца заняты другими вещами. Старик был мрачен.
– К нам прибыл гонец, – сообщил Кола сыну, ведя его в зал; по дороге Эдгар заметил юношу, который ждал у амбара подле своего коня. – Из Винчестера.
– Да? – Это ничего не означало для Эдгара, хотя он сознавал, что отец пристально за ним наблюдает.
– Та девушка. Родственница Тирелла. Она хочет приехать сюда. В Винчестере у нее возникли какие-то проблемы, но она не говорит какие.
– Понимаю.
– Ты ничего об этом не знаешь?
– Нет, отец. – Он не знал, но ум его работал быстро.
– Мне это не нравится. – Кола помедлил, вновь бросив взгляд на Эдгара.
– У нее могущественная родня.
– Гм… Уверен, им нет до нее дела, но ты прав. Я не хочу оскорблять Тирелла. А Клэры… – Он умолк, погрузившись в раздумья; как часто бывало, у Эдгара возникло чувство, что отец знает больше, чем говорит. – Думаю, эта девушка – одно сплошное беспокойство, – наконец сказал он. – Возможно, именно поэтому она покидает Винчестер. Наверное, угодила в какую-то беду. А мне здесь такого не надобно. Вдобавок… – Он хмуро посмотрел на Эдгара.
– Вдобавок?..
– Ты вроде бы ею увлекся.
– Я помню.
– Может ли это повториться?
– Возможно.
– Это меня и тревожит. – Старик покачал головой. – Тебе, знаешь ли, не будет от нее никакой пользы, – проворчал он. – Как и мне, – добавил он чуть слышно.
– Ты считаешь ее дурной?
– Нет. Не совсем так. Но… – Кола пожал плечами. – Она не та, кто нам нужен.
Эдгар кивнул. Он понимал. Им был нужен кто-то зажиточный. Кто-то, кто не доставит забот. Но было ли дело в зрелище танцующих оленей, весеннем воздухе или воспоминании о поездках с ней, он испытал потребность сказать:
– Мы должны предоставить ей кров, отец.
– Я боялся, что ты это скажешь, – кивнул Кола и вздохнул. – Ладно, пусть остается здесь, пока я не переговорю с Тиреллом. Спрошу, что мне делать с ней, чего он хочет. Я лишь молю Бога, чтобы он забрал ее, как только узнает, что она здесь.
Адела поселилась ближе к Мартеллу. Это было предрешено. Правда, она находилась в неловком положении, но, к счастью, винчестерская вдова, по крайней мере, достаточно смягчилась, чтобы дать ей легенду. Коле сказали, что Аделу преследовал нежеланный ухажер и ей пришлось на время бежать из Винчестера. Она не была уверена, поверил ли ей старик, но лучшего варианта не нашлось. Она поблагодарила его за доброту, пробормотала, сколь признательны будут Тирелл и ее нормандские родственники, продолжала держать голову высоко и всячески старалась быть милой.
Через день-другой Аделе стало ясно, что Эдгара, несмотря на его вежливое и почтительное отношение, все еще влечет к ней, а поскольку юный красавец-саксонец Аделе нравился, она стала получать от жизни удовольствие.
Когда Эдгар спросил, не хочет ли она с ним проехаться, Адела с радостью согласилась. Она не обманывала его. Она была уверена, что – нет. Но быть предметом восхищения так приятно.
И было легко узнать новости о леди Мод. Она рассказала Коле, как встретилась в Винчестере с Мартеллом. Казалось естественным, что она озабочена здоровьем леди, с которой делила общество. Егерь время от времени слышал о Мартелле, и так Адела узнала, что леди Мод все еще сильно хворала, а некоторые говорили, что родов ей не пережить. Адела терпеливо ждала.
Почти месяц не было ответа от Тирелла. Наконец прибыло письмо, написанное на нормандском французском. Можно сказать, маленький шедевр.
Кола отнес его к одному старому монаху в Крайстчерче, чтобы убедиться, что правильно понял смысл.
Вальтер Тирелл, лорд Пуа, шлет приветствия Коле Егерю.
Благодарю Вас, друг мой, к благодарностям присоединяется и ее семья, за Вашу доброту к леди Аделе. Ваша забота о даже столь дальней моей родственнице не будет забыта.
Я приеду в Англию в конце лета, заберу ее и возмещу все расходы, в которые Вы могли быть ввергнуты.
– Хитрый дьявол, – буркнул Кола. – Заставляет меня держать ее три месяца. А если причинит неприятности, то она всего лишь дальняя родственница. Он ни при чем.
Тем временем Кола с растущей тревогой наблюдал за Аделой и сыном. Как будто у него не было других забот.
Король Вильгельм II, прозванный Руфусом, проводил в Винчестере Пасху и пребывал в заметно хорошем настроении, которое по прошествии недель только укрепилось.
Брат Роберт вел себя так, что лучшего и желать нечего. Для герцога Нормандского, удачно женившегося в Италии, очевидным шагом было бы поспешить домой с невестой и ее деньгами и выкупить Нормандию. Ничего подобного. После довольно героического Крестового похода герцог возвращался к своему обычному бездеятельному состоянию. Они с невестой продвигались неспешно, останавливаясь везде и беззаботно расточая средства. Раньше конца лета в Нормандию они не попадут.
– Дайте ему время! – потешался Руфус перед своим двором. – Он растранжирит все приданое. Вот увидите.
Тем временем сам он не только удерживал Нормандию, но и ни разу не отказался от планов украсть любой клочок соседней Франции, какой получится.
Однако в начале лета события приняли даже еще более благоприятный оборот. Вдохновленный видом того, как столь многие другие христианские правители завоевывают славу в Крестовых походах, герцог Аквитанский, правитель огромной, солнечной, полной виноградников области на юго-западе Нормандии, решил, что тоже должен быть святым крестоносцем. И что ему оставалось делать, как не попросить Руфуса о крупном займе для финансирования кампании в точности так, как поступил Роберт Нормандский?
– Он предлагает в залог всю Аквитанию, – объявили его эмиссары.
Руфус, который, вероятно, не имел вообще никаких религиозных убеждений, лишь рассмеялся.
– Этого достаточно, чтобы восстановить веру в Бога! – заметил он.
И вскоре по Европе пошел гулять слух: «Руфус хочет прибрать к рукам не только Нормандию, но и Аквитанию». Для тех, кто не любил или боялся его, это были скверные новости.