– Что вы так поздно делаете на улице, фройляйн Ягер? – спросил первый солдат, пока второй был занят чтением.
Настоящий ответ? Делала на черном рынке татуировку, чтобы скрыть свой еврейский номер, прежде чем отправиться на сверхсекретное задание Сопротивления, чтобы покончить с Новым порядком. Правда столь абсурдная, что солдаты могли бы ее даже высмеять, если бы Яэль озвучила ее. Маленькая своевольная часть ее хотела попытаться, но она примирилась с лучшим ответом. Скучным.
– Надеялась успеть в продуктовый магазин до закрытия. У моей матери закончились яйца, и она послала меня подкупить еще.
– Яйца… – Первый солдат нахмурился и кивнул на руку. – А это что?
Яэль проследила за его взглядом на манжету ее левого рукава. Ее марлевая повязка была слишком небрежной. Сетчатый белый хвост выглядывал из-под кожи.
– Повязка, – сообщила она ему.
Он наклонился. Ближе, заинтересованный. Его дыхание было несвежим от дыма: «Дайте взглянуть».
Сердце Яэль – черт, ну стучи же! – прошил разряд.
Яэль могла менять свою внешность, как другие люди – одежду. Эти способности могли изменить многое: ее рост, вес, цвет и длину волос, голос. Но кое-что не переделать: пол, раны, чернила татуировки.
Они неизменны.
Волки были ее постоянной, тем единственным, что было в ней основательным и бесспорным. Несколько месяцев тому назад, когда Яэль вернулась в штаб-квартиру сопротивления со своим первым, свеженьким волком, Хенрика сказала ей «пару ласковых» по этому вопросу (главными среди них были слова «явная улика»). Полька дошла даже до того, чтобы указать, что религиозные законы народа Яэль запрещают эту практику.
Но что сделано, то сделано. Чернила были под кожей Яэль более десятилетия. Она просто сделала их своими, добавляя волков. Новые отметки были гораздо лучше номеров национал-социалистов. Одного их присутствия было недостаточно, чтобы осудить Яэль, но они бы вызвали вопросы, если бы патруль их увидел. Достаточно подозрительно, чтобы задержать ее.
Единственное, что вызвало бы еще больше вопросов, это отказ Яэль отвечать солдату. Медленно, медленно она подняла рукав. Марля покрывала всю руку. Испачканная, в ржавых пятнах и изношенная по краям.
Солдат покосился на нее: «Что случилось?»
Теперь сердце Яэль громко стучало (Вспышка, удар, тишина. Вспышка, удар, тишина), тяжело пульсируя от осознания, что от беды ее отделяли несколько ниточек. Все, что нужно было сделать солдату, – это протянуть руку и потянуть. Увидеть чернила, ссадину и кровь.
Что потом?
Выход был всегда. Влад научил ее этому, как и многому другому. Двое мужчин и их винтовки не шли ни в какое сравнение с приобретенными ею навыками, пусть даже они были заключены в теле семнадцатилетней девушки. Она спокойно могла вырубить их и исчезнуть за двадцать секунд.
Могла, но не стала. Происшествие в такой близости от штаб-квартиры Сопротивления, накануне ее первой миссии, – это было слишком рискованно. Это привлечет внимание Гестапо к соседям. Разоблачит Сопротивление. Разрушит все.
Да, выход был всегда, но сегодня вечером (вечер всех ночей) каждое действие должно быть хорошо продуманным.
– Это укус собаки, – ответила Яэль. – Бродяжка напала на меня несколько дней назад.
Мгновение солдат оценивал повязку. Агрессия сменилась участливостью.
– Было плохо? – спросил он.
Было плохо? Яэль вынесла бы тысячу и один укус собаки Мины, а не все то, что действительно произошло. Поезда и заборы с колючей проволокой. Смерть и боль, и смерть.
– Я выжила, – ответила она, улыбаясь.
– Бродячие суки – хорошая практика в стрельбе по целям. Почти как коммунисты и евреи. – Солдат рассмеялся и шлепнул по прикладу своего Маузера. – Следующую, которую увижу, я застрелю в вашу честь.
Яэль поджала губы на манер кроткой и скромной Мины. Маска хорошей маленькой жительницы Рейха. И только в невидимых глазу местах она бушевала: пальцы внутри сапог крепко сжались. Рука скользнула обратно в карман куртки, где лежал ее надежный пистолет «Вальтер П-38».
Второй солдат закрыл книжицу: печать Рейха на обложке – все, что могла видеть Яэль. Крылья орла были неподвижны: двойной салют. Венок и витой крест легко висели в его когтях. Все столь же черное, как чудовищный дым. Та же чернота, что вырастет внутри Яэль, если она позволит воспоминаниям снова накатить на нее.
– Все, кажется, в порядке, фройляйн Ягер. – Он протянул ей книжицу Мины.
Яэль ощущала привкус дыма в горле. Пальцы ног щелкали – поп, поп, поп – маленькими, тихими выстрелами внутри сапог.
Для воспоминаний было время и место. Была цель, ждущая ярости ее мести. Этот вечер, эта улица, эти мужчины не были ни тем, ни другим.
Ее рука соскользнула с пистолета. Вместо этого Яэль протянула руку и схватила документы.
– Спасибо, – поблагодарила она, пряча страницы жизни другой девушки поглубже в куртку. – Я должна идти. Моя мать будет беспокоиться.
Второй солдат кивнул: «Конечно, фройляйн Ягер. Сожалеем, что задержали вас».
Она пошла. Затолкав ладонь в один из карманов, Яэль сжала талисманы, которые там хранила: затупленная канцелярская кнопка, деревянная кукла размером с горошину с безмятежным лицом. Один за другим пальцы на ногах расправлялись. Постепенно чернота отступила, вернулась к своему беспокойному сну.
– Аккуратнее с бродячими собаками! – крикнул ей вслед первый солдат.
Яэль поднял руку в знак признательности, но не обернулась. Она покончила с солдатами и бродягами.
Ей предстояло встретиться с куда более страшными вещами.
Глава 3
Сейчас. 9 марта 1956 года. Германия, третий рейх
Яэль задержала дыхание, зайдя в кабинет Хенрики. Она ждала шквала кудахтанья наседки и клевков за провинность (Где ты была? Я так волновалась! Я думала, тебя раскрыли, убили, ты попала в катастрофу!). Но подвальная дверь распахнулась, а в комнате Хенрики не было.
Возможно, ее совсем даже и не потеряли.
Яэль выдохнула и спустилась по ступенькам в кабинет. Это было не самое роскошное помещение: и без того небольшие размеры были стеснены полками поверх полок, столом военного образца и карточным столом, окруженным разными стульями. Повсюду лежали бумаги. Они покрывали стены, своенравно торчали из ящиков, были разложены по папкам по всему столу Хенрики. Документы старых операций, стопка разведданных на высших должностных лиц национал-социалистического правительства и спасенные книги. (Яэль прочитала библиотеку Хенрики по крайней мере шесть раз, узнав о «Биологии дикой природы пустыни» и «Истории западной цивилизации» и «Математическом анализе» и всем остальном, что смогли предложить видавшие виды наборы справочников).
Но одна бумага всегда привлекала взгляд Яэль: оперативная карта, которая занимала дальнюю стену. Вся Европа была окрашена в красный цвет. Багровый прилив перекатывался через Уральские горы и кровоточил в Азии. Алый цвет заливал Средиземное море и стекал на север Африки.
Красный: цвет боевых ран и Третьего рейха. Горькой, яркой смерти.
Всякий раз, когда Яэль изучала эту карту, она против воли поражалась масштабу победы Гитлера. Рассказывали, что когда фюрер впервые объявил свое видение оккупированных стран Африки и Европы своим генералам, некоторые из них засмеялись. «Невозможно, – сказали они. – Это невыполнимо».
Но слово невозможно было не для такого человека, как Гитлер. Его армии маршировали по всей Европе, беспощадные войска СС игнорировали все «цивилизованные» правила ведения войны, одинаково сметая на своем пути как солдат неприятеля, так и мирных жителей.
Некоторые страны, например Италия и Япония, присоединились к неистовству гитлеровской аннексии, жаждая своих собственных территорий. Другие страны, слишком пострадавшие от войны, бушевавшей по всему миру двумя десятилетиями раньше, отказались сражаться. Не составило большого труда убедить их подписать пакт о ненападении с Осью. «Мир любой ценой» – изоляционистская фраза американских газет. Советский союз также подписал Пакт, потому что не все было ладно в стране. Ограниченные восстания против сталинских этнических чисток и раскол в правительстве постепенно уничтожили великую коммунистическую военную машину. Он был совсем не готов к войне.
Британия была единственной великой державой, которая не пошла не сотрудничество или осталась в стороне. И также стала первой павшей из великих держав. Ее самолеты и мужество не смогли остановить операцию «Морской лев». После того, как национал-социалисты водрузили свои флаги на камнях разрушенного парламента, Гитлер взял паузу, укрепляя свою власть в завоеванных странах, устремив расчетливый взор на восток.
Советский союз разрушался из-за потрясений. Противники Сталина возникли из небытия, осудив его альянс с немцами. Мятежи охватывали целые регионы страны. К моменту, когда фюрер окончательно нарушил свой пакт о ненападении в 1942 году, армия Сталина слишком ослабела от войны на два фронта. Национал-социалисты и итальянцы разрушили европейские границы Советов, а японские солдаты в то же время постепенно приближались к Сибири.
После того, как Гитлер уверился в поражении Советов, он снова обратил свой взор на итальянских союзников (чьи недавно приобретенные территории случайно оказались в Европе и Африке). Использовав своих шпионов для убийства итальянского лидера Муссолини и обвинив в этом итальянских партизан, Гитлер ввел свои войска в Италию и на ее территории для «стабилизации региона».
Они так и не ушли.
Красные земли Европы и Африки были объявлены «Лебенсраумом»[1] – жизненным пространством для арийцев. Их собственное население стало «гражданами второго сорта». Любой сопротивляющийся отправлялся в трудовые лагеря. Евреи, цыгане, славяне и все остальные, кого фюрер считал Untermenschen[2], были арестованы. И отправлялись в лагеря другого рода.
В оперативной карте Хенрики багряный был не единственным цветом. Две непохожие империи составляли Ось: Третий рейх и Япония, которая управляла Великой Восточно-Азиатской сферой взаимного процветания. Фюрер и император Хирохито разделили пополам азиатский континент, как рождественский пирог, прямо по семидесятому меридиану. Хенрика выбрала зловещий серый цвет, чтобы закрасить императорскую территорию.
У верхней части карты, обозначавшей крайний север, вообще не было никакого цвета. Просто огромный белый участок зимних земель, где находились остатки сталинской армии. Слишком раздробленные, со слишком ограниченными ресурсами и слишком замерзшие, чтобы силы Оси с ними возились.
Более десяти лет эти цвета оставались неизменными. Становились лишь гуще и сильнее окрашенными. (Хотя, по данным разведки Сопротивления, амбиции Гитлера в отношении национал-социалистов и арийской расы были глобального масштаба. Не важно, что он подписал пакты о ненападении с Америкой, или был верным союзником императора Хирохито. Интриги и политические предательства были специализацией Гитлера. Кроме того, выполнением военных заказов были заняты сотни трудовых лагерей рейха.)
Глядя на карту, Яэль не смотрела на цвета или их отсутствие. Она не считала зашифрованные оперативные значки, отмечавшие крупные города Рейха, – Германия, Лондон, Каир, Рим, Багдад, Париж.
Яэль смотрела на предстоящую дорогу впереди.
Гонка Оси.
Гонка на длинную дистанцию началась как одно из направлений деятельности Гитлерюгенда – тренировка для юношей, которые хотели вступить в мотоциклетный батальон «Краудшутцен»[3]. Она была настолько популярна, что превратилась в гонку. Когда война была выиграна, Йозеф Геббельс, министр пропаганды рейха, решил транслировать соревнование по телевизору, чтобы похвастаться завоеванными территориями империй Оси, отпраздновать их победу и содействовать их союзу. Подростки из Гитлерюгенда и большой Ассоциации искренности Великой Японии соревновались каждый год, гоняя на своих мотоциклах из столицы в столицу. Путешествие, которое привлекало внимание всего населения Оси на добрую часть месяца.
Хенрика отметила путь гонки черным пунктиром, который охватил три континента в форме кривой буквы U. Яэль проследила путь указательным пальцем. Начало в Германии, вниз по сапогу, некогда бывшем Италией, по морю, вдоль песков Сахары, через скалистые горы на Ближнем Востоке, в джунгли Индокитая, до порта Шанхай, еще по морю, вплоть до Токио. Это были 20 780 километров, разделенных на девять этапов, которые пройдут двадцать гонщиков, сражающихся за победу.
Она должна была предпринять это путешествие. Она должна была выиграть эту гонку.
Подвальная дверь распахнулась и появилась Хенрика, с широко раскрытыми глазами сжимающая в руках охапки документов.
– Яэль? – женщина всегда приветствовала девушку с вопросительной интонацией, когда та носила рукава. Хенрика иногда жаловалась, что в репертуаре Яэль было так много лиц, что она не могла запомнить все. (Справедливости ради, лица были очень похожи: овальная форма, светлые волосы, яркие глаза, длинный нос, ровные белые зубы. Яэль частенько не могла отличить свои образы от себя самой. Они были почти дьявольски взаимозаменяемы.)
Яэль убрала палец с Токио, позволив мягким чертам фройляйн Ягер раствориться в лице Мины. В ее воображении возникло новое лицо: арийское, но более резкое. Яэль создала его за считанные секунды. Процесс растяжения кожи, смещения костей и деформации хрящей всегда был болезненным, но быстрым: щелк, щелк, щелк. Новые детали, новая девушка.
Хенрика наблюдала за трансформацией Яэль через пряди ломких, осветленных дома кудряшек, мрачнея все больше и больше: «Где ты была?»
Ну началось. Яэль смогла почувствовать гневную тираду, зревшую в крошечном теле женщины. Это почти заставило ее улыбнуться – Хенрика все еще возилась с ней, как с каким-то гадким утенком, даже после многих лет бедной жизни (или выживания) одинокой девушки и интенсивной оперативной подготовки Влада.
– Ты должна была быть здесь более четверти часа назад! Каспер ждал в грузовике, а я чуть не сошла с ума от беспокойства! Я была в шаге от того, чтобы рассказать Райнигеру и отправить поисковую группу за тобой! Он мог бы вообще отменить миссию! От тебя так много зависит!
В отповеди было так много правды, что Яэль не улыбнулась.
– Прости, Хенрика. – Она замолчала, пытаясь придумать, что еще сказать, и не добавить еще одну беспокойную морщинку стареющей коже женщины. – Правда.
Гнев Хенрики увял в глубине груди. Казалось, что энергии у нее хватало только на десять секунд крика. Яэль задавалась вопросом, как же долго она не спит. Вереница бессонных дней была не редкой для пожилой женщины, проводившей большинство из них в этом тайном кабинетике, – согласовывая места высадки боевиков и расшифровывая сообщения от ячеек из всех территорий Оси. Это место и эта неукротимая полька были мозговым центром Сопротивления, собирающим информацию, распространяющим ее через многочисленные нервные окончания, вызывающим движение.
В последнее время рабочая нагрузка Хенрики была особенно интенсивной в связи с предстоящей Гонкой Оси. Ей нужно было убедиться, что мир готов к тому, что произойдет, если Яэль выполнит свою миссию: полномасштабное восстание. Возрождение операции «Валькирия».
Хенрика подошла к своему столу и положила новые документы в лавину папок из манильской бумаги. В дальнем углу, позади кучи файлов и изношенной пишущей машинки, на высоких, зернистых частотах поскуливал телевизор. Его черно-белые кадры мелькали странным светом на облупившейся краске потолка. Хенрика остановилась, чтобы посмотреть на экран. Показывали старые кадры – монтаж прошлогодней Гонки Оси. Краткие моменты с проезжающими мимо мотоциклами, снятые с обочины, перемежались снимками официального времени гонщиков, записанного мелом на досках промежуточных городов. Но главной изюминкой репортажа были интервью, проводимые на каждом промежуточном этапе. Беседы с гонщиками, которые когтями продирали себе путь на вершину списка. Множество немецких юношей, цитирующих «Майн Кампф», гордых и напыщенных. Японские юноши с глянцевыми волосами, серьезные и жутко важные.