Образ историка, склонившегося над рукописью, работающего допоздна, эмоционален и очарователен, но в данном случае я считаю его литературным приемом. Таким же стереотипным ходом для античных писателей (которым подражала Анна Комнина) является извинение за свои ошибки. На самом деле Анна Комнина создавала свой труд на основе огромного собрания писем, официальных документов, записок полководцев, семейных хроник и других источников{26}.
Хотя ученые обнаружили в «Алексиаде» некоторые погрешности в хронологии событий, они упустили из виду много других проблем. Это в свою очередь привело к важным ошибкам в интерпретации правления Алексея I Комнина. Самая важная из них касается состояния дел в Малой Азии накануне Первого крестового похода. Картина, представленная в труде Анны Комнины, вводит в заблуждение; в действительности тщательная переоценка «Алексиады», выполненная с использованием других источников, приводит к удивительным выводам, резко расходящимся с общепринятыми взглядами. В прошлом считалось, что византийский император обращался за военной помощью к Западу, чтобы предпринять авантюрную попытку возвращения Малой Азии под свой контроль с позиции силы. В реальности дело обстояло совсем по-другому. Его призыв о помощи к Западу – жест правителя, чей режим и империя балансируют на грани катастрофы – был подобен последнему отчаянному броску игрока в кости.
Тот факт, что ситуация в Малой Азии накануне Первого крестового похода в прошлом не была досконально изучена и понята, исключительно важен. Рыцари направлялись на Восток, чтобы сразиться с турками, которые поставили на колени Византийскую империю. Арабские историки считали, что эти турки относились к огузским племенам, кочевавшим к востоку от Каспийского моря. Они были степным народом, и их храбрость в бою позволила им окончательно разгромить Багдадский халифат, когда тот начал распадаться в конце X века. Начиная с 1030-х годов, т. е. вскоре после принятия ими ислама, турки считались доминирующей силой в регионе. В течение жизни одного поколения после этого они подчинили себе Багдад, а их лидер, Тогрул-бек, стал султаном, сосредоточив в своих руках все полномочия халифа.
Турки непрерывно расширяли границы своих владений в западном направлении. Вскоре они начали совершать набеги на Кавказ и Малую Азию, сея разрушения и вызывая панику у местного населения. Турки быстро и незаметно перемещались на приземистых центральноазиатских лошадях, сила и выносливость которых прекрасно подходили для передвижения по гористой местности и отвесным склонам ущелий, которых было много в этом регионе. Согласно одному из источников, лошади турок «были быстрыми, как орлы, с копытами, твердыми, как скала». По словам современников, турки набрасывались на тех, кто встречался им на пути, подобно волкам, терзающим свою добычу{27}.
К моменту выступления папы Урбана II в Клермоне турки уничтожили структуры военного и гражданского управления византийцев в Анатолии, просуществовавшие несколько столетий, и захватили несколько важных для верующих христиан городов. Незадолго до Первого крестового похода им покорились родной город Иоанна Богослова Эфес, Никея, в которой прошел Первый вселенский собор, и Антиохия, где располагается церковь, основанная самим апостолом Петром. Неудивительно, что папа призывал к спасению церкви на Востоке в своих речах и воззваниях в середине 1090-х годов.
Выходит, что корни Первого крестового похода лежат вовсе не у подножий холмов Клермона или в Ватикане, а в Малой Азии и Константинополе. Слишком долго в освещении Крестового похода доминировали голоса с Запада. Однако те рыцари, которые в воодушевлении отправились в путь в 1096 году, реагировали на кризис, развивавшийся по другую сторону Средиземноморья. Военные поражения, вялотекущая гражданская война и постоянные мятежи поставили Византийскую империю на грань катастрофы. И именно Запад, к которому был вынужден обратиться Алексей I Комнин, и его призыв к папе Урбану II стали катализаторами последующих событий.
1. Европа в кризисе
Первый крестовый поход во многом определил Средние века. Он заставил европейское рыцарство ощутить себя единым целым, накрепко связав его с христианской верой. Он оказал влияние на формирование новой модели поведения, в рамках которой высоко ценимыми качествами, превозносимыми в стихах, прозе, песнях и живописи, стали благочестие и служение. Крестовый поход идеализировал образ глубоко верующего рыцаря, сражающегося во имя Господа. Благодаря ему папу римского повсеместно стали воспринимать не только как духовного, но и как важнейшего политического лидера. Он же обозначил общую цель для западных монархий, объявив защиту церкви не просто желательной целью, но обязанностью власть имущих. Первый крестовый поход вызвал к жизни идеи и структуры, которые определили развитие Европы вплоть до эпохи Реформации.
Как ни странно, сам по себе Первый крестовый поход начался в результате раздоров и разногласий: во второй половине XI века Европа находилась в кризисе. Этот период можно назвать временем завоеваний и потрясений. Англия была оккупирована норманнами и едва справлялась с отражением непрекращающихся нападений скандинавских завоевателей. Апулия, Калабрия и Сицилия переживали период трансформации, спровоцированной норманнами – наемниками и авантюристами, привлеченными на юг Италии щедрыми посулами. Испания переживала переходный период – мусульманские завоеватели, владевшие Пиренейским полуостровом более трех столетий, теряли город за городом. Германия также находилась в кризисе: в стране регулярно вспыхивали восстания против королевской власти. Византийская империя тем временем пребывала под постоянным давлением: ее северные, восточные и западные границы часто подвергались набегам соседей, агрессивность которых непрерывно росла.
XI век стал временем жестоких споров между папством и ведущими европейскими монархами. Во время этих споров папы отлучали монархов от церкви, потом миловали и снова отлучали. Почти все основные политические фигуры этого периода – германский король Генрих IV, король Франции Филипп I, король Англии Гарольд, византийский император Алексей I Комнин и норманнский герцог Роберт Гвискар – были как минимум один раз отлучены папой от церкви. Таким способом понтифик пытался утвердить власть Ватикана над светским миром.
Разногласия существовали даже внутри церкви – в конце XI века появились соперничающие друг с другом папы, каждый из которых мнил себя законным претендентом на трон святого Петра и имел поддержку соперничавших групп духовенства, которые считали, что вправе избирать папу. Кроме того, существовала византийская церковь, которая резко расходилась во взглядах на практики и учения, принятые на Западе, и находилась в состоянии раскола с папством. Однако самый опасный и долгий из конфликтов, терзавших Европу в те годы, угрожал существованию церкви в целом – серьезная ссора разрушила отношения между папой Григорием VII и наиболее могущественным человеком в Европе, императором Священной Римской империи Генрихом IV. Предшественники Генриха установили контроль над Северной Италией и в 60-х годах X века провозгласили себя императорами; в итоге они получили возможность внимательно наблюдать за папством с близкого расстояния, сохранив право вмешательства в выборы понтифика. Сначала отношения между Григорием VII и Генрихом IV выглядели многообещающе. Григорий, «глубоко верующий человек, искушенный в обеих областях [религиозной и светской] знаний, выдающийся поборник справедливости и праведности, обладающий сильным характером… благородный, скромный, здравомыслящий, целомудренный, радушный»{28}, взошел на папский престол в апреле 1073 года. Папа, получив послания императора после выборов, воспрял духом. Генрих, писал он одному из своих сторонников, «прислал нам слова, полные приятности и покорности, и, как мы помним, ни он, и ни один из его предшественников никогда не писал такого римским понтификам»{29}.
Но прошло совсем немного времени, и отношения начали портиться. Даже до того, как стать папой, Григорий был прагматиком – у него была четкая программа реформирования церкви и более эффективной централизации власти Рима. Особую озабоченность Григория вызывали назначения на высокие посты в церковной иерархии, многие из которых просто продавались. По своим масштабам это явление не уступало организованной коррупции. Некоторые должности приносили очень хорошее жалованье, а также влияние и власть, и это делало их очень желаемыми синекурами – полезными вознаграждениями, раздаваемыми могущественными светскими властителями{30}.
Попытки Григория запретить торговлю религиозными должностями и настоять на том, что только он имеет право производить назначения, привели к возникновению разногласий с Генрихом, который был сильно возмущен вмешательством папы в дела церкви на немецких землях. К 1076 году отношения между ними настолько испортились, что папа отлучил Генриха от церкви, объявив, что «именем всемогущего Бога, Отца, Сына и Святого Духа, данной мне властью и полномочиями я лишаю короля Генриха, сына императора Генриха, который с неслыханной гордыней восстал против вашей церкви, власти во всем королевстве Германии и Италии и освобождаю всех христиан от всех обязательств по клятвам, которые они дали или дадут ему; и я запрещаю всем служить ему, как королю»{31}.
Неудивительно, что отлучение только подлило масла в огонь: сторонники Генриха объявили папу преступником, а лояльные монарху епископы постановили отлучить от церкви самого понтифика{32}. Несмотря на то что в конце 1070-х годов папа Григорий и король Генрих на короткое время примирились, их отношения были разорваны раз и навсегда после того, как папу убедили оказать поддержку противникам Генриха в Германии, которые искали возможность свергнуть его. Когда Григорий поддержал требования одного из противников Генриха, воздав хвалу его смирению, покорности и правдолюбию в противоположность присущим королю гордыне, непокорности и лукавству, германский монарх предпринял решительные шаги{33}.
В июне 1080 года епископов Германии и Северной Италии собрали в Бриксене[9] на заседание церковного собора. Там прозвучало предложение об изгнании Григория из Рима силой и замене его на «правоверного» папу. На этот пост было предложено назначить архиепископа Равенны Виберта. Церемонию восхождения на папский престол запланировали провести в Риме следующей весной{34}. После задержек, вызванных восстаниями в Германии, Генрих IV, в конце концов, вторгся в Италию, выдвинулся к Риму и в 1084 году овладел городом. На церемонии в соборе Св. Петра Виберт вступил на престол, приняв имя Климент III. Через неделю состоялась церемонии коронации самого Генриха IV как императора Священной Римской империи. «Папа Климент принял решение, – писал он, – посвятить нас в императоры в день Святой Пасхи с согласия всех римлян и при ликовании всего народа Рима»{35}.
Назначение Климента «альтернативным» папой с претензией на то, что он является настоящим наследником папского престола в соборе Св. Петра, поддержанное многочисленной группой высокопоставленного духовенства, угрожало католической церкви расколом. Хотя сам папа Григорий VII сначала укрылся в Латеранской базилике, а потом бежал из Рима в Салерно, где и скончался в изгнании в 1085 году, папство продолжало страдать от неопределенности и неразберихи. Лишь почти через год был назван человек, призванный занять место Григория VII. Но даже при наличии кандидата, выбранного папой под именем Виктор III, его пришлось возводить на престол, применив силу. Его смерть всего через восемнадцать месяцев вынудила проводить новые выборы и вызвала мятежи и волнения. В марте 1088 года папой выбрали кардинала, епископа Остии Одо, принявшего имя Урбан II. Однако его не признали Германия и Северная Италия, находившиеся под властью Генриха IV. Церковь была охвачена смятением.
В последующие годы признаков преодоления раскола внутри западной церкви не отмечалось. В течение десятилетия, предшествовавшего заседанию церковного собора в Клермоне в 1095 году, больше власти и авторитета было у Климента III, а не у Урбана II. Не стоит забывать, что Урбан II в первые годы своего понтификата редко когда мог даже проникнуть в Рим: его выбрали в городке Террачина, расположенном довольно далеко от Вечного города, который по-прежнему находился под полным контролем сил, лояльных императору. Хотя в 1089 году Урбану II удалось на короткое время войти в Рим в сопровождении процессии, провести коронационную мессу и провозгласить энциклику, он быстро ушел из города, не осмелившись задерживаться в нем на продолжительное время{36}. Когда понтифик возвращался на Рождество в 1091 и 1092 годах, то был вынужден разбивать лагерь за пределами городских стен и не имел возможности выполнять основные обязанности папы, включая проведение мессы в соборе Св. Петра{37}.
Мысль о том, что Урбан мог бы вдохновить христианское рыцарство Европы подняться, взять оружие и отправиться походом на Иерусалим, во время его избрания показалась бы смехотворной. Несмотря на то что папа внимательно следил за развитием событий в Испании, где мусульмане отступали, единственное, что он мог сделать, – это слать полные энтузиазма письма поддержки и воодушевления кастильским рыцарям{38}. Однако если принять во внимание хрупкость власти Урбана II на родине, то его забота о восточных христианах, возможно, даже искренняя, имела слишком маленький вес и влияние в мире, где папе не удавалось организовать своих сторонников даже в Риме, не говоря уж о Европе. Климент III, напротив, неустанно укреплял свои позиции истинного главы католической церкви. В конце 1080-х годов он отправил огромное количество писем архиепископу Кентерберийскому Ланфранку, пригласив того в Рим, попросив прислать ему дань в пользу папы, которую платят жители Британии («денарий святого Петра»), и предложив свою помощь в разрешении споров среди англичан. Он также призвал короля Англии и епископов оказать помощь матери-церкви{39}. Климент вел переписку с сербами, утверждая назначения духовных лиц и отправив особое одеяние, так называемый паллий, архиепископу Антивари[10]{40}. Он установил контакт с главой церкви в Киеве, столице средневековой Руси, отправив ему послание доброй воли{41}. Он вел себя именно так, как должен вести себя папа: общался с ведущими фигурами христианского мира, поддерживал их и помогал советами. Именно Климент III, а не Урбан II был более вероятным кандидатом на то, чтобы произнести пламенную речь, которая могла вернуть единство западному христианству.
Если где Урбан II имел преимущество перед своим соперником, так это в отношениях с восточной церковью, хотя и здесь не обходилось без проблем. Изначально Рим и Константинополь являлись двумя из пяти основных центров христианства наряду с Антиохией, Александрией и Иерусалимом. Когда воины ислама захватила последние три города в VII веке, отношения между Римом и Константинополем вошли в стадию постоянного соперничества. Регулярно вспыхивали споры о том, какой из них важнее, а также о проблемах вероучения и религиозной практики. После взаимного анафематствования папы Николая I и константинопольского патриарха Фотия в X веке отношения между восточной и западной церковью стали максимально напряженными. Потом, правда, острота конфликта снизилась, и споры сменяли длительные периоды сотрудничества. В византийском наставлении, которое датируется X веком, содержатся объяснения того, как императору ромеев следует обращаться к папе: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, нашего одного-единственного Бога. От [имя] и [имя], императоров римлян, верных Богу, [имя] святейшему Папе Римскому и нашему духовному отцу». Подобным образом устанавливались почтительные формы обращения к императору для послов из Рима{42}. Эти формулы позволяют предположить, что сотрудничество между Востоком и Западом было скорее нормой, чем исключением.