Вдохновлённый Муса ещё не закончил читать, как Фатых Сагитов недовольно сдвинул брови и забрюзжал:
– Ну, и где тут новая жизнь, новые высоты? Где, как говорится, искорки будущих грандиозных успехов? А? Какой-то заводской гудок… станок… завтрак-обед… И чего ты привязался к этому гудку? Гудок-мудок… Анахронизм какой-то… Хи-хи…
Ахметсафа поспешил защитить своего друга от несправедливых нападок.
– По-моему, гудок как некий символ здесь очень удачно использован. Гудок, действительно, может рассказать о многом. Это – и рабочий ритм завода, и память о прошлом, и день сегодняшний, и призыв к будущему. Гудок – это труд, символ бурлящей жизни. Вспомните, что ещё недавно завод был разрушен, а теперь работает в полную силу. Муса правильно говорит, звук заводского гудка сегодня – это как ритм сердца всей страны, как призыв к вере и надежде.
Муса положил руку на плечо друга и сказал усталым голосом:
– Спасибо, друг. Именно так я и думал, сочиняя эти строки. С пуском в строй заводов и фабрик наладится и жизнь простого народа, я верю в это…
Карим, как всегда, молча впитывал в себя все эти разговоры, а потом при встрече с Айшой передал ей только те слова Мусы, которые касались его возлюбленной.
– Твой Муса сказал: «Мне сейчас не до Айши». Так что напрасно надеешься – Муса теперь загордился! Ему не нужны глупые деревенские девицы, он засматривается на заводских девчат, на русских барышень. У него одно на языке: «Орлес» да «Орлес». Будто свет клином сошёлся на этом заводе… Даже поэму начинал писать, с чего бы?..
После этого, естественно, последовал «разрыв отношений», и Мусе пришлось приложить немало усилий, чтобы с трудом восстановить почти утраченное доверие Айши. Вовремя помог и Ахметсафа, сумевший убедить Айшу, что злополучные слова Мусы не имели никакого отношения к его чувствам к ней, а были сказаны в горячке вдохновения. Айша, наконец, смилостивилась и даже шутливо погрозила Ахметсафе пальчиком:
– То же мне, утешитель нашёлся… Устроитель сердечных дел… О себе подумай, джигит! У тебя же твёрдый характер. Вроде, как камень. Будь напористым. Иначе тебе не видать Загиды.
– Но Загида влюблена в Такташа! – не удержался от восклицания Ахметсафа. – Кроме него, она никого не видит и видеть не хочет!
Он быстро взял себя в руки, хотя сердце по-прежнему прыгало в груди, а в глазах поплыли какие-то разноцветные круги. Покрашенный жёлтой краской коридорный пол вдруг замерцал сначала бледно-голубыми, а потом почти фиолетовыми бликами. Голова слегка кружилась от волнения, но Ахметсафа всё-таки закончил мысль:
– Девичья душа для нас неведома… В какой дастан ни загляни, везде наткнёшься на этот извечный любовный узел, который никогда и никому не развязать. Не я первый, не я последний…
…Весёлое настроение, царившее в начале путешествия, постепенно сменилось задумчивостью, рассудительностью. Разговор зашёл об организации в Каргалах молодёжного вечера, но Ахметсафа лишь внешне, как-то машинально поддерживал беседу, будучи не в силах освободиться от своих мыслей и воспоминаний.
А думы его по-прежнему занимала Загида. Ему казалось, что даже небесное светило загорается исключительно от благосклонного взгляда Загиды, а санный след приобретает каштановый оттенок не от заблестевшей на весеннем солнце влаги, а от свечения роскошных кос любимой. Эх, жизнь!.. Как понять девичью душу? Каждый день он встречается с той, ради которой готов броситься в огонь и воду, млеет от её улыбок и смеха, выразительных взглядов и дружеских слов, но никак не может открыть двери замкнутой девичьей души: вход туда для него, увы, заказан…
Конец ознакомительного фрагмента.