Утром, приведя себя в порядок и отдав распоряжение о проверки техники на платформах, я вылез из вагона и направился к месту пожара. Небо было чисто-голубое, и от сверкающего на солнце снега слепило глаза, от чего приходилось постоянно сильно жмуриться. Станция уже была оцеплена милицией. На путях и прилегающей территории работали группы сапёров. Я прошёл сквозь оцепление к остаткам платформ, кругом которых на снегу и земле валялись осколки от снарядов, разорванные и целые снарядные гильзы, детали и куски от машин. Всё это было густо присыпано крупой и мукой. Оказывается, вместе с машинами с боеприпасами взорвались и машины с продуктами взвода обеспечения дивизиона. Рядом стоящая водокачка была разрушена наполовину, разбиты пути и рухнуло три опоры электропередач. Побродив немного вокруг и прислушавшись к разговорам прокурорских работников, я выяснил, что тут произошло – вину прокуратура полностью возлагает на железнодорожников. Оказывается, по правилам воинских железнодорожных перевозок, между электровозом и эшелоном должны быть прицеплены несколько пустых платформ. Чего не было у нас. Во время движения от обледенелых проводов электропередач летели искры, которые и упали на тент машин с боеприпасами, от чего они и загорелись.
Побродив ещё немного по месту пожарища, вернулся в вагон, позавтракал и вместе с Игорем отправился в город попить пива, так как узнал, что стоять будем здесь как минимум до вечера. Сразу за вокзалом, на привокзальной площади, располагался небольшой рынок, по которому уже бродили подвыпившие солдаты дивизиона, а недалеко от рынка мы нашли пивную, полностью забитую народом, и тут тоже за несколькими столиками преспокойно расположились солдаты дивизиона. Пришлось подойти и выгнать их. Взяли пиво, но сидели недолго. Чувствовали себя неуютно, так как местные на нас косились, причём, не совсем дружелюбно. Вышли опять на улицу, но побродив немного по городу, везде натыкались на болтающихся пьяных солдат. Решили вернуться в вагон, чтобы остановить своих солдат от пьянства, но было уже поздно. На привокзальном рынке увидели Кирьянова с командирами взводов и болтающимся там же нашими солдатами, чем я был неприятно озадачен. Не привлекая внимания местных жителей, мы собрали в сторонке Кушмелёва, Некрасова, Ермакова, Большакова и других солдат батареи. Видно было, что ребятишки неплохо поддали, но вели себя достаточно нормально. Не успел я выразить своё неудовольствие и отправить их в вагон, как к нам решительно подвалила группа крепких парней, которых возглавлял наглого вида здоровяк.
– Майор, мы здесь, на рынке, «фишку держим»: то есть местная мафия. – С апломбом представился здоровяк, – ты чего к солдатам пристаёшь? Они едут на войну и имеют право выпить. Так что вали отсюда….
Я оглядел рынок, по которому, помимо моих бойцов, шлялось ещё человек тридцать солдат и офицеров с дивизиона со здоровым любопытством поглядывая в нашу сторону и всем видом показывая, что они не прочь и подраться – если что. Значит и мне можно немного и поборзеть.
– Слушай, ты – Мафия. Шёл бы ты отсюда. Это мои солдаты и с ними я сам разберусь. Без тебя. Это мои проблемы, и нечего сюда нос свой совать. А то сейчас свистну и вас отсюда на пинках вынесут. Понятно?
– Не слушайте его ребята, – начал заводиться здоровяк под поддерживающий его возмущённый галдёж своих товарищей, – давайте оставайтесь, девками и выпивкой обеспечим. Погуляем, а потом домой поедете: деньгами на обратный путь тоже обеспечим.
– Нееее…., «дядя», – засмеялся Большаков, – мы, со своими офицерами поедем и надерём «духам» жопу. – Остальные солдаты одобрительно загудели.
Здоровяк ещё больше загорячился: – Неужели вы верите своим офицерам? Ведь они ничего не умеют. Они же бестолковые и продадут вас там. Вот ты веришь своему командиру? – Ткнул пальцем Большакова в грудь мафиози.
Я стоял и молчал, потому что мне самому был любопытен этот диалог. Было интересно, что думают солдаты и что ответит Большаков.
Солдат задумался на мгновение и спокойно ответил: – Мы, «дядя», верим своим офицерам и за ними пойдём, куда они нас поведут.
Мафиози озадаченно молчали, а у здоровяка подозрительно заблестели глаза и он, чтобы скрыть свои слёзы, отвернулся и густо заматерился. Потом повернулся ко мне: – Командир, пошли выпьем, если тебе верят солдаты, то ты нормальный мужик.
Отослал командиров взводов с солдатами в вагон, а сам с замполитом и Карпуком пошли за мужиками. Зашли в небольшой ларёк, отделанный под кафе. Мафиози быстро организовали хороший стол, куда выставили несколько бутылок водки «Смирнов» и отличную мясную закуску. Здоровяк произнёс прочувственный тост: выпили. Через десять минут принесли ещё и горячие шашлыки. Мужики рассказали, что через их станцию днём и ночью идут эшелоны с войсками в Чечню, поэтому каждый тост заканчивался напутствиями, типа: надрать задницу чеченам, вернуться с победой, показать, что такое русский солдат и «как духи нас достали». Через сорок минут, тепло распрощавшись, мы вернулись к своему вагону, где застали неприятную картину. Вся батарея была пьяна. Остальная часть вагона была трезвая и солдаты взвода управления дивизиона с интересом наблюдала за любопытными событиями, которые разворачивались в батарее. Вагон наполнял пьяный хохот, крики и мат, а командиры взводов беспомощно метались из купе в купе, пытаясь прекратить пьянку. Но солдаты пили в открытую, никого не боясь и не стесняясь.
– Товарищ майор, хрен его знает, как они пронесли водку в вагон. Ничего не можем сделать. – Встретили меня докладом взводники.
Я прошёлся по своим купе; везде одна и та же картина – пьяные солдаты лихо, не обращая внимания на комбата, опрокидывали водку в глотки.
– Где старшина? – Спросил у офицеров, когда вернулся с обхода в наше купе.
Коровин с раздражением махнул рукой: – Сбежал, как только солдаты датые появились.
– Сука, – со злобой произнёс я, потом повернулся к Кирьянову, – Алексей Иванович, сейчас выведу батарею на улицу, построю их там и попытаюсь мозги им на место поставить, а ты в это время с техником и командирами взводов обыщешь каждое купе. Всю водку, какую найдёшь – вылить. А потом я их заведу и разложим спать, пока начальство не видит.
Батарею сумел построить между путями, вдали от глаз начальства, лишь минут через десять. Строй стоял и пьяно качался. То один, то другой выпадывал из строя, но остальные со смехом затаскивали его обратно. Слышалось пьяное хихиканье и бессмысленные возгласы. Медленно прошёлся вдоль строя, провожаемый налитыми кровью, пьяными глазами, и остановился перед Некрасовым, который стоял и качался из стороны в сторону, тараща пустые глаза куда-то в пространство. Вдруг его резко повело и он начал падать назад, на стоящий сзади вагон и я не успел его подхватить, как он затылком, со всего размаха ударился об ось колеса вагона и мигом потерял сознание.
Поняв, что ругать и говорить им что либо – бесполезно, приказал подняться всем в вагон и лечь спать. С дикими, бессмысленными криками, возгласами, подхватив бесчувственное тело Некрасова, падая и смеясь, пьяная толпа бестолково полезла в вагон.
А на пьяные вопли и взвизги из-за вагона неожиданно вывернулся начальник артиллерии полка и сразу начал меня отчитывать за происшедшее. Вяло попытался в ответ оправдаться, но факт был налицо – я пустил процесс на самотёк. Результат этого мы и наблюдали. Пообещав навести революционный порядок, забрался в вагон, где стоял невообразимый гвалт.
– Товарищ майор, нашёл девять бутылок водки. Водка хорошая, я её не стал выливать, а собрал к нам в купе. – Шёпотом доложил Кирьянов.
– Ладно, Алексей Иванович, потом разберёмся, – обошёл его и заорал командирским голосом, – прекратить все разговоры и всем спать.
Начали разгонять солдат по полкам и постепенно наводить порядок. Не могли только утихомирить сержанта Ермакова, с которым внезапно началась пьяная истерика. Он бился на полке, плакал, звал маму, сожалея о том, что едет в Чечню воевать. Все его принялись успокаивать и утешать, а когда он более-менее успокоился, вдруг ему в башку ударило, что на улице, около вагона стоят его мама и невеста. Он рванулся и побежал на выход, где мы еле успели его догнать и завалить на боковую полку.
– Мама…, Нина…, я сейчас выйду к вам. Пусть всё идёт к чёрту…, я не хочу никуда ехать…. Я сейчас выйду и мы поедем домой. – Бился в наших руках сержант.
– Фёдор, тихо…, тихо…. Ты что…? Мы сейчас находимся в Воронежской области, а ты с Иркутска. Какая мама? Какая Нина? Их тут нет, посмотри в окно, – увещевал Ермакова замполит, но сержант продолжал рваться из вагона и втроём мы с трудом удерживали его на полке, а он был крепкого телосложения. Видя, что никакие убеждения не помогают, мы дружно навалились на него и я крепко связал ему руки и ноги, что вызвало бурю возмущения и что самое интересное, солдат не моего подразделения, а взвода управления дивизиона, которые угрюмо и осуждающе наблюдали за нашими действиями. Посыпались угрозы в мой адрес и моих офицеров, а один из солдат взвода выскочил из их купе и с угрожающим видом подскочил ко мне.
– Товарищ майор, развяжите Ермакова, а то мы его сейчас сами освободим. – Начал орать он, размахивая передо мной кулаками. Обстановка в вагоне мгновенно накалилась. Но тут на мою сторону неожиданно встала батарея. Оттолкнув меня в сторону, вперёд выскочило несколько моих солдат, которые сходу несколько раз крепенько ударили по лицу угрожавшему мне солдату и загнали его обратно в своё купе. Один из них стал посередине вагона и прокричал остальным солдатам дивизиона: – Ну…, вы, суки, всем заткнуться. Это наш комбат и он имеет право делать с нами всё, что захочет. Попробуйте кто к нам полезть, быстро морду набьём.
После такового заявления солдаты и сержанты взвода управления попрятались по своим полкам, но Ермаков продолжал биться в истерике: – Фашисты.., гестаповцы…, почему меня связали? Немедленно развяжите, а то всех урою…. Субанов, развяжи меня, ведь ты мой друг….
А Субанов, водитель противотанковой установки, ползал по Ермакову и пьяно ревел: – Федя, Федя, я не могу тебя развязать, ведь тебя связал комбат, а раз связал – значит он это сделал правильно. Ты успокойся и засни, всё пройдёт, а я буду рядом….
В вагоне по приказу начарта появился начальник разведки артиллерии капитан Пальцев, чтобы оценить обстановку в вагоне и доложить начальству.
– Алексей, всё нормально. Так и доложи начальнику артиллерии – я полностью контролирую обстановку.
Пальцев неодобрительно покрутил головой, озадаченно посмотрел на меня и молча ушёл обратно в офицерский вагон. Ермаков постепенно успокаивался, уже только плакал и потихоньку засыпал. Я уже стал успокаиваться, предполагая, что пик напряжённой обстановке в вагоне прошёл, но тут случилась новая незадача. Что-то не поделив между собой, в крайнем купе начали драться между собой несколько человек, постепенно втягивая в свалку остальную батарею. Собрав офицеров в единый кулак, мы ринулись в гущу драки. Не разбираясь, били всех подряд, загоняя драчунов на полки и били их там. Вся остальная часть вагона с интересом наблюдала за этим побоищем, улюлюкала и вовсю веселилась, жизнерадостно обсуждая те или иные моменты свалки. В самый разгар драки в вагон ворвался отряд офицеров, которых кинул мне на помощь начальник артиллерии. Во главе его, как танк, шёл майор Ершов. Любитель подраться, и сам не хилого телосложения, он толком не разобравшись, пёр по проходу раздавая удары направо и налево, заваливая солдат совсем не моей батареи. Но появление ударного офицерского отряда лишь усугубило обстановку. Мои солдаты, прекратив драться между собой, теперь объединились и кинулись в драку с офицерами с удвоенной силой.
Прорвавшись к Ершову, прокричал, заваливая сильным ударом кулака в лицо солдата из взвода управления дивизиона: – Серёга, уводи обратно офицеров, я сам тут справлюсь.
Сергей, хорошо приложив, ещё несколько не моих солдат, с офицерами отступил обратно в офицерский вагон. После их ухода, мы изменили тактику. Врывались в драку, выхватывали из неё солдата, несколькими ударами в разные «успокаивали» его. Связывали и кидали на пол в единую кучу, которая постоянно шевелилась и расползалась в разные стороны. Когда в куче собралось человек шесть-семь, я сел на них сверху и точными ударами предотвращал их расползание и сопротивление. Таким образом, мы в течение минут двадцати выключили из драки самых активных драчунов, остальных разогнали по полкам. После чего связанных бойцов тоже разложили по местам, где они утомлённые и «успокоенные» стали засыпать. Тем самым, прекратив драку своими силами. Когда обстановка успокоилась, я выдернул несколько солдат взвода управления, которые больше всех радовались и подзуживали моих солдат на оказание сопротивления. С большим удовольствием и им набил рожу, чтобы они – сволочи, если не помогают офицеру в трудную минуту, то хотя бы не подзуживали других.
Наконец-то в вагоне наступила относительная тишина. Батарея спала в тяжёлом угарном сне, остальные в вагоне затаились на своих полках. Я открыл ящик с пистолетами и выдал их офицерам и прапорщикам батареи на случай, если пьяные солдаты попытаются захватить оружие, хотя сам понимал, что ситуация решительными действиями переломлена в нашу сторону. Игоря Карпука сразу же послал посмотреть нашу технику на платформах, так как боялся, что солдаты дивизиона под шумок почистят мои БРДМы.
На улице, куда вышел за техником, были уже сумерки. Я с удовольствием часто задышал, выгоняя из лёгких спёртый воздух вагона. А пройдя немного в сторону от вагонов, наткнулся на небольшую толпу гражданских: мужчин, женщин, детей и солдат дивизиона. При виде меня гражданские стали прятать обратно по сумкам водку, а солдаты замерли, выжидая, что я буду делать. Злобно обматерив солдат, погнал их от платформ в вагоны. Кто-то из них пробурчал что-то нелестное в мой адрес и тут же получил хороший пинок под зад. Гражданских, которые поначалу испуганно отхлынули в сторону, я подозвал к себе. Бесцеремонно заглянул в сумку к одной женщине, потом к другой. Подозвал ещё двух мужиков: заглянул к ним. Везде была только одна водка.
– Мужики – обратился я к остальным, – у вас что-нибудь покушать или закурить найдётся?
– Нет. – Чуть ли не хором прозвучал ответ. Я повернулся к женщинам, – а у вас не найдётся? – Те тоже отрицательно затрясли головами.
– Что ж вы делаете аборигены хреновые? Почему солдатам одну водку голимую несёте? В вагоне уже больше тридцати солдат пьяных в жопу лежат. А вы водку несёте. Вы бы, – я ткнул несколько ближайших женщин в грудь пальцем, – лучше чего-нибудь домашнего покушать им принесли вместо водки. Или у вас сыновья такие, что кроме водки ни о чём не думают. Мои же солдаты на войну едут. Хоть здесь бы вы проявили себя, как матери, а вы что несёте? Какой он сейчас защитник, лежит пьянущий в вагоне, слюни и сопли пускает и голову поднять не может. А вы, мужики, сигарет бы принесли. Сволочи вы: такое впечатление, что в этом городе одни алкоголики остались.
Толпа молча выслушала мою ругань и без возмущения, также молча стала расходиться. Походив немного у вагона, я уже стал беспокоиться о технике, как со стороны наших платформ, раздались громкие крики, шум погони и пистолетный выстрел. Неуклюже нырнул между колёс на ту сторону и тоже выхватил пистолет. Рядом с платформой навытяжку стоял Чудинов, под ногами которого лежала куча новеньких шлемофонов, а от эшелона, в сторону жилых домов, бежали двое гражданских. Чувствуя, что могу сорваться и прибить своего водителя прямо здесь на рельсах, я приказал привести в вагон Чудинова через несколько минут, и сам направился туда же. Перед вагоном походил немного, успокаивая себя и, ощутив, что почти успокоился и могу спокойно разобраться, полез в вагон, где при моём появлении повисла гнетущая тишина. Я расположился за боковым столиком напротив своего купе и стал ждать, когда приведут подчинённого. Про себя принял решение: сейчас особо не разбираться, а потом придумаю, что с ним сделать. Но когда они зашли, и в руках у Карпука я увидел шлемофоны, приготовленные Чудиновым на продажу, а сверху лежал мой шлемофон – шлемофон командира батареи: единственный шлемак с коричневым мехом. Когда мне стало понятно, что он обворовал не только чужие БРДМы, но и свой, когда он подошёл к моему столу с нагловатой улыбкой, типа: а что тут такого – Всё нормально. Спокойствие мгновенно улетучилось и я с бешенством ударил его по лицу, заваливая на пол. Продолжал его бить и там: молча и беспощадно. Молча терпел мои удары и Чудинов, только кряхтел от наиболее сильных ударов, закрывая руками лицо, а в вагоне стояла мёртвая тишина: все затаились и попрятались на своих местах. Закончив бить, рывком поднял водителя с пола и злобно прошипел ему в лицо.