Наконец, Мария закончила молитву, подошла к своему мужу, села рядом и в тревоге произнесла:
– Что, Борис, будем делать, как жить дальше? Ведь наши враги не успокоятся, пока нас со свету не сживут!
– Может и правда, посадить вместо Федора какого-нибудь австрийца королевских кровей?
– Это, Борис, не выход. Если даже мы посадим на место Бориса австрийца, то боярам нас будет еще легче столкнуть. Федор-то хоть души не чает в твоей сестре, любит ее. А австриец вряд ли будет бороться за нас. Нужно нам все-таки выждать, бояре все равно отступятся. Сейчас, я слышала, они собираются собрать Земский совет, чтобы принять решение всем миром о пострижении царицы в монахини. Но это еще не так важно, так как бояре не уверены, примет ли царь эту челобитную от совета всей земли. Это уж его воля. А он, конечно, откажет им, и они ничего не смогут сделать против решения Федора.
Годунов молча слушал жену, что-то про себя обдумывая.
Мария, пристально глядя на своего мужа, вдруг спросила:
– Интересно, кого они хотят посадить царицей вместо твоей сестры?
– А вот я не знаю. Я уж почти всех боярских дочерей, которые близки царскому роду, отправил в монастыри.
– А я думаю, Борис, что рано ты расстраиваешься.
– Это почему же? – с удивлением спросил Годунов.
– Я тебе вот что по этому поводу скажу. Федор полностью находится под влиянием твоей сестры. А он очень упрям. Вспомни, на что уж его отец был жесток, а так и не мог его склонить к разводу с Ириной, а уж Думу или митрополита он и слушать не будет. Вот увидишь, как он их погонит посохом. А тебе, Борис, я советую, не теряя времени, постарайся завести разговор с царем и царицей, разъясни им, чего добиваются бояре. Они тебя послушают и сделают так, как ты посоветуешь. И забудь о том, что ты хотел выдать Ирину за иностранца, чтобы сохранить трон. Ты совершаешь большой грех перед людьми и Богом. Бояре постараются использовать против тебя все, что им под силу. Тебе же, Борис, надо с завтрашнего дня постараться стравить царя с боярами.
– Это я уж постараюсь сделать в наилучшем виде, – пообещал правитель.
– Но это еще не беда. Беда нас с тобой ждет впереди.
– Какая беда нас ждет еще и откуда?
– Что бояре затеяли всем миром заставить Федора насильно постричь Ирину в монахини, ерунда. Царь им откажет, и они ничего с ним не поделают. Как только это их дело не состоится, они, по-видимому, возьмутся за царевича Дмитрия, который сейчас находится в Угличе.
Услышав это, Годунов даже побелел, заволновался, встал и заходил взад и вперед по опочивальне, повторяя:
– Как же это я упустил Дмитрия из виду? Ты, Мария, спасительница моя. Надобно немедленно послать в Углич своих людей, чтобы они не сводили глаз с царевича и докладывали мне, что там происходит.
– Я уже давно на это обратила внимание и пока тебе ничего не говорила. Но при царевиче находится служанка, которая мне обо всем сообщает. Так вот, дорогой мой Борис, Василий Шуйский давно уже туда запустил свои ручки. По-моему, они готовят заговор против царской семьи и хотят посадить на престол Дмитрия.
Борис медленно сел и тихо промолвил:
– Эти знатные бояре то с одной стороны подбираются, то с другой. И нет им никакого уема.
Надобно завтра же послать в Углич своих людей.
– Помяни мое слово, Борис, царевич Дмитрий принесет тебе еще немало бед и горя.
– По-моему, Мария, ты слишком уж преувеличиваешь значение царевича Дмитрия. Ведь он еще мал и не сможет управлять государством.
– А зачем ему управлять, когда за него успешно будут это делать бояре. Назначат ему регента из знатного боярского рода, скорее всего Василия Шуйского, а ты останешься ни при чем. Теперь, Борис, все зависит от тебя. Сможешь ли ты опередить своих врагов, или они сметут с царского двора весь род Годуновых.
– Это мы, Мария, еще посмотрим, кто кого! – в волнении произнес Годунов.
– Недавно из Углича пришла ко мне монашка, специально посланная мной, чтобы узнать, что там происходит. Так вот она мне рассказала, что Шуйские и Нагие давно уже объединились против царя Федора и тебя. Они уже давно плетут заговор против царской семьи. Это, несмотря на то, что царь одаривает мать Дмитрия подарками и мехами, дорогими каменьями и деньгами. Но Нагие все-таки втянуты в опасный заговор. Причем царевича готовят к тому, что он вскоре сядет на место Федора, воспитывают у него ненависть к царю и его двору. Царевич Дмитрий – довольно неглупый мальчик и постоянно интересуется жизнью царя. Ему внушают, что царь не способен управлять государством. Зимой царевич лепит снежные фигурки, нарекая их именами князей и бояр, приближенных царя, а затем рубит им снежные головы, приговаривая, что так и будет, когда он станет царем. Монашка рассказывает, что мальчик унаследовал жестокий характер своего деда Ивана Грозного. Если Дмитрий действительно станет царем, то он наверняка утопит Россию в крови.
Борис, выслушав свою жену, надолго задумался, затем произнес:
– Ну что ж, спасибо тебе, Мария, за твой ум и бдительность, за то, что ты проявила себя как настоящий защитник царской семьи и нашего рода Годуновых. А теперь и моя очередь сделать так, чтобы ни один шаг моих противников в Угличе не был сделан без моего ведома. Завтра же с утра я обо всем сообщу царю Федору.
11
Вскоре Еремей был отправлен в Углич с подарками бывшей царице и царевичу с наказом, чтобы он организовал во дворце царевича Дмитрия глаза и уши, чтобы каждый шаг Нагих был известен Годунову. Для этого правитель выделил немалые деньги для подкупа нужных людей.
Еремей прибыл в Углич утром. Его встретили, как полагается встречать посланника от царского двора. Когда все собрались в трапезной палате, Еремей с поклоном вручил матери царевича Дмитрия дорогие подарки. Здесь были меха и дорогие украшения. Мария, лукаво улыбаясь, приняла подарки, при этом сказала:
– Я рада и очень благодарно, что царь Федор, родной брат царевича Дмитрия, не забывает нас и одаривает дорогими подарками.
Царевич Дмитрий, восседая на высоком, изукрашенном резьбой и золотой инкрустацией кресле, которое очень напоминало трон, надменно произнес:
– Как там царь Федор, жив еще?
– Жив и здоров, того и вам всем желает! – как будто не замечая дерзости, ответил с поклоном Еремей.
Мальчик, не успокоившись тем, что уже сказал, съязвил:
– Скоро Годунов со всей своей родней захватит трон у слабоумного царя, вот тогда и посмотрим, как он будет жив…
Мария Нагая сердито взглянула на своего сына и попыталась загладить его дерзость:
– Не обращайте внимания, маленькое дитя от своего неразумения и глупости говорит, что попало. Наслушался от дворовых всяких непотребных слов, вот и повторяет их.
– Когда Федор умрет из-за своего слабого здоровья, я стану царем и всех Годуновых велю казнить!.. – не унимался подросток.
Царица встала со своего места и велела слуге увести Дмитрия, сказав:
– Иди, Дмитрий, позанимайся науками, коли хочешь быть царем, тебе надо много знать.
Когда мальчика увели, Мария сделала знак слугам, чтобы они подавали угощения гостям. Но ее, видимо, беспокоило, что царевич так резко высказался про царя и его двор. Оправдываясь, она сказала:
– Царевич за дерзость будет наказан. Не разрешу ему играть со своими сверстниками во дворе, а то нахватался от них всяких уличных разговоров.
После трапезы Еремея отвели в предоставленную ему комнату, где он после длинной дороги заснул и проснулся уже вечером.
Соглядатай после сна долго лежал, размышляя обо всем увиденном и услышанном.
Наконец, устав лежать, он встал и вслух произнес:
– А сильно бояре настроили мальчишку против царя и Годуновых. Надобно об этом Борису Федоровичу обязательно сообщить. А то не ровен час…
Подкупить слуг Марии Нагой для Еремея не составляло большого труда. Они с жадностью ловили взглядом блеск золотых монет, которые предлагал соглядатай.
Еремей для своих целей прихватил из Москвы дьяка Микитку Качалова и его сына Дмитрия, с которыми он уединился в отведенной ему комнате. Разговор шел с глазу на глаз:
– Ты, Микитка, и твой сын Дмитрий останетесь здесь в Угличе и будете следить за всеми слугами, которых я подкупил, и все мне будете сообщать через монахиню Евдокию. Ты, Микита, здесь будешь при дворе управляющим и будешь вести хозяйство, да не вздумай воровать, как ты это делал в Москве на своей должности. Работу исполняй честно, угождай Марии, чтобы она была довольна тобой, а тебе, Дмитрий, надобно завести дружбу со своим тезкой царевичем. Потакай ему во всем, заводи с ним разные игры, чтобы он в тебе души не чаял. Царевич – самолюбивый и властный мальчишка, поэтому ни в чем ему не перечь.
– И долго мы тут будем находиться? – с тоской в голосе спросил дьяк.
– Столько, сколько нужно будет. Может, для тебя лучше за воровство и взятки быть на каторге или висеть на дыбе?.. – перебивая Микитку, ответил Еремей.
Качалов тут же осекся, опустил голову и пробурчал себе под нос:
– Ладно, чего уж там. Сколько нужно, столько и буду находиться и выполнять все, что вы прикажете.
– Перво-наперво проследите, кто из бояр приезжает сюда. Бывает ли здесь Василий Шуйский? Постарайтесь подслушать их разговоры и сообщать мне.
– А мне что делать? – поинтересовался сын дьяка.
– А тебе, Дмитрий, подружиться с мальчиком так, чтобы он с тобой был во всем откровенен. Мальчик часто присутствует при разговорах взрослых и все слушает. А тебе только остается умело расспросить царевича, и он тебе все расскажет.
– А если он не захочет мне рассказывать?
– А ты расположи его к себе так, чтобы он тебе все сам выложил. Дети в этом возрасте еще глупы и отзывчивы, когда к ним проявляют внимание. Ты же знаешь, как он ненавидит царя и Годунова, вот на этом и подыгрывай ему, мол, царь и Годуновы такие и сякие…
– А можно ли это? – с испугом спросил Дмитрий. – Схватят меня по доносу соглядатаев – и на дыбу…
– Не бойся, не схватят, мы же знаем, что ты это будешь делать по необходимости, что ты верен России и царю нашему Федору.
– А как мы будем передавать все, что узнаем? – спросил Дмитрий.
– Очень просто. Здесь нами оставлена монахиня Евдокия. Ей и будете все сообщать, а она будет передавать все мне, когда будет появляться в Новодевичьем монастыре.
– Видел, недавно тут крутилась… – и, плутовато улыбнувшись, произнес: – Справная монашка. Я думаю, что мы с ней поладим.
Еремей строго взглянул на Дмитрия и, пригрозив пальцем, сказал:
– Не вздумай завести с ней шашни! Голову оторву! Она служитель церкви и несет сюда Божье слово.
Дмитрий опустил голову, пряча плутоватые глаза, тихо произнес:
– Я понимаю, Еремей Васильевич. Как скажете, так и будет.
– Тогда, коли вы все поняли, я пойду по своим делам. Еще Евдокию надо посетить в ее келье.
Монашку соглядатай застал за трапезой. Женщина не торопясь ела то, что ей подали с хозяйского стола, думая о чем-то своем, и сразу не заметила, как тихо вошел Еремей.
– Кушать изволите, Евдокия?
– Да уж, Еремей Васильевич, надо немного поесть, ведь целые дни провожу в молитвах.
– И это правильно, что Богу молишься. Не забывай молиться за нашего царя Федора Ивановича и матушку Россию.
– Да уж стараюсь, Еремей Васильевич.
– Старайся, старайся, милая, а о деле, что мы говорили с тобой, разумей.
– Вводите меня в грех, Еремей Васильевич. Ведь соглядатайство – это великий грех!
– Нет греха, Евдокия, коли это делается ради нашего царя-батюшки.
– Ну, разве что ради царя, то я согласна, чтобы уберечь его от плохих людей.
– Тогда слушай, что тебе надобно будет делать. Все, что тебе будут передавать мои люди, Качаловы Микита и Дмитрий, и то, что сама тут увидишь и услышишь, немедленно рассказывай мне. В Москву ты можешь без всяких подозрений ездить молиться в Новодевичий монастырь.
Еремей вплотную подвинулся к монашке, обнял ее за плечи, притянул к себе.
Все молодое налитое тело Евдокии содрогнулось и затрепетало. Но она стала отчаянно сопротивляться домогательствам соглядатая:
– Зачем вы, Еремей Васильевич, толкаете меня на великий грех, ведь я дала перед Богом обет, что отказываюсь от мирской жизни!
Еремей, распаленный страстью, молча стал стягивать с женщины ее монашеское одеяние, но у него ничего не получалось, тогда он повалил Евдокию на лавку, задрал подол. Обнажились белые стройные ноги и то место, к которому он так стремился.
Женщина вдруг ослабла, застонала, затрепетала. Соглядатай стал страстно целовать монашку в губы, в шею.
Евдокия отдавалась страстно, со стоном и всхлипыванием, еще больше вводя неожиданного любовника в страсть.
Наконец, утомленные любовью, они освободились от жарких объятий друг друга, сели на лавку.
– Господи! Господи! Ты сатана, Еремей, ввел меня в такое искушение! Теперь мне не замолить свой грех.
– Ничего, замолишь, Евдокия, но будешь знать, что если об этом узнает игуменья, тебя изгонят из монастыря. Так что исправно выполняй все, что я тебе сказал.
Женщина истово молилась, накладывая крест один за другим.
Соглядатай потрепал Евдокию по плечу, пообещал:
– Теперь, моя дорогая, как только мы вновь встретимся, я тебя опять введу в искушение.
Евдокия, пряча от стыда глаза и не глядя на неожиданного своего любовника, прошептала:
– Свят! Свят! За что же мне такое наказание? И как мне теперь освободиться от этих сатанинских наваждений!
– Никак ты, Евдокиюшка, теперь от меня не освободишься. Теперь ты в моем распоряжении… – Уходя из кельи, напомнил: – А про дело, которое я тебе поручил, не забывай.
Еремей, не торопясь, вышел из кельи монашки, направился в терем к Марии Нагой, чтобы сообщить ей, что сегодня отбывает в Москву.
Молодая розовощекая служанка доложила Марии, что к ней пожаловал посланец из Москвы.
Нагая тут же распорядилась провести его в свою светлицу, где она занималась рукоделием, а рядом, за небольшим столиком, сидел царевич Дмитрий и читал книгу в кожаном переплете.
Войдя к царице, соглядатай низко поклонился, перекрестился на образа и смиренно произнес:
– Бог вам в помощь. Вы все хлопочете в праведных трудах, рукоделием занимаетесь.
Мария грустно улыбнулась и указала гостю на лавку:
– Садись, Еремей Васильевич, и рассказывай, что там у вас новенького в Москве.
– Да что там новенького, как жили прежде, так и живем, – односложно ответил царский посланец, затем добавил: – Может, что еще надо, так говорите, не стесняйтесь, в следующий раз привезу.
– Ты и так привез нам много дорогих подарков из Москвы. Мы этим вниманием премного довольны.
– Я был послан к вам лично царем Федором Ивановичем, чтобы доставить вам дорогие меха и золотые украшения, и разных яств, и всяких припасов, чтобы вы ни в чем не нуждались.
Мария выпрямилась, оторвалась от рукоделия, лукаво посмотрела своими красивыми карими глазами на собеседника, улыбнулась, довольная его сообщением о подарках. Ее лицо преобразилось, засветилось. Женщина легко встала, прошлась по светлице. Она была по-прежнему стройна и красива. Еремей невольно засмотрелся на свою собеседницу.
Конец ознакомительного фрагмента.