Они находились в Ла-Вёре, прелестном дворце с башенками, который окружал огромный охотничий парк с озером, наслаждались летним солнцем и вышивали свадебное платье для Этьенетты, когда их постиг удар.
Несколько недель Анна слышала толки о размолвке, произошедшей между королем Генрихом и его союзниками – императором и королем Фердинандом. Она придала этому мало значения, гораздо больше ее интересовала подгонка своего гардероба по последней французской моде, обсуждение искусства любви со своей госпожой, изучение новых танцев и оттачивание французского, на котором она теперь изъяснялась почти бегло.
До нее не доходил смысл этих разговоров, пока не были остановлены приготовления к свадьбе эрцгерцога. Анна сообразила, что не все идет ладно, когда Изабо спросила регентшу, будет ли у эрцгерцога и его супруги отдельный двор.
– Принцесса сюда вообще не приедет, – ответила Маргарита Австрийская, и ее обычно радостное лицо вдруг помрачнело. – Король Генрих расторг помолвку.
Две дюжины игл зависли в воздухе, пока придворные дамы и filles d’honneur изумленно переглядывались.
– Очевидно, его милость король Английский считает, что союзники не были верны ему и совершили предательство, заключив мир с французами. Он собирается подписать договор с королем Людовиком.
Анна возобновила шитье. Вряд ли Маргарита станет думать о ней плохо только из-за того, что она подданная короля, который внезапно превратился в недруга ее отца-императора.
К счастью, регентша продолжала относиться к Анне с той же привязанностью и добротой, какие всегда выказывала прежде. Несмотря на разницу в положении и возрасте, они подружились, и эту дружбу Анна ценила почти превыше всего.
Но настал день, когда госпожа послала за Анной, чтобы та присоединилась к ней в маленькой галерее с видом на озеро. Маргарита держала в руке письмо.
– Мадемуазель Анна, я получила известие от вашего отца. Он прислал двоих джентльменов, которые сопроводят вас домой, в Англию.
Домой? В Англию? Этого не может быть!
– Нет, мадам! – в ужасе воскликнула Анна.
Регентша, конечно же, могла заставить отца понять, что место его дочери здесь, при ее дворе. Но Маргарита уже поднимала руку, чтобы заставить свою фрейлину замолчать.
– Дайте мне закончить, – мягко укорила она. – Отец нашел для вас новое место. Принцесса Мария выходит замуж за короля Людовика. Да, вижу, вы шокированы так же, как и я. Еще одну молодую девушку отдают за старика. Увы, но так устроен мир, la petit Болейн! В качестве компенсации за причиненную неприятность восхитительная Мария станет королевой Франции. Вы и ваша сестра будете служить ей. Она попросила прислать вас обеих, и, конечно, ваш отец не мог ей отказать. Что же касается меня, то мне будет очень жаль расставаться с вами. Ваш французский теперь совершенен, и вы приобрели определенный лоск. Отец будет доволен вами, я это знаю. За тем он вас сюда и прислал. Теперь он желает только одного, чтобы вы, когда окажетесь при французском дворе, вели себя достойно, и я не сомневаюсь, вы прекрасно с этим справитесь.
Осознать предстоящие перемены было трудно. В первый момент Анна с горечью думала только о том, что ей придется покинуть этот блестящий двор и любимую госпожу. О принцессе Марии она ничего не знала и ехать во Францию не хотела.
Регентша с сочувствием смотрела на Анну:
– Мне приходилось покидать родину трижды. Меня отправляли во Францию, в Испанию, а потом в Савойю. Французский двор восхитителен. Он славится искусством и культурой. Вам там понравится, я гарантирую. Для вас это прекрасная возможность: ведь вы окажетесь на службе у королевы Франции. Не относитесь к этому с пренебрежением. Кто знает, может быть, когда-нибудь мы с вами еще встретимся, ma petite.
Теперь в глазах Маргариты стояли слезы; было ясно, что она нарочно храбрилась, хотела вселить в Анну бодрость, чтобы та собралась с духом и сделала то, чего от нее требовали.
– Итак, я напишу вашему отцу, – быстро продолжила регентша, – и сообщу, что его требование будет исполнено. А теперь идите собираться. Вы тоже можете написать сэру Томасу о том, как вы рады, что судьба оказалась столь благосклонной к вам.
Шаркая ногами, Анна поплелась в спальню. На пути все напоминало ей о том, что скоро она покинет любимые уголки этого прекрасного дворца и больше не будет любоваться знакомыми пейзажами. Но хуже всего разлука с регентшей. От злости на отца Анне хотелось заплакать. Она не верила, что принцесса Мария интересовалась ею. С какой стати звать к себе человека, которого она ни разу не видела? Нет, отец наверняка похвастался своей дочерью и ее сестрой Марией, хотя одному Небу известно зачем; и принцесса решила назначить их своими фрейлинами.
В спальне, к счастью, было пусто, Анна бросилась лицом вниз на кровать и дала волю слезам. Позже, наплакавшись всласть и умыв лицо, она, скрипя зубами, написала отцу. Трудно было сохранять любезность, когда он разрушал ее жизнь. Думать она могла только о неизбежном расставании с регентшей. Нелегко будет удержаться от слез и вести себя с достоинством, как того требовали приличия.
Но когда пришло время отъезда, Маргарита Австрийская плакала и никак не могла выпустить Анну из объятий.
Глава 3. 1515 год
В начале января Анна наконец-то прибыла в Париж. Произошло это на неделю позже, чем планировалось. Отсрочка была досадной неприятностью. Анна вернулась в Хивер – дорога была тяжелой – и обнаружила, к своему неудовольствию, что Мария уже давно уехала ко двору. Однако появление младшей Болейн дома было необходимо: ее расцветающая фигура перестала вмещаться в роскошные придворные платья, и мать решила, что какие-то из них требуется перешить, а какие-то – заменить. Леди Элизабет вызвала портного и усадила за работу миссис Орчард, чтобы поскорее обеспечить дочь подходящими для служения королеве Франции нарядами.
Подготовка нового гардероба задержала Анну на месяц, потом началась плохая погода; постоянно штормило, что делало невозможным пересечение Английского канала. Пришлось остаться в Хивере на все Рождество. Анна скучала по Бургундии, сердилась из-за того, что сестра развлекается при французском дворе; ее отправили из дома вовремя, и Мария успела поприсутствовать на церемонии брака по доверенности Марии в Гринвиче, ее свадьбе с Людовиком в Абвиле и стать свидетельницей триумфального въезда в Париж новой королевы Франции.
Еще Анна скучала по Джорджу. Ни с ним, ни с отцом в Хивере она так и не встретилась. Сэр Томас забрал Джорджа ко двору для участия в свадебных торжествах в надежде, что король сделает мальчика одним из своих пажей. И хотя старшие братья Анны приехали на праздники домой из Пенсхерста и Оксфорда, они обитали в мирах, слишком далеких от мира сестры, чтобы дать ей хоть какое-то утешение.
Утром в День святого Стефана, отдернув занавески на окнах, Анна с огромным облегчением увидела, что ветер стих. Теперь осталось только упаковать вещи и отправиться в путь.
Сопровождать сестру велели ее брату Хэлу с двумя конюшими из Хивера, которые должны были отвечать за повозку с багажом.
И вот наконец она в Париже, в этом прекрасном городе, который, казалось, таил в себе неисчерпаемые возможности. Анна с Хэлом и проводником, которого они наняли довезти их до места, ехали по левому берегу Сены. Перед ними был остров Сите, где они увидели дворец с множеством башенок, устремленную ввысь часовню Сент-Шапель и мощные башни собора Нотр-Дам с окрашенными в разные цвета каменными стенами. Звонили огромные колокола, звук разносился по городу, и его подхватывали колокола других церквей.
– Кто-то важный умер, – с мрачным видом заметил Хэл и сдвинул брови.
Париж простирался далеко за пределы своих каменных стен, но когда они въехали в Старый город, Анна ощутила удар по всем органам чувств, потому что там было людно, суетно, шумно и ужасно воняло. Она сморщила нос и попыталась дышать ртом, пока они с трудом прокладывали себе путь по улицам, кишевшим народом, который, казалось, был в приподнятом настроении. На перекрестке путники заметили процессию священников в черных сутанах.
– Что-то явно происходит, – заявил Хэл.
Впереди показались башни Лувра, королевского дворца, но не он был местом назначения. На подъезде к Парижу они получили указание следовать на юг, в замок Турнель, где должен был находиться двор. Анне не терпелось оказаться там. Но когда они прибыли, величественное здание предстало перед ними как будто покинутым, все ставни были закрыты.
Хэл подъехал к привратнику, который без дела слонялся у караульни при воротах.
– Двор здесь? – спросил старший брат Анны.
– Вы разве не слышали? – откликнулся привратник. – Король умер. Двор уехал отсюда.
Новость поразила Анну. На лице Хэла отразилось смятение.
– А где королева? – спросил он.
– Отправилась в уединение в замок Клюни, это там, за рекой. – Привратник показал направление рукой и отвернулся.
– Мне очень жаль, сестренка, – сочувственно проговорил Хэл, оборачиваясь к Анне.
У нее скрутило живот.
– Молюсь, чтобы меня не отправили домой. Вдовой королеве тоже нужны помощницы. Удивляюсь, что могло случиться с королем Людовиком?
– Мария, несомненно, нам расскажет, – ответил брат, и Анне вдруг ужасно захотелось увидеться с сестрой.
Клюни оказался небольшим средневековым дворцом с модным, классическим для таких зданий декором. Гостей чинно проводили в приемный зал, как будто они прибыли в очень религиозный дом. Впрочем, здесь действительно царила атмосфера благочестия и стояла тишина. Мертвая тишина. Кипучая уличная жизнь, казалось, осталась в каком-то другом мире.
Вошла молодая женщина. Анне потребовалась пара мгновений, чтобы узнать свою сестру Марию, красота которой расцвела за те девятнадцать месяцев, что они не виделись. Лицо в форме идеального овала, губы напоминали розовый бутон. Черное платье из дамаста и капор, формой походивший на нимб, очень шли к нежному цвету ее кожи и темным волосам.
Мария протянула вперед руки.
– Слава Богу, ты здесь! – воскликнула она, когда Хэл ее обнял, потом повернулась к Анне и поцеловала ее на французский манер в обе щеки. – Сестрица, как ты выросла! Превратилась в настоящую леди. Ох, не могу выразить, какое для меня облегчение – видеть вас обоих. Только, Хэл, ты не можешь оставаться здесь долго: сейчас это дом женщин. Ни один мужчина не может приближаться к ее величеству. – Мария состроила скорбную мину. – Королева должна оставаться в уединении сорок дней, пока не станет ясно, что она не enceinte[10] ребенком короля. Это подняло бы здесь милейший переполох, уверяю вас.
– Скажи, что случилось? – спросил Хэл.
– Король умер в Новый год. Говорят, ее величество извела его, заставляя выделывать всякие чудеса в постели, но это неправда. Он был болен, и она о нем очень заботилась. Правда состоит в том, что он не слушался докторов и ел пищу, которая была нежелательна для его подагры. Это вызвало приступ рвоты, который его и убил. Когда об этом доложили королеве Марии, она упала в обморок. Мы все бросились к ней, чтобы привести в чувство и утешить. Она была просто убита горем.
– Так она ждет ребенка? – уточнил Хэл, который унаследовал отцовский интерес к вопросам династического родства.
– Пока еще судить рано, но я думаю, нет.
– Тогда королем станет кузен Людовика дофин Франциск.
– Он уже ведет себя как король, – заметила Мария.
– Теперь я понимаю, почему известие о беременности королевы Марии произвело бы переполох, – заметила Анна.
Мария опустилась на стул:
– Все гораздо сложнее. Дофин получил щелчок по носу, когда король Людовик женился на нашей принцессе, после этого его шансы получить корону стали иллюзорными. Он даже посылал соглядатаев к королевскому брачному ложу, чтобы выведать, способен ли Людовик зачинать детей. Но потом – понимаете, это человек, у которого все мысли вертятся вокруг гульфика, – Франциск начал проявлять неприкрытый интерес к королеве Марии, не заботясь о возможной реакции короля Людовика. Она никак не поощряла его ухаживания. Королева ему не доверяет и не испытывает к нему ни малейшей симпатии, но вы бы слышали, какие поползли слухи. Говорили, что матушка Франциска, мадам Луиза, высказала ему все, что думает. Она так же амбициозна, как и он, и намеревается влиять на управление Францией, будучи матерью короля.
– Кажется, он настоящий дьявол! – воскликнула Анна.
– Так и есть. Если он услышит, что ты побывал здесь, Хэл, то использует это в своих целях. Ты должен уйти. Мы не смеем компрометировать королеву.
Хэл поднялся:
– Тогда я покидаю вас, милые сестрицы. Мне надо вернуться домой к началу семестра Хилари[11], хотя я надеялся провести с вами некоторое время.
Девушки попрощались с братом. Когда Хэл ушел искать своего коня, Мария повела Анну к королеве Марии.
– Предупреждаю, тут сейчас очень мрачно, – сказала она. – Но я не покину эту несчастную леди. Слава Богу, ей позволили оставить при себе своих английских слуг, или, скорее, тех из них, кого не отправили домой после ее приезда во Францию.
Анна загрустила. Как ей хотелось вернуться ко двору регентши! Покидать его ради переезда к французскому двору уже было достаточно неприятно, но оказаться в доме, где соблюдают траур, – это во сто крат хуже.
– Мое платье! – глянув на свои юбки, вдруг воскликнула Анна. Для представления королеве она надела платье из винно-красного дамаста. – Оно не годится.
– Ты можешь переодеться позже, – успокоила Мария. – Я полагаю, у тебя есть черное.
Сестра провела Анну через прихожую, открыла дверь и отодвинула в сторону тяжелый занавес. И хотя на улице был разгар дня, в комнате царил полумрак. Освещали ее только мерцающие свечи. Когда глаза Анны привыкли к темноте, она увидела, что окна закрыты плотными, не пропускающими света шторами, а стены и огромная кровать, которая занимала бóльшую часть комнаты, затянуты черной тканью. Ощущение было такое, словно находишься в могиле.
На постели лежала призрачная, бледная фигура, облаченная в просторные одежды, белый монашеский траурный плат и такого же цвета шапочку, а вокруг сидели одетые в черное фрейлины и одна дама постарше в очень красивом платье, видимо dame d’honneur, приставленная надзирать за девушками. Дама-призрак, лежавшая на постели, наблюдала, как Анна опустилась в глубоком реверансе.
Королева Мария приподнялась на одном локте, рассматривая свою новую фрейлину. Черты лица у вдовствующей правительницы Франции были утонченные, глаза зеленые, губы пухлые и чистая кожа, как у ее брата, короля Генриха; из-под головного убора выбился завиток огненно-рыжих волос. Она выглядела младше своих восемнадцати лет. Королева протянула для поцелуя тонкую, почти как у ребенка, руку.
– Вы, должно быть, госпожа Анна Болейн, – сказала она по-английски. – Вижу семейное сходство. – Королева улыбнулась. – Добро пожаловать. Сожалею, что вынуждена принимать вас в такой печальной обстановке.
– Сожалею о вашей трагической утрате, ваше величество, – ответила Анна.
Королева улыбнулась:
– Благодарю вас. Мне было достаточно тяжело перенести кончину моего доброго супруга, а тут еще приходится терпеть это сорокадневное заключение. Как вам нравится мой deuil blanc?[12] У французских королев в обычае носить белый траур. Боже правый, я выгляжу как монахиня!
Dame d’honneur смотрела благосклонным взглядом. Очевидно, она не понимала по-английски.
– Вашему величеству не позволено носить что-нибудь другое в приватной обстановке? – спросила Анна.
Мария захихикала:
– Мне нравится ваша дерзость, госпожа Анна! Но я не смею, тем более что за каждым моим шагом тайно следит мадам Луиза. И это выглядело бы неуважением по отношению к моему почившему супругу. – На мгновение королева приняла такой вид, будто вот-вот расплачется. – Король Людовик был очень добр ко мне. Я скучаю по нему. – Тут лицо Марии прояснилось. – Вы будете довольны, ведь здесь находится ваша сестра.