Мариам Ибрагимова
Полковник Яковлев. Ученый на старте
Благотворительный фонд имени Мариам Ибрагимовой
Собрание сочинений в пятнадцати томах
Том 8
Полковник Яковлев
Повесть о войне
Учёный на старте
Повесть о Фридрихе Цандере
Суфийские образы и мотивы в творчестве Мариам Ибрагимовой
Научное исследование Хизри Ильясова
Авторский проект Рустама ИБРАГИМОВА
Полковник Яковлев
Повесть о войне
1
Я не знал, что человек может вынести столько страданий…
Май 1941-го… Ранним весенним утром на станции Тихорецкая старший лейтенант Яковлев прогуливался у вокзала в ожидании поезда. Недалеко от станции в небольшом скверике раскинули свои шатры цыгане. Николай любил смуглолицых кочевников, а особенно их ребятишек. Он подошёл близко к ограде сада и рассматривал молодое цыганское племя, озорные личики ребятни с кудрявыми головками, убелёнными пухом и перьями, которые то и дело высовывались из-под подушек и строили рожицы любопытному военному.
Когда солнце поднялось, капитан Яковлев вернулся на вокзал и занял одну из скамеек, стоявших на перроне. Вдруг из-за угла вокзального здания с шумом вынырнула чумазая, одетая в лохмотья стайка цыган. Словно воробышки рассыпались они по перрону и по залу ожидания в поисках мелкой добычи. Один из них – маленький, худенький, вёрткий, со смеющимися чёрными глазками – пробежал хитрым, пытливым взглядом по пассажирам и остановился на добром лице офицера. Николай Андреевич, ласково глянув на мальчугана, улыбнулся. Окончательно убедившись, что выбор сделан верный, малыш направился к лейтенанту, стал цыганить:
– Дай копейку, дяденька.
Яковлев извлёк из кошелька двугривенный и, бросив в смуглую ладошку спросил:
– Как зовут?
– Зозуля, Захар, – залпом выпалил мальчуган.
– Захар, значит, – задумчиво протянул Николай и погладил мальчика по кудрявой голове.
Цыганёнок, окончательно осмелев, нагнулся к уху Яковлева и прошептал:
– Если дашь ещё копейку, станцую и спою.
Яковлев потянулся к кошельку и снова опустил двугривенный в его ладонь. И тут начался настоящий цыганский концерт. Черномазый артист вьюном завертелся под задорный мотив собственного аккомпанемента, выбивая мелкую каблучную дробь искромётного цыганского танца. Его ловкие руки виртуозно скользили по груди, животу, бёдрам и вдруг ударили по асфальту перрона. Войдя в азарт, он ловко откинул одну, затем другую ногу, сбросил огромные неуклюжие женские туфли и, облегчённо вздохнув, пошёл вприсядку. Собралась толпа пассажиров, люди благодарно хлопали в такт танца, весело подбадривали. На цыганёнка офицер смотрел восторженно, ловя каждое слово песни, слетавшей с его губ. От души сплясав, шумно дыша, Захар устало остановился перед щедрым зрителем и возбуждённо спросил:
– А хошь, задаром покажу тебе, как идут наши поезда в Германию?
– Ну что ж, покажи, коли есть на то желание.
Цыганёнок на шаг отошёл в сторонку, насупив брови, надув губы, медленно, тяжело передвигая ногами, работая руками, запыхтел, как паровоз, и глухо протрубил:
– Хлеб! Сало! Яйки! Сахар! – А потом заулыбался, повернул лицо к Яковлеву и открыто спросил: – А показать, как из Германии обратно идут поезда?
Яковлев молча кивнул, и цыганёнок мелко-мелко засеменил шажками, повторяя:
– Винтики! Болтики! Винтики!.. Болтики!.. Ту-у-у…
Яковлев не сводил с юного артиста глаз.
– Ну а теперь я снова спою, – сказал Захар, обратившись к своему главному зрителю, поглядывая на его карман, куда старший лейтенант опустил кошелёк.
– Ну и бесёнок! Хитрый! – воскликнул парень, сидевший на другом конце скамьи.
Артист оставил реплику без внимания, снова пустился в пляс. Только теперь поднял тонкую, в заплатках рубашонку, оголяя живот, и, ударяя по нему ручонками, затянул:
– Пузо голо, кишки грають, пятилетку выполняют.
Хмурая украинка, сидевшая рядом на скамье, не выпуская из рук узлы, вдруг тряхнула головой и зло крикнула:
– А ну, геть витцеля от греха подальше, бисова дитына! – И, оторвав руку от узла, замахнулась на Захара: – Бачите, що спивае, чертяка!
Цыганёнок показал ей язык, состроил рожицу и растворился в толпе. Яковлев с грустью поглядел вслед сверкнувшим пяткам мальчика, который успел на ходу подхватить сброшенные с ног женские туфли.
Подошёл поезд… Яковлев занял своё место в купе, развернул газету, но читать не стал, продолжая думать о Захарке: цыганёнок позабавил его своим выступлением. Позднее, уже на фронте, не раз вспоминал полковник его частушки. Особенно когда приходилось покупать трофейный хлеб. И хлеб тот, немецкий, ел с удовольствием, не сомневаясь, что ест свой, русский, только испечённый в Германии. Фрицы хранили его в целлофановых пакетах и герметичных контейнерах, которые аккуратно доставлялись в моторизованные немецкие части, осуществляющие план молниеносной войны. Правда, отступая от России, они частенько драпали, бросая технику на ходу, контейнеры с хлебом, запасённые впрок.
Вернувшись в Минск после отпуска на Кавказе, начальник телеграфа Николай Яковлев узнал о своём повышении в должности – назначении инспектором отдела войск связи Западного Особого военного округа и присвоении звания капитана. Николай Андреевич был обрадован, ибо, как говорится, нет солдата, который не мечтал бы о жезле маршала…
Яковлев – кадровый офицер-связист – с первых дней службы успел уяснить главное: связь – важнейшее средство управления войсками, без неё невозможно достигнуть оперативного руководства боевыми действиями всех родов войск. И от того, в каком состоянии связь, зависит эффективность применения различных военных сил и средств, а в результате – успех боя. Он также понимал, что модернизированная военная техника должна получить и современную систему связи, обладающей высокой мобильностью, позволяющей бесперебойно руководить войсками при быстрых передвижениях, несмотря на частые перемещения пунктов управления.
Молодой, энергичный, полный сил Яковлев сразу же приступил к составлению оперативного плана. Дело знал, работать умел и никогда не ограничивался только кругом своих обязанностей и полученных в академии знаний.
Начиная с 1930 года международная обстановка осложнилась, хотя открыто о военной угрозе с Запада вслух не говорили, и никто не мог предположить, что война вспыхнет так скоро. Но её неизбежность была очевидна. Капитан Яковлев понял, какая огромная и сложная задача стоит перед его войсками связи. Требовалась реконструкция всей системы связи в областях, вошедших в состав Советского Союза в 1939–1940 годах, территорий, расположенных между старой государственной границей и новой, отодвинутой на сотни километров к западу. В новых приграничных районах проводные средства связи были мало приспособлены для оперативного командования. Телеграфная и телефонная сеть в подведомственном военном округе была никудышной. Это выяснилось сразу после освободительных действий советских войск в Западной Белоруссии. В рапортах и донесениях, с которыми Яковлев знакомился ежедневно, говорилось о неудовлетворительном техническом состоянии линий связи: плохая трассировка, ветхие провода и столбы, ненадёжные установки телеграфных опор.
Связь в приграничных городах обеспечивалась примитивно – по проводам, подвешенным через деревянные стойки, установленные на крышах. Телеграфисты пользовались устаревшими аппаратами «Юза» и «Морзе» австрийского производства. Магистральные линии связи к государственной границе СССР шли из одного центра – Варшавы. В Москве понимали, что это обстоятельство может стать серьёзной помехой в управлении войсками. Штабам требовалась новая сеть проводной связи. И эту задачу призваны были решить войска связи. В приграничных районах они уже возвели новые объекты связи, часть ввели в эксплуатацию. Вводились в действие и мощные радиостанции.
К началу войны всеми неотложными вопросами военного строительства ведал Отдел связи управления Красной армии, оперативным управлением – Генштаб и Наркомат связи. В приграничных областях развернулись работы по установлению сетей проводной связи для штаба округа и штабов, дислоцированных на всю приграничную длину. Ещё до объявления войны фашисты начали вероломные нападения с воздуха, уничтожая не только военные объекты, но и железные и шоссейные дороги, узлы, линии и прочие средства связи.
Белорусский военный округ – главные ворота страны: 300 километров вглубь, 450 вдоль границы. На её защите стояли три общевойсковые армии, десятки дивизий и корпусов, прочих войсковых соединений специального назначения.
20 июня Яковлев в штабе округа встретил майора Медведева. Они были знакомы со времени учёбы в академии. Позже приятель из Ленинграда переехал в Москву и служил при Генштабе. На ходу осведомившись о делах и самочувствии, условились встретиться вечером на квартире Яковлева.
Николай Андреевич занимал небольшую комнатку в доме, расположенном недалеко от военного городка. До прихода Степана Ивановича капитан купил бутылку «Столичной», закуску, накрыл стол. Майор Медведев не заставил себя долго ждать. В домашней обстановке капитан и майор сразу перешли на «ты» и обращались друг к другу по имени.
Во время застолья, рассказав друг другу о себе, о родных и близких, они перешли к теме службы. Николай похвалился своим повышением в должности, сообщил между прочим, что рано утром выезжает с помощником телеграфистом на мотоцикле в Берёзово на проверку одного из летних лагерей. Там в лесу сооружается запасной объект проводной связи. Хозяин предложил московскому гостю воспользоваться его комнатой на время отъезда. Майор с грустной улыбкой поблагодарил товарища и заметил, что он здесь ненадолго, не задержится в Минске. Настроение у капитана от хмельного стало заметно приподнятым, а вот в глазах гостя оставалась лёгкая печаль.
– Ты, друг мой, что-то не в настроении, не сердечные ли дела одолевают? – шутя, спросил Николай.
– Нет, я не отношусь к разряду мужчин, которые из-за сердечных дел вешают нос, – ответил майор.
– Тогда отчего такой подавленный? Не узнаю тебя, – не унимался Яковлев.
– Ничего особенного, мнительным, наверное, стал в последнее время, тревога вселилась в душу.
– Отчего бы это? На службе, говорят, у тебя всё удачно, дома полный порядок. А нервишки, я вижу, сдают… Рановато, брат мой, рановато! – Помолчав немного, Яковлев весело добавил: – Ты, брат, с меня пример бери: никогда не унываю, в сердце бушует весна, даже в зимнюю стужу, в любви порядок, даже если кто и нанесёт обиду. Знаешь, кто научил меня не унывать?
Майор внимательно посмотрел на капитана.
– Бабушка, ещё в далёком детстве. Младшим был в семье, озорным, за это старшие частенько наказывали меня, я плакал от бессилия и гнева. Бабушка утешала: «Ты, унучек, не гневайся и слёзки не лей, не давай волю злому духу, сдерживай его унутри…» «Бабушка, какому духу? У чьём «нутри»?» – с досадой спрашивал я. А она спокойно поясняла: «У каждом человеке самим Богом посажено два духа – добрый и злой. Промеж собой единоборствуют. Если побеждает злой – человек творит плохие дела, если верх берёт добрый – становится добрым, ласковым. Боженька таких любит». «Бабушка, а что надо делать, чтобы мой добрый дух победил?» – не унимался я. Она отвечала: «А ты сам помогай доброму духу, вдвоём-то легче одолеть одного». – «Как же помочь доброму духу?» – «А как почувствуешь, что зло тебя донимает, ты и скажи себе: не буду злиться, не буду озорничать, а то принесу неприятности маме, папе, бабушке… Лучше дружить с братом, с сестрёнкой, не таскать кота за хвост, не садиться верхом на собаку, не нырять в чужой огород. Вот тогда добрый дух с твоей помощью и начнёт одолевать злого. Тот прижухнет и подчинится твоей воле, а значит, и воле доброго духа, и вырастешь ты хорошим человеком».
– Да, в бабушкином, хоть и наивном, нравоучении всё же есть глубокий смысл, – задумчиво сказал майор.
– Ещё какой! – воскликнул хозяин. – Я хоть и убеждённый атеист, но в суровые минуты жизни вспоминаю бабушкину науку и легко подавляю в себе неприятные чувства.
– Всё это хорошо, но бывает, на душе такое творится, что трудно подавить этот самый злой дух, – тихо заметил майор.
Яковлев замолк.
– Ты когда-нибудь задумываешься о войне? – вдруг оживился майор.
– А как же, о войне только и говорим, готовимся к ней, даже поём: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути», – весело протянул Яковлев.
– Да, готовимся… Поём… А по-настоящему мало кто из нас знает, что такое война.
– Откуда знать, – согласился с приятелем Николай. – Необстрелянные, пороха не нюхали…
– Твоё детство, Коля, прошло в родном доме, при отце-матери, при бабушке, других близких. Ты не хлебнул из горькой чаши сиротской доли. А у меня Первая империалистическая отняла всё: и дом, и мать с отцом, и родных… Один добрый человек подобрал меня на далёком полустанке – голодного, чумазого, в лохмотьях, больного тифом – и определил в приют. Не знал я ни материнской ласки, ни отцовской заботы. Но был счастлив, когда слышал доброе слово от воспитателей. И человеком вырос вроде неплохим, надёжным. Живу с любимой женой, растим двоих мальчишек, за судьбу которых переживаю.
– Зачем же так терзать себя, если в личной жизни всё удачно сложилось? – перебил гостя хозяин.
– И всё-таки переживаю…
– Но почему, скажи?
– Войны боюсь… Боюсь не за себя – за детей. Кто испытал сиротство, знает, что это такое, когда в городе видишь, как нежно, с какой заботой любящие мамы и папы ведут за руку своих счастливчиков… Это испытание для маленького, беспомощного существа, для сотен детей-изгоев и даже для подростков.
– Что-то ты расчувствовался, давай по стопочке выпьем, может, отойдёшь. И зачем так переживать? Война если и грянет, то не скоро, к тому времени и дети твои подрастут, – подбодрил майора Николай, наполняя походные стаканчики водкой.
– Не скоро, говоришь? На заставах участились поимки нарушителей в ночное время. Люди в гражданской и военной форме выдают себя за советских пограничников или за горожан, а то и за деревенских, якобы случайно заблудших. Нет, друг мой, война уже у порога, – тяжело вздохнул майор и залпом выпил стопку.
Слова его неожиданно подействовали на капитана. Зажав руками склонённую голову, Яковлев задумался. В комнате воцарилась тишина.
– В воздухе пахнет грозой, – продолжал майор. – Глядя на вас, живущих в двух шагах от границы, поражаюсь, что никто тут не чувствует опасности. Ты даже не спросил у меня, зачем я в этих краях, – заметил майор.
– Да, не поинтересовался, – кивнул Яковлев и добавил: – Мы люди военные, спрашивать не положено.
– Собственно, из этого никто тайны не делает. Под Смоленском мне довелось возводить долговременные сооружения, построили узел проводной и радиосвязи. Наше командование второй год озабочено действиями немцев. Не случайно мы стали укреплять заставы – роем окопы, рубим лес, устраиваем завалы и противотанковые надолбы. За последнее время немецкая разведывательная авиация обнаглела до того, что из приграничной зоны стала залетать в глубь страны. Одного из таких «ястребков» в начале июня подбили зенитчики. Для расследования дела меня и командировал Генштаб.
– Может быть, лётчик сбился с курса, и такое случается… – Яковлев пожал плечами.
– Что-то слишком часто сбиваются…Тебе, думаю, неизвестно, что крылатые крестоносцы днём и ночью парят на всём протяжении наших западных границ? – продолжал майор Медведев.
– Я вижу, вы – генштабисты – паникёры, – шутя заметил Яковлев и, подумав немного, с уверенностью сказал: – Война неизбежна. В прошлом году вопрос безопасности страны стоял много острее, правительство вынуждено было отодвинуть границы подальше на запад, присоединив некоторые области Украины и Белоруссии к своей территории. Мы установили советскую власть в Прибалтике. Наша армия уже другая, попробовала свои силы на японских захватчиках и в финской кампании.