1202–1224. Захват Орденом меченосцев, основанным в 1202 году, земель ливов, эстов, земгалов и др. в Прибалтике.
1212. Раздел Владимиро-Суздальской земли между сыновьями Всеволода Большое Гнездо.
1221. Основание великим князем Владимирским Юрием Всеволодовичем в земле мордвы Нижнего Новгорода.
1223. Разгром монголо-татарами русско-половецких дружин на реке Калке.
1224. Захват меченосцами Юрьева.
1236–1251. Княжение в Новгороде Александра Ярославича Невского. (1247–1253 князь тверской, 1252—1263 великий князь Владимирский). Умер в 1263 г. (15 июля 1240 года Невская битва, 5 апреля 1242 года разгром Ливонского ордена на Чудском озере – «Ледовое побоище»).
1237–1241. Нашествие Батыя. Взятие и разрушение Рязани, Коломны, Москвы, Владимира, Ростова, Суздаля, Ярославля, Костромы, Углича, Галича, Дмитрова, Твери, Переславля-Залесского, Юрьева-Польско́го (во Владимирском княжестве), Торжка и других городов в Северо-Восточной Руси, затем разорение Южной Руси. В том числе – Переяславля, Чернигова, Киева. НАЧАЛО МОНГОЛО-ТАТАРСКОГО ИГА.
Выход из тяжелейшей цивилизационной ситуации, в которой оказалась Русь – и Владимиро-Суздальская, и Киевская, – растянулся на века. За эти века земли Киевской Руси почти полностью подпали под власть Литвы и Польши, а Владимиро-Суздальская Русь, постепенно избирая центром кристаллизации единой государственности Москву, изживала иго Орды – государства монголов, возникшего в Поволжье.
Обостряется и противостояние Руси с Западом. В 1237 году в результате слияния Тевтонского ордена и Ордена меченосцев был образован военно-религиозный Ливонский орден, а в 1240–1241 годах рыцари Ливонского ордена захватили русские крепости Изборск, Псков, Копорье. Ещё в 1223 году на правом берегу реки Наровы датчане основали Нарву. В 1294 году её сожгли новгородцы, крепость перенесли на левый берег, и с тех пор в русских летописях она именовалась Ругодив, входя в зону русского влияния. Много позднее – в 1581 году шведский генерал Делагарди присоединил Нарву к шведской короне.
Наиболее яркой и стоически величественной фигурой тех лет – лет, когда надо было временно покориться Востоку, не сдавая русских позиций Западу, стал князь Александр Ярославич Невский. Он смог договориться с Ордой, спасая Русь от погромов, и он же сдерживал агрессию с Запада. В 1262 году был заключён договор между Александром Невским и великим князем литовским Миндовгом о совместной борьбе с Ливонским орденом.
В 1268 году был предпринят поход в Ливонию, отмеченный победой войска псковичей, новгородцев, владимиро-суздальцев над немецкими датскими рыцарями при Раковоре. В 1269 году в результате похода ливонцев на Псков был заключён мир с Ливонским орденом. Произошла стабилизация западных границ Новгорода и Пскова.
С 1300 года активизируется шведская угроза – шведская эскадра вторгается в Неву. На 1323 год приходится основание русскими крепости Орешка. Между Россией и Швецией был заключён «вечный» Ореховский мир, но в 1348 году шведский король Магнус Эриксон объявил крестовый поход против Руси.
На этом фоне происходило возвышение Владимиро-Суздальской Руси. В 1299 году митрополит Максим переезжает из Киева во Владимир-на-Клязьме. А с 1325 по 1340 год на великом княжении в Москве находится Иван I Калита, с 1328 года – великий князь Владимирский. Калита стал первым великим собирателем русских земель ещё в условиях очень сильного ордынского давления на грани диктата. И именно время Ивана Калиты заложило возможность будущего «великого перелома». По сути, Калита и его сыновья задали Руси направление движения на два века вперёд. Вплоть до эпохи Ивана IV Грозного никакие временные спады уже не прерывали процесса объединения русских земель вокруг Москвы и процесса укрепления и развития Руси.
С 1353 по 1359 год великокняжеский стол в Москве и во Владимире занимал Иван II Красный, и после его смерти некоторая смута не помешала быстрому – уже к 1362 году, укреплению на великом владимирском и московском столах его тринадцатилетнего сына Дмитрия Ивановича Донского, достойного внука Ивана Калиты. Великое княжение Донского с 1359 по 1386 год было отмечено крупнейшим «знаковым событием» – 8 сентября 1380 года в Куликовской битве при впадении Непрядвы в Дон были разгромлены войска ордынского темника Мамая. Русь поднималась с колен и готовилась распрямиться во весь рост.
С 1386 по 1425 год происходило великое княжение в Москве Василия I Васильевича, а с 1425 по 1462 год – великое княжение Василия II Васильевича (Тёмного). Василий Тёмный правил с перерывами, поскольку в период с 1425 по 1453 год в Великом княжестве Московском шла междоусобная война. А с 1462 года началось великое княжение Ивана III Васильевича, которое длилось по 1505 год. И вот на этом княжении мы остановимся подробнее.
ДЕД Ивана Грозного – Иван III Великий, был незауряден и внутренне, и внешне – высокий, худощавый, подтянутый, он имел столь грозный взгляд, что женщины от него падали в обморок. Недаром некоторые иностранцы называли его «Грозным». Однако наиболее незауряден Иван III как историческая фигура. Он послужил своей стране и народу так, как мало кто из мировых владык – недаром Карамзин писал, что он «есть Герой не только Российской, но и Всемирной Истории».
Тот же Карамзин рассматривал деятельность Ивана III на фоне общемировых событий, когда «политика сделалась хитрее, давновиднее, многосложнее», и когда «при заключении государственных договоров министры смотрели на географические чертежи и вычисляли торговые прибытки».
Карамзин писал:
«Иоанн, рождённый и воспитанный данником степной Орды (Василием II Тёмным. – С.К.), подобной нынешним киргизским, сделался одним из знаменитейших государей в Европе, чтимый, ласкаемый от Рима до Царьграда, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни императорам, ни гордым султанам; …принимал союзы, но с условием ясной пользы для России; искал орудий для собственных замыслов и не служил никому орудием…
Что оставил миру Александр Македонский? – Славу. Иоанн оставил государство, удивительное пространством, сильное народами, ещё сильнейшее духом правления…»
Здесь ничего не преувеличено, однако Карамзин ошибался, утверждая, что Иван «без учения, без наставлений, руководствуемый только природным умом, дал себе мудрые правила в политике внешней и внутренней…». Иван III Васильевич Великий [это прозвище он получил от европейских (!) историков XVI века] был действительно рождён «данником степной Орды» Василием II Васильевичем Тёмным, но воспитанием Иван был обязан не только природному уму, но и своему отцу Василию – предшественнику Ивана на великокняжеском столе (по сути, уже почти троне). А Василий Тёмный был не только «данником Орды», но и внуком Дмитрия Донского. Так что Иван был воспитан отцом как правитель, задачей которого являлось избавление от даннической зависимости, чего Иван Великий и добился. «Академией» же государственного управления стало для Ивана привлечение его отцом к участию в государственных делах уже с детских лет.
Иван III Великий создал новую Московскую Русь как системное продолжение старой Киевской Руси, и Запад не простил ему этого ни в реальном масштабе времени, ни за гробом. Зато Карл Маркс, подводя итоги деятельности Ивана III Великого, писал:
«Изумлённая Европа, в начале царствования Ивана едва замечавшая существование Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была поражена внезапным появлением на её восточных границах огромного государства, и сам султан Баязет, перед которым трепетала Европа, впервые услышал высокомерные речи московита…
К концу княжения Ивана III мы видим его сидящим на независимом троне. Рядом с ним – дочь последнего византийского императора. У ног его – Казань, обломки Золотой Орды стекаются к его двору… Литва урезана, а государь литовский – орудие в руках Ивана. Ливонские рыцари побеждены».
Такая оценка исторически верна и ёмко отражает суть и значение для России фигуры и эпохи Ивана III Великого. Его сын Василий III Иванович, впервые полноправно назвавшийся «царём», получил по наследству уже великую державу.
Но, пожалуй, стоит привести и ещё одну интегральную оценку Ивана III и его эпохи:
«Русские историки называют Ивана Великим. Действительно, нельзя не удивляться его уму, сметливости, устойчивости, с какою он умел преследовать избранные цели, его умению кстати пользоваться благоприятными обстоятельствами и выбирать надлежащие средства… но при суждении о заслугах Ивана Васильевича не следует упускать из вида, что истинное величие… должно измеряться степенью благотворного стремления доставить своему народу возможно большее благосостояние и способствовать его духовному развитию; с этой стороны государствование Ивана Васильевича представляет мало данных. Он умел расширить пределы своего государства и скреплять его части под своею единою властью… но эпоха его мало оказала хорошего влияния на благоустроение подвластной ему страны…»
И далее:
«Сила его власти переходила в деспотизм, превращающий всех подчинённых в боязливых и безгласных рабов… Его варварские казни развивали в народе жестокость и грубость… Его безмерная алчность способствовала не обогащению, а обнищанию Русского края… Поступки Ивана Васильевича с немецкими купцами, как и с иноземцами, приглашаемыми в Москву, могли только отстранять от сношений с Русью и от прилива в неё полезных людей, в которых она так нуждалась. Ни малейшего шага не было сделано Иваном ко введению просвещения в каком бы то ни было виде… Возвышая единовластие, Иван не укреплял его чувством законности…»
Это – не современный «креативный» «историк», это – дореволюционный историк-классик Николай Костомаров. И оценки его вполне внятно иллюстрируют тот грустный факт, что, даже много зная о той или иной исторической эпохе, можно не понять её сути, если не верить в народ, который каждую эпоху создаёт, но создаёт её великим образом в той мере, в какой им компетентно руководят, в какой вожди обращаются к его творческим силам.
Начнём с того, что если бы Россия Ивана III была обществом «боязливых и безгласных рабов», то откуда же взялись бы все великие предприятия Ивановой эпохи: походы в Пермскую землю, на Югру, в Зауралье, на Вятку, на Печору для поиска руд? Возможно ли было всё это без развития инициативности, смелости духа, предприимчивости и национального самосознания? Без развития знаний, наконец, – хотя бы прикладных. Причём, обвиняя Ивана в том, что тот, «возвышая единовластие», якобы «не укреплял его чувством законности», Костомаров самым странным образом забывает об Ивановом Судебнике 1497 года.
О России Василия III – сына Ивана III, объективные иностранцы писали как о стране богатой и изобильной. Но то ведь были плоды усилий России Ивана III, Василий лишь продолжал и развивал начатое и сделанное отцом. Пушки для Ивана начинали лить итальянцы, при Василии русская артиллерия становится грозной силой, а в середине XVI века заблистает талант русского пушечного мастера Андрея Чохова, отлившего знаменитую бомбарду – «Царь-пушку».
Всё тот же Костомаров пишет: «Самовластие шагнуло далее при Василии» и прибавляет, что Василий был «жесток и немилостив к людям, не советовался с боярами и старыми людьми… допускал к себе только дьяков, которых сам возвышал, приблизивши к себе, и которых во всякое время мог обратить в прежнее ничтожество…» Костомаров же ссылается на слова Берсеня – «одного из любимцев» Василия, что «Государь, запершись сам-третей, у постели все дела делает» и не любит против себя «встречи»… Но вот статья о Берсене из Советской исторической энциклопедии – она невелика и ниже приводится полностью:
«Берсень-Беклемишев, Иван Никитич (ум. 1525) – рус. гос. деятель, дипломат. Был сыном боярским. При вел. кн. Иване III в 1492 ездил послом к польск. королю Казимиру IV; в 1502 вёл переговоры с крымским ханом Менгли-Гиреем. За резкие выступления против самодержавной власти вел. князя и требования сохранить привилегии боярства в 1525 был отстранён вел. кн. Василием III от дел, обвинён в гос. измене и казнён».
Можно ли верить в объективность оценки Василия III подобным историческим свидетелем – пусть и современником Василия? «Впрочем, – замечает Костомаров, – смертных казней мы не встречаем слишком много при Василии. Он прощал знатных лиц, обвиненных им в намерении учинить побеги».
Непросто, непросто тогда было Василию, сыну Ивана III Великого и отцу Ивана IV Грозного. Так, осенью 1514 года под Оршей русские войска потерпели жестокое поражение, в летописи была отмечена гибель 30 000 человек, победителям достались все знамёна и пушки. Предводителем же польско-литовского войска был князь Константин Острожский. Русский по вере и предкам, он сбежал из Москвы на Литву, Москву ненавидел, горел желанием отомстить, и под Оршей своей цели добился.
Сохранилось несколько записей, данных князьями Бельскими, Шуйским, Мстиславским, Воротынским, Ростовскими и другими в том, что они не убегут из Московского государства. Однако побеги, как видим, происходили, а хорошо информированные знатные перебежчики наносили государству весьма серьёзный ущерб.
Говоря о трёх сменивших друг друга русских государях – Иване III, Василии III, Иване IV, их нередко аттестуют «тиранами». И при этом забывают о том, что всем им приходилось терпеть (а при этом и много от него потерпеть) и такое отвратительное явление в русской средневековой владетельной среде, как местничество. Порядок назначения на государственные и военные должности устанавливался в зависимости от родовитости. Верх иерархической лестницы занимали Рюриковичи и ряд литовских Гедиминовичей, ниже – потомки других удельных княжеских линий и старые московские боярские фамилии, ещё ниже – потомки более мелких удельных князей и боярские фамилии бывших уделов. Великий князь (а позднее царь) не мог ни повысить, ни понизить родовое место, а местник был вправе отказаться от предлагаемого великим князем (позднее – царём) поста или должности. Если боярин считал, что ему «невместно» делать что-либо, то принудить его к службе никто не мог.
Хороша получалась на Руси «тирания»! Любой – даже мелкий, местник, занимающий в местнической иерархии даже низшую ступеньку, мог наплевать на государеву волю «тирана». А при этом обосновывать своё несогласие даже не личными своими заслугами, но всего лишь родовым местом в иерархии. Знатные упрямцы были готовы скорее голову сложить на плахе, чем «потерпеть бесчестье роду». Но если и складывали, то – по более конкретным причинам.
Как мешало это двум Иванам и одному Василию в их государственном деле собирания и развития Русской земли? Из-за местнических дрязг во время военных походов полками командовали чаще всего не самые талантливые и опытные, а самые родовитые. В системе управления было то же самое. И особенно мешало местничество как раз Василию III.
Великое княжение Василия III Ивановича длилось более 27 лет, и все эти годы внутри государства не только не прекращался, но и набирал силу очень опасный для будущего двуединый процесс. С одной стороны, усиливалась внутренняя оппозиция бояр, а с другой стороны, начинался отъезд бояр и князей за пределы Московской Руси, в основном – в Литву и Польшу, что осложняло жизнь государства и создавало базу для успешной внешней подрывной работы.
В конце правления Ивана III ряд влиятельных бояр держал сторону так называемого Дмитрия «Внука» против будущего Василия III из ненависти к матери Василия Софье Палеолог. Её властность и поощрение самодержавных настроений мужа – Ивана III, были древнему и спесивому боярству не по душе. Холодные отношения между боярами и сыном Софьи Василием III Ивановичем сохранились и после прихода последнего к власти. Василий ограничивал права крупных феодалов и больше опирался на людей служилых – дьяков, незнатных мелкопоместных дворян… С боярами Василий советовался редко, и для проформы, зато ближним советником у него был Иван Шигона-Поджогин – сын боярский из захудалой ветви бояр Добрынских. В особо приближённых ходили у Василия и дьяки Григорий Путятин и Фёдор Мишурин. (Позднее, перед смертью, Василий именно им доверил писать «духовную свою грамоту и завет о управлении царствиа».)