– Попался, плутишка! Не успел приехать и опять куда-то хочешь удрать, а про верного друга, сестренку, и думать забыл.
– Забыть я не забыл, сестрица, а уж очень хотелось поскорее взглянуть на родные места… Поверишь ли, почти всю ночь проворочался с боку на бок – никак утра дождаться не мог, а как рассвело, сейчас же на конюшню к своей Джальди: дай, думаю, прокачусь немного до завтрака.
– Не оправдывайтесь, сударь, все равно не поверю. Извольте-ка в наказание оседлать мою Нилу и поскачем вместе.
– Слушаюсь! – засмеялся Андре и крепко поцеловал сестру в обе щечки.
Мигом оседлав лошадей, молодые люди сели на них и пустились вскачь. Яркие лучи восходящего солнца золотили верхушки высоких пальм, но под густыми ветвями деревьев еще царил полумрак. Кругом далеко раскинулась необозримая равнина с прекрасно возделанными полями и зеленеющими пастбищами. Поля с пшеницей и ячменем такими высокими, что в них свободно мог скрыться всадник с лошадью, чередовались с полями, засеянными индиго с красивыми золотистыми султанами, разноцветными маками и сахарным тростником. Их окаймляли рощи из фиговых, лимонных, апельсинных и других деревьев.
Андре вдыхал полной грудью живительный воздух родных полей и лесов и не уставал любоваться красотой ландшафта.
– Не понимаю, чем ты так восхищаешься? – недоумевала Берта.
– Тебя, Берта, все эти красоты природы не трогают, потому что ты здесь родилась, выросла и привыкла к ним.
– Думаю, наша Франция не менее прекрасна, – с легким вздохом промолвила девушка.
– Что и говорить, нет лучше и богаче в Европе страны, чем наша Франция. Если бы здесь умели так хорошо обрабатывать землю, как у нас во Франции, Индия смело могла бы прокормить миллиарды людей, а не двести или триста миллионов как теперь. Здесь, в Индии, на каждом шагу поражают грандиозность и величие природы; Альпы со своими снежными вершинами жалкие пигмеи в сравнении с Гималаями; Сена, Гаронна, Луара и Рейн, самые многоводные французские реки, вместе взятые, не могут сравниться с одним Гангом. В Индии под благодатным солнцем круглый год все зеленеет, а в Европе свинцовые тучи частенько закрывают солнце, дожди льют в лучшее время года, а как наступит зима – вся жизнь сразу замирает. Только изредка, и то ненадолго, показывается бледное тусклое солнце, деревья обнажаются, нет ни цветов, ни плодов, земля покрывается снегом; скованные льдом реки останавливаются. Все боятся высунуть нос из дома, а если и выходят, то не иначе как в теплых одеждах и все-таки частенько простуживаются.
– Брр! От одних твоих слов холод пробегает по спине! – воскликнула Берта.
– Правда, благодаря успехам цивилизации люди сумели и там приспособиться к переменам климата, – продолжал Андре. – И французы не только не считают себя несчастными, как ты думаешь, но вполне довольны своей судьбой. Нужда развила в них изобретательность и приучила к упорному труду. Избалованный благодатным климатом индус очень ограничен в своих потребностях: одеяние его состоит из куска материи вокруг бедер и легкой чалмы на голове; пища – из горсти-другой плодов, а жилищем служит шалаш из листьев. Иначе сложилась жизнь во Франции: там не обойдешься без теплой одежды, сытной пищи и хорошего дома, ведь в нем приходится проводить большую часть жизни. Во Франции нельзя сидеть сложа руки, там вечная борьба за существование. Неустанный труд, предприимчивость и гений французов создали первую в мире цивилизацию… Ну будет, я, кажется, расфилософствовался не хуже любого профессора, вместо того чтобы попросту восхищаться всею этой благодатью.
Тут послышались звуки флейт и цимбал, и вдали показался князь Битурский со свитой.
– Кто это? – спросил Андре.
– Это наш сосед принц Дунду, – ответила Берта. – Он, верно, был у кого-нибудь в гостях в Каунпоре и теперь возвращается домой.
– Дунду? В Каунпоре? – удивился Андре.
– Ну да в Каунпоре, – повторила Берта. – Не удивляйся, времена переменились. Помнишь, прежде принц чуждался европейцев и бывал только у нас, его ближайших соседей по имению, теперь же Дунду можно встретить частенько в обществе. Вскоре после твоего отъезда в Париж к нам назначили нового командира полка генерала Вейлера. Он пришелся всем по душе – действительно генерал на редкость хороший человек и джентльмен в полном смысле этого слова. Даже дикарь Дунду забыл свою неприязнь к чужестранцам, первый нанес ему визит и теперь частенько у него бывает… Да вот и он сам.
Как раз в эту минуту блестящая кавалькада, обогнув пальмовую рощицу, поравнялась с молодыми людьми. Музыка и веселые голоса разом смолкли. Принц приказал корнаку остановиться и приветливо сказал:
– Уже на прогулке? В такую рань? Приветствую в нашей благословенной стране Андре-сагиба, такого же, надеюсь, верного приверженца Пейхвахов в будущем, каким был его великий дед. Рад буду видеть вас у себя в Битуре. Ко мне на этих днях собираются мои друзья-англичане, не навестите ли и вы меня с вашим отцом?
– Отец не преминет воспользоваться вашим приглашением, – ответил Андре. – И мы с сестрой будем рады побывать у вас.
– Итак, до свидания! – сказал князь, любезно раскланиваясь с молодыми людьми, и подал знак корнаку ехать дальше.
Солнце начало уже сильно припекать.
– Пора бы вернуться домой, – заметила Берта, – папа, верно, давно нас ждет.
– А Ганга-то я еще не видел! – воскликнул Андре. – Ганга, нашего поильца и кормильца, как называют его индусы. Поскачем-ка скорее на поклон к всемогущему сыну Шивы, не то он разгневается и лишит нас своего покровительства. Отсюда до берега рукой подать!
Молодые люди пришпорили коней и понеслись вскачь. Вот уже яркой полосой сверкнула на солнце величественная река, как вдруг Джальди на всем скаку шарахнулась в сторону и чуть не выбросила Андре из седла. Андре сдержал лошадь, обернулся назад и не мог понять, что случилось с сестрой, – она остановилась, осадила лошадь назад, а сама сидит бледная как смерть.
– Что с тобой, Берта? – крикнул он. – Давно ли ты такой трусихой стала? Джальди, верно, забыла меня, но это ей даром не пройдет, я хорошенько ее проучу.
– Да что ты не видишь разве? – вскричала Берта, указывая рукой на дорогу.
Тут только Андре заметил лежавшего почти под ногами у лошади старого человека. Он мигом соскочил с лошади, передал сестре повод и подошел к лежащему. С трудом удалось Андре оттащить несчастного с дороги на траву. Осмотрев старика, он убедился, что тот жив, хотя платье его было все в крови, а на ноге зияла огромная рана. Оставив беднягу под присмотром сестры, – она несколько оправилась от испуга и тоже сошла с лошади. Андре побежал к реке, намочил платок и положил его на голову несчастного старика. Почти в тот же миг старик глубоко вздохнул, открыл глаза и с изумлением взглянул на молодых людей.
– Сагибы! – чуть слышным голосом проговорил он.
– Да, сагибы, бедняга, – сказал Андре, – сагибы, которые желают тебе только добра… Скажи, кто тебя так обидел?
– Сегодня, когда я чуть свет переходил через овраг, на меня напал крокодил, – ответил Мали. – Я так ослабел, что не в силах продолжать путь.
– Так давно лежишь на дороге и никто не помог тебе? – удивилась Берта.
– Проезжал тут принц Дунду, да вместо того, чтобы помочь, только посмеялся над моей бедой.
– Какой бессердечный! – воскликнула Берта. – Но успокойся, старик, мы тебя так не оставим. Пойдем с нами, ручаюсь, что отец не откажется приютить тебя.
– Спасибо на добром слове, госпожа, но мне не дойти до вашего дома. Оставьте меня здесь, и если будет ваша милость, пришлите немного поесть. Отдохну денек, а завтра соберусь с силами и как-нибудь доберусь домой.
– Нет, нет, тебе нельзя здесь оставаться, – сказал Андре. – От солнца и пыли рана твоя может загноиться, да и, кроме того, ты так слаб, что и думать нечего идти тебе дальше. Садись-ка на мою Джальди и едем потихоньку к нам.
– Этого я ни за что себе не позволю! – воскликнул Мали. – Знаете ли вы, кто я такой? Я нищий, презренный натх!
– Мне все равно, кто ты такой, – ответил Андре. – Садись на мою лошадь, я так хочу.
Решительный тон, которым были сказаны эти слова, подействовал на старика. Бормоча себе под нос что-то вроде извинения, он с оханьем и стонами встал на ноги и с помощью Андре взобрался на лошадь. Берта вскочила на свою Нилу, Андре взял в руки повод Джальди, и все тронулись в путь.
Трогательно было видеть жалкого нищего старика в обществе этих изящных, красивых молодых людей. Но для того, кто знает нравы Индии, знает, какая глубокая пропасть лежит между людьми разных каст, зрелище было не только умилительное, но и необычайное, – ведь этот старый заклинатель змей принадлежал к самой презренной касте, а молодые люди были сагибы, властители страны.
Можете судить, как велико было изумление многочисленной челяди, когда странная кавалькада въехала во двор усадьбы. Молодые люди не ошиблись – отец их пожалел несчастного старика, приказал поместить его в отдельном домике на ферме и оказать необходимую помощь.
Глава III
Царица змей
Наутро Андре с Бертой первым делом поспешили проведать старика. По дороге им попался врач-индус, возвращавшийся от больного, и рассказал, что рана его неопасна, так как страшные зубы крокодила не повредили костей, и дня через три-четыре Мали, вероятно по всему, совсем поправится.
Обрадованные хорошей вестью, молодые люди поблагодарили врача и поспешили к больному. Только подошли они к полуоткрытой двери, услышали, как старик с кем-то ласково так беседует. Остановились и стали слушать.
– Привет тебе, красавица царица, верная моя подруга, – говорил старик. – Когда в тяжелую минуту все бросили меня на произвол судьбы, ты одна не покинула Мали. Отныне тебя одну только буду любить и баловать. Куплю в Бенаресе тонкую кисейку и сделаю тебе мягкую постельку, украшу свой тумриль кораллами, чтобы веселить взор твоих глаз, таких же прекрасных, как глаза божественной Парвати. А поймаю опять беглянок, заставлю их в торжественные дни, как рабынь, пресмыкаться перед тобой.
«С кем это старик такие нежные речи ведет?» – недоумевали Андре с Бертой, заглянули в домик и остолбенели. На циновке из тростника полулежал старый Мали и нежно глядел на великолепную черную кобру. Она раздула голову, гордо выпрямилась из своих колец и словно завороженная сладкой музыкой похвал медленно покачивалась из стороны в сторону.
Берта с легким криком отскочила от двери.
– А, это вы, мои добрые господа! – обратился Мали к молодым людям. – Пожалуйте, пожалуйте! Простите меня, вашего раба, что не встаю, чтобы приветствовать вас, как должно. От всего сердца благодарю вас за ласку и доброту, да уготовит вам Вишну хорошую обитель в небесном жилище за ваше милосердие.
Заметив, что молодые люди не решаются близко подойти, он сказал:
– Не бойтесь, добрые господа, умная Сапрани знает, кто мне друг, кто враг, и вас-то уж наверное не тронет. Наши недавние приключения порядочно ее напугали, не будь этого, она при вашем появлении и с места не двинулась бы.
– Стало быть, вы это со змеей разговаривали? – спросила Берта. – Предупреждаю вас, что я страшно боюсь этих гадов, и папа велел убивать всех змей у нас в усадьбе.
– Всякие есть змеи на белом свете, – ответил Мали. – Я уверен, что ваш добрый и великодушный отец пощадит мою Сапрани. Да вы и сами, господа, когда присмотритесь к моей дорогой подруге, наверное полюбите ее.
– Ну, навряд ли! – заметил Андре. – Моя сестра ужасная трусиха, и никакие убеждения не заставят ее полюбить змей. За отца же могу поручиться, что он возьмет под свою защиту вашу любимицу Сапрани.
Берта недовольно сморщила губки, услышав отзыв брата о ее храбрости, но ничего не возразила.
– Как ты теперь себя чувствуешь? – обратился Андре к старику. – Доктор нам сказал, что ты скоро поправишься и будешь в состоянии продолжать путь.
– Я очень слаб, – ответил Мали. – Если бы вы разрешили мне пробыть у вас еще несколько деньков…
– Стоит ли говорить об этом, – прервал его Андре, – живи, сколько хочешь, отец позволит.
– От всей души благодарю вас, добрый мой господин. Через денек-другой мне все-таки придется уйти. В эту злосчастную встречу с крокодилом я растерял всех своих змей, кроме Сапрани. Вероятно, они недалеко уползли от оврага, и мне удастся их поймать.
– На что вам эти противные гады? – воскликнула Берта.
– Эти отвратительные гады, госпожа, мои единственные кормильцы. Я их так хорошо выдрессировал, что они слушаются одного звука моего голоса. С ними я перехожу из города в город, из деревни в деревню и даю свои представления. Как только вокруг меня соберется толпа, я ставлю корзины на землю, берусь за тумриль и давай наигрывать. Задвигаются тут мои кобры, выползут одна за другой из корзинок, станут в ряд у моих ног, раздуют головы и ну танцевать в такт под музыку. Потом, одна за другой, обовьются вокруг меня, всползут на голову, и вот я ни дать ни взять настоящий Шива с венцом из змей с раскрытыми пастями. Посыплются тут дождем медные монеты, я и богат – есть на что купить молочка и горсточку риса. И сам сыт, и змей накормлю. От Гималаев до священной реки Нербуды все хорошо знают могущественного заклинателя змей, Мали. Ни один праздник не обходится без меня, оно и понятно: никто лучше меня не сумеет заставить плясать змей перед алтарем кровавой Кали, никто так хорошо не вылечит от их ядовитых укусов и не поможет от дурного глаза, как я. Скажу по правде, я никому не делаю зла, но меня боятся и почти все презирают.
– А за что? – спросил Андре, с интересом слушавший старика. – Как нищий ты должен был бы пользоваться скорее всеобщим уважением, ведь у индусов оказывают особый почет тем, кто отрекся от благ мира.
– Меня презирают за то, что я жрец угаснувшего теперь культа. Когда-то весь мир молился перед алтарем бога-змеи, обвивавшего всю вселенную, и не только на нашем полуострове Джамбудвин, но и в холодных странах, откуда родом ваши предки…
– Конечно, – горячо заговорил Андре, – в то далекое время, когда люди еще не имели истинного познания о Творце, они покланялись, как божеству, злому, коварному змию, но кумир первобытного человека – змий, перестал быть предметом поклонения, лишь только люди обрели познание истинного Бога – олицетворения добра, любви и милосердия… Довольствуйся, бедный Мали, тем, что змеи твои пляшут на потеху толпе, и не жди, чтобы им когда-нибудь вновь воздвигли алтари – алтари эти разрушены навсегда.
Заметив легкое облачко грусти на красивом челе старого заклинателя, Андре ласково сказал:
– Расскажи-ка нам лучше, как обещал, историю твоей любимицы Сапрани, мы с удовольствием послушаем.
Повеселел сразу старик и стал неторопливо рассказывать. Берта подвинулась к дверям, подальше от змеи, а Андре уселся на циновку возле старика.
– Года два тому назад, – начал свой рассказ Мали, – как-то собрался я со своими змеями на ярмарку в Бильзу. Город этот, как вы знаете, находится у истоков священной реки Бетвы. Местность там дикая – другой такой во всей Индии не сыскать. Куда ни пойдешь, всюду горы, одна другой выше, да леса непроходимые, и народ там под стать, такой же дикий. Дикарей я не боялся – они считали меня чуть не полубогом и сами меня боялись. Куда страшнее были дикие звери – их там в дремучих лесах видимо-невидимо. Днем, а особенно в жаркую пору они прячутся по своим логовам, а на добычу выходят только ночью. Зная повадку зверя, пускался я в путь только, когда солнышко поднимется и хорошо обогреет землю. Иду как-то потихоньку, творя про себя молитву. Путь дальний, дорога трудная, а ничего, все обошлось благополучно – ни с одним хищником не повстречался, и осталось мне пройти до Бильзы всего-то одну деревеньку. Стал я расспрашивать про дорогу, мне и говорят: «Не ходи, старик, лесом, а ступай лучше в обход, не то не миновать тебе беды – у нас в лесу тигр-людоед объявился».
А лес стена стеной стоит, конца-края ему не видно. Пока его обойдешь, непременно к началу ярмарки опоздаешь. Для нас же, заклинателей змей, первый день на ярмарке самая доходная статья: то тебя позовут на религиозную процессию, то толпа соберется вокруг тебя, только успевай показывать своих змей и денежки получать.