21 февраля 2005 года, понедельник
Выписывал пациентку домой после лапароскопии[19]. Подписал ей больничный на две недели. Она предложила мне десятку, чтобы я продлил его до месяца. Я рассмеялся, но она была настроена серьезно и подняла ставку до пятнадцати фунтов. Я предложил ей обратиться к участковому терапевту, если вдруг две недели спустя она будет не готова выйти на работу.
Мне определенно стоит начать одеваться более солидно, чтобы мне больше не предлагали такие мелкие взятки.
По дороге домой я размышлял над тем, сколько ей следовало мне предложить, чтобы я согласился. К собственному стыду, я пришел к выводу, что полтинника бы точно хватило.
14 марта 2005 года, понедельник
Отправились ужинать с Г. и парочкой приятелей – решили наведаться в модную пиццерию, где стены в голой кирпичной кладке, слишком много неоновых ламп, меню на деревянных планшетах, система оформления заказа до невозможности сложная, а официантов практически нет. Посетителям выдают устройство, которое, когда заказ готов, начинает пищать и вибрировать, после чего нужно переться через весь ресторан по искусно составленному разноцветному кафелю, чтобы забрать свою пиццу из окошка выдачи у человека, которому не нужно переживать, что кто-нибудь задумает потребовать убрать из счета доплату за обслуживание в 12,5 процента – хотя на деле посетителей никто и не обслуживает.
Как только устройство срабатывает, с криком «о господи» я рефлекторно подскакиваю с места. Не то чтобы я так радовался своей «флорентине» – просто у этого долбаного устройства высота и тембр точно такие же, как и у моего пейджера в больнице. Измерил свой пульс – 95. Что тут сказать: работа, по сути, наградила меня посттравматическим синдромом.
20 марта 2005 года, воскресенье
Сообщить плохие новости – это не просто сказать: «Боюсь, у вас рак» или «Мы сделали все, что было в наших силах». Ничто не может подготовить к тому, каково это – сесть рядом с дочерью пациента, чтобы объяснить ей, что с ее слабым, пожилым папой ночью случилось нечто весьма неприятное.
Я был вынужден сообщить ей, что пациент, лежащий в соседней от ее отца кровати, прошлой ночью оказался в крайне возбужденном и дезориентированном состоянии. Что по какой-то причине он решил, что ее отец – это на самом деле его жена. Что, к сожалению, к тому моменту, как медсестры подоспели на шум, было уже слишком поздно и этот пациент оседлал ее отца и кончил ему на лицо.
«Ну хотя бы он… не пошел дальше этого», – сказала дочь, показав высший пилотаж в умении во всем найти светлую сторону.
11 апреля 2005 года, понедельник
Десятилетнего мальчика в срочном порядке необходимо было забрать из отделения неотложной помощи прямо в операционную – у него был разрыв аппендикса. Колин, обворожительный ординатор, провел настоящий мастер-класс по тому, как нужно вести себя с обеспокоенной матерью. Он объяснил ей все, что происходит в животике у ее сына, рассказал, что мы собираемся сделать, чтобы ему помочь, сколько на это уйдет времени и когда ему можно будет отправиться домой. Я постарался уяснить его подход. Необходимо сообщить ровно столько, сколько нужно – чтобы она была в курсе происходящего, но без лишних деталей, – и при этом избегать злоупотребления медицинским жаргоном, причем не звучать снисходительно. Самое же главное – это вести себя профессионально и быть добрым.
С каждой секундой черты ее лица разглаживаются, и я прямо чувствую, как тревога покидает ее, словно какой-то злой дух. Ребенка пора отвозить наверх, так что Колин кивает его маме и говорит: «Как насчет поцелуя перед операцией?» Она наклоняется и чмокает Колина в щеку. Свет ее очей укатывают прочь – его щека так и осталась сухой.
31 мая 2005 года, вторник
Три дня назад я положил к нам в больницу пациента М.Д. – бездомного лет за 50 с острым панкреатитом[20]. С тех пор, как я тут работаю, положили его с острым панкреатитом уже в третий раз. Мы облегчили его страдания обезболивающим и поставили капельницу – он был весь больной и несчастный.
– Ну хотя бы несколько ночей у тебя будет теплая кровать, – сказал я.
– Шутишь? – ответил он. – Да я тут подцеплю МРЗС (Вариант золотистого стафилококка, устойчивого к основному антибиотику. Как правило, возбудитель внутрибольничной инфекции за счет устойчивости к основному антибиотику плохо поддается терапии. – Примеч. ред.).
Когда улица снаружи больницы славится большей чистотой, чем коридоры внутри, это о чем-то да говорит.
Я не люблю читать проповеди, но я все-таки врач и по долгу службы как бы обязан попытаться помешать преждевременной смерти этого пациента, поэтому и напомнил ему, что он оказался здесь из-за спиртного, и даже если мне и не удастся убедить его завязать с выпивкой (а мне определенно не удастся), я хотя бы попросил его воздержаться от нее, пока он будет в больнице, так как это сильно нам поможет поставить его на ноги. А также сказал, как было бы здорово, если бы на этот раз он держался подальше от дозатора со спиртовым гелем.
Он отпрянул так, словно я обвинил его в том, что он вожделеет своего брата-близнеца, и поспешил мне заявить, что он никогда бы этого не сделал – они недавно изменили состав, и теперь у него совсем уж горький вкус. Подозвав меня поближе, он шепнул мне на ухо, что в этой больнице проще пососать спиртовые салфетки, после чего заговорщицки хлопнул меня по плечу, словно говоря: «Можешь не благодарить».
Сегодня ночью он выписался «домой», но можно не сомневаться: пройдет несколько недель, и он снова попадет к нам.
По традиции, я отмечаю конец череды ночных смен вместе с моим старшим интерном роскошным завтраком с бутылкой вина в «Vingt-Quatre».
Когда работаешь в ночную смену, то живешь совершенно в другом часовом поясе по сравнению с остальными людьми, так что в девять утра мы пьем не спросонья, а, по сути, перед сном.
Пока я заново наполнял бокалы, в окно кто-то постучал. Это был заливающийся смехом М.Д., во взгляде которого так и читалось: «А я ведь так и знал!» Я решил, что в следующий раз лучше усесться подальше от окна. Ну или просто быстренько пососать спиртовые салфетки в раздевалке.
5 июня 2005 года, воскресенье
Было бы несправедливо повесить на всех без исключения хирургов-ортопедов ярлык неандертальцев-костоломов только потому, что 99 процентов из них соответствуют этому описанию, однако у меня неизменно замирает сердце каждый раз, когда я получаю посреди ночи вызов в их отделение.
На этой неделе мне довелось осмотреть пока двух их пациентов.
Вчера: мужчина с мерцательной аритмией[21] после того, как его прооперировали в связи с переломом шейки бедренной кости.
Изучив его ЭКГ, сделанную при госпитализации, я понимаю, что мерцательная аритмия была у него до поступления к нам, чего принимающие его врачи не заметили, хотя это практически наверняка объяснило бы, почему он изначально раскорячился на полу в супермаркете.
Возникает желание устроить для ортопедического отделения семинар на тему «Люди порой падают не просто так».
Сегодня меня попросили осмотреть 20-летнего пациента, чьи анализы крови показали нарушение функции почек. Обе его руки были полностью загипсованы, словно у какого-нибудь злодея из «Скуби-Ду».
Ему не давали физраствор, а на столе у его кровати стоял нетронутый стакан с водой, взять который (я уверен, ему страшно хотелось пить) мешали законы физики.
Я назначил ему капельницу с физраствором, хотя было бы гораздо эффективней назначить немного здравого смысла кое-кому из моих коллег.
7 июня 2005 года, вторник
Ассистировал в операционной с неотложным случаем – одному пациенту из заднего прохода нужно было достать «инородный предмет». Я еще и года не проработал врачом, а это уже четвертый предмет, который я достаю из чьего-то заднего прохода – во всяком случае, по работе.
Первым в этом списке был красивый итальянец, который поступил в больницу с ершиком для унитаза, большая часть которого находилась внутри него (щеткой вперед) – домой он отправился с калоприемником. Его дородная итальянская мамаша была крайне признательна и щедро осыпала благодарностями весь медперсонал за то, что они спасли жизнь ее сыночку – от англичан такого обычно не дождешься. Она обняла не менее красивого парня, который приехал в больницу вместе с ее сыном. «И слава богу, что его друг Филип в тот момент был в соседней комнате и вызвал «скорую»!»
Большинство из этих пациентов страдают от синдрома Эйфеля – «Я упал, доктор! Я упал!» – и порой рассказывают просто невероятные небылицы о том, как что куда попало, однако сегодня я впервые действительно поверил рассказу пациента. Это был вполне правдоподобный и, судя по всему, крайне болезненный инцидент с участием дивана и пульта от телевизора – по крайней мере, нахмурив брови, я подумал: «Что ж, полагаю, такое могло случиться». Однако когда мы доставали пульт в операционной, то обратили внимание на надетый на него презерватив, так что, вероятно, это не было полной случайностью.
16 июня 2005 года, четверг
Я сказал пациенту, что МРТ ему сделают не раньше следующей недели, и он пригрозил, что сломает мне обе ноги. Моей первой мыслью было: «Что ж, так я пару недель проведу на больничном». Еще чуть-чуть, и я бы пошел искать ему биту.
25 июня 2005 года, суббота
Вызвали констатировать смерть[22] одного пожилого пациента – он очень сильно болел, реанимировать его было бесполезно, и это был вполне ожидаемый исход. Медсестра отвела меня к его кровати, показала на серый труп, когда-то бывший нашим пациентом, и представила его жене, которая, можно так сказать, формально не была вдовой, пока я официально не объявил ее мужа мертвым. Природа, может, и делает всю грязную работу, однако без моей подписи все равно не обойтись.
Я выразил соболезнования жене пациента и предложил ей подождать снаружи, пока разберусь с формальностями, однако она предпочла остаться. Не совсем уверен, почему – думаю, она и сама этого не понимала. Может быть, ей была важна каждая секунда, проведенная рядом с ним, даже если его уже с нами и не было. Или, возможно, она хотела удостовериться, что я не один из тех врачей, вытворявших немыслимые вещи с покойниками, о которых она читала в «Daily Mail». Как бы то ни было, нравится мне это или нет, но она уселась в первом ряду.
Мне уже трижды доводилось констатировать смерть, однако невольных зрителей у меня прежде никогда не было. Чувствую, нужно было приготовить закуски.
Она явно не представляет, насколько напряженным, безмолвным и затянутым будет это представление – больше похожим на творчество Гарольда Пинтера[23], чем на «Приключения Присциллы, королевы пустыни»[24].
Я сверил данные пациента, указанные на его больничном браслете, зрительно удостоверился в отсутствии дыхательного рефлекса, реакции на физические и вербальные раздражители, отсутствии пульса в сонной артерии и реакции зрачков на свет. Засек время и две минуты слушал сердце через стетоскоп. После этого еще три минуты слушал легкие. Как бы это неуместно ни звучало, но пять минут кажутся убийственно долгим временем, когда ты стоишь без движения в лучах ослепительного света, прижав стетоскоп к груди явно мертвого человека, и все это под пристальным взглядом его жены. Вот почему мы всячески стараемся выпроводить их из комнаты, пока делаем свое дело.
Я понимаю, почему мы уделяем столько времени, чтобы убедиться, – в конце концов, это последнее, что отделяет человека от официального признания умершим[25]. Без пяти минут вдова то и дело спрашивала, в порядке ли я. – Не знаю, казалось ей, будто мне слишком тяжело на душе, чтобы продолжать, или же что я попросту забыл, что нужно делать дальше… – И каждый раз, когда она что-то говорила, я подскакивал на месте, как… В общем, как врач, который что-то услышал, внимательно прислушиваясь к грудной клетке трупа.
Конец ознакомительного фрагмента.