Свершилось! Буншан Изоб машинально подался всем телом назад. Лопатки упёрлись в стену. На голову словно выплеснули бочонок студёной воды. Дыхание застопорилось, а сердце остановилось.
Вот что это был за грохот, Буншан Изоб покосился на распахнутые окна. До того хотелось верить, будто на улице самый обычный осенний гром, что даже мысли не возникло, а с чего это греметь посреди ясного неба? Уж лучше бы это была и в самом деле нежданная гроза или даже тайфун.
Все, все, все эти годы проклятые иноземцы дамокловым мечом висели над его головой. Когда шесть лет тому назад уважаемый Меар Ризан, прежний великий советник императора, ушёл на покой, дворцовые чиновники целый месяц шептались за спиной Буншана Изоба. Всех без исключения интересовал один и тот же вопрос: как поведёт себя новый великий советник, если, не приведи Великий Создатель, проклятые иноземцы вернутся. Стыдно, стыдно признавать: все эти годы он очень, очень, очень надеялся и тайком молил Великого Создателя, чтобы этого не случилось, никогда. По крайней мере, пока он занимает рабочую комнату великого советника.
Буншан Изоб тряхнул головой, грустные мысли слегка отпустили. Новость о визите иноземцев шокировала не только его. Все четверо помощников сложили палочки для письма и уставились на него. У двоих в глазах сверкает интерес, у одного страх. Лишь лоб Зафара Рингана, первого помощника, покрылся морщинами от глубокой задумчивости.
– Знает ли о прибытие иноземцев император? – Буншан Изоб поднял глаза на младшего помощника.
– Да, витус, – на этот раз Блар Тошран не стал биться лбом о доски пола. – Его императорскому величеству о прибытие иноземцев лично доложил Теод Агаян, начальник стражи императорского дворца. В данный момент его императорское Величество находится на вершине Дозорной башни.
Как и положено подчинённому, младший помощник заранее ответил сразу на два вопроса. Буншан Изоб тут же поднялся с места. Колени скользнули по краю столешницы, рабочий столик сдвинулся вперёд. Но на половине пути до раздвижной двери Буншан Изоб вернулся и подхватил с подставки катану. Волнение и растерянность так охватили его, что он едва-едва не забыл самый главный атрибут самурая.
На вершине Дозорной башни, самой высокой во всём дворце, свежий ветер с залива неприятно продувает насквозь. Холодные языки залезают под нательное кимоно и раздувают широкие штанины. Буншан Изоб поправил накидку без рукавов.
С Дозорной башни открывается великолепный вид на Нандин, широкую гладь залива и Огаялский отрог, у подножья которого расположилась столица империи. Его императорское величество Тогеш Лингау уже здесь. Неизвестно, за каким именно занятием его застала дурная весть. На вершину Дозорной башни император поднялся в простом шёлковом кимоно с большим ярко-жёлтым драконом на спине. Как и полагается, два меча заткнуты за шёлковый пояс. Рядом с императором стальной горой несокрушимой мощи и мышц возвышается Теод Агаян, начальник императорской стражи. На его светло-сером кимоно вышиты чёрные щиты и стрелы.
Его императорское величество Тогеш Лингау изволит стоять возле зубчатого парапета и разглядывать в огромную подзорную трубу воды залива. Да-а-а, Буншан Изоб подошёл ближе, в Тассунаре подобных труб не делают. Эта, не иначе, куплена у фатрийских купцов.
Буншан Изоб глянул через край кирпичного парапета. На водной глади Нандинского залива чёрными уродливыми поленьями вытянулись в линию аж четыре корабля иноземцев. Боже! Какие они огромные!
Из-за большого расстояния корабли иноземцев кажутся маленькими, даже крошечными. Словно специально доказывая, что это не так, рядом на воде качается двухмачтовая джонка Морской стражи. Самое крупное судно Тассунары по сравнению с иноземным подобно прибитой лохматой собачке с тощими боками рядом с упитанным холёным бычком. Корабль, что ближе всего к дворцу императора, пугает больше всего.
Это… Это… Буншан Изоб напряг глаза. Это не просто парусник, а-а-а… В голове с трудом защёлкали колёсики, нужное слово едва-едва всплыло на поверхность сознания. Пароход. Да, точно – пароход. Густой чёрный столб дыма поднимается из короткой толстой трубы в центре корабля иноземцев. По бокам через борта свешиваются два больших гребных колеса. Даже без подзорной трубы корабли иноземцев производят удручающее впечатление.
Тогеш Лингау молча и сосредоточенно водит подзорной трубой. Корабли иноземцев со свёрнутыми парусами не на шутку заинтереосовали императора. Буншан Изоб замер в почтительной неподвижности рядом. Придётся ждать, пока его императорское Величество насладится видом иноземцев.
– Я так надеялся, что они никогда больше не явятся в мою страну, – император опустил подзорную трубу.
Затаённая надежда императора невольно вырвалась наружу.
– Видать, не судьба, – император не глядя протянул подзорную трубу, слуга в простом шёлковом кимоно тут же подхватил её.
– Какие будут приказания, Ваше Величество? – Буншан Изоб плавно поклонился.
Под вежливым ожиданием приказа замаскирован очень трудный вопрос – что будем делать?
– Пусть проклятые иноземцы подождут, – Тогеш Лингау кивнул в сторону залива. – В Нандине бунт, чернь недовольна. Хоть какая-то от неё польза.
– Это не так, Ваше Величество.
Голос Теода Агаяна подобен камням, что скатываются с высокой вершины, гремят и ломаются друг о друга. Император повернулся к начальнику стражи.
– Гром пушек проклятых иноземцев напугал простолюдинов, – начальник стражи махнул рукой в сторону города. – Грабежи прекратились. Некоторые бунтовщики разбежались по домам, но большая их часть направилась в порт глазеть на корабли иноземцев. Туда же постепенно подтягиваются и прочие горожане.
– На простолюдинов ну ни в чём нельзя положиться, – император тихо вздохнул.
Это точно, Буншан Изоб и сам тихо вздохнул. Была надежда, что голодный бунт в Нандине поможет выиграть денёк-другой. Только грохот пушек, язык силы, в переводе не нуждается.
– Ваше величество, – Буншан Изоб машинально поклонился, – позвольте дать вам совет.
– Это ваша прямая обязанность, великий советник, – император усмехнулся в ответ.
– Я предлагаю отправить к иноземцам смотрителя порта с переводчиком. Пусть он прикажет им убраться вон.
Последняя затаённая фраза «Вдруг сработает» едва не сорвалась с губ.
– Отправить можно. Я даже приказываю отправить, только это не сработает, – император вольно или невольно дал ответ на непроизнесённую фразу. – Если тогда, двенадцать лет тому назад, иноземцы убрались вон, то сегодня они проигнорируют наше требование самым наглым образом. Недаром, – Тогеш Лингау махнул рукой в сторону залива, – они явились не на двух, а сразу на четырёх кораблях. На четырёх больших чёрных кораблях, – тихо добавил император.
Нам остаётся только одно, – Тогеш Лингау распрямил спину и расправил плечи, – тянуть время и собирать самураев. Приказываю, – в голосе императора прорезался металл, – разослать гонцов всем самураям, которые только живут в двух днях пути от Нандина, явиться в полном вооружении как можно быстрее.
– Будет исполнено, Ваше Величество, – Буншан Изоб низко поклонился.
Император развернулся и неторопливо покинул вершину Дозорной башни. На самой высокой наблюдательной площадке императорского дворца ветрено и довольно прохладно. Однако Буншан Изоб поёжился, от приказа Тогеша Лингау его прошиб горячий пот. Час расплаты настал. Тогда, двенадцать лет назад, иноземцев удалось благополучно выпроводить вон. Но сегодня их уже не получится запугать грозными демоническими масками и красными, словно кровь, доспехами предков.
Буншан Изоб снова бросил взгляд на гладь Нандинского залива. Тогда, двенадцать лет назад, он был среди тех самураев, что стояли вокруг Меара Ризана, прежнего великого советника, которому выпала сомнительная честь вести переговоры с главарём иноземцев. Они стояли, бряцали мечами и грозно покачивались из стороны в сторону. Однако иноземец в чудной синей рубахе из плотной ткани с большими блестящими пуговицами лишь лениво глянул на лучших воинов империи, словно перед ним толпа ряженых комедиантов в бумажных доспехах. Буншан Изоб склонил голову. Гнев и раздражение до сих пор клокочут в душе за тот давний позор. Тогда ему с превеликим трудом удалось сдержать собственный гнев в узде, чтобы не выхватить тати, длинный боевой меч, и не разрубить наглеца одним махом на две ровные половинки.
Скрип деревянной лестницы под ногами императора стих. Следом за правителем вершину Дозорной башни покинул Теод Агаян, начальник стражи.
– Дай сюда, – Буншан Изоб грубо вырвал из рук слуги подзорную трубу и поднёс бронзовый окуляр к правому глазу.
Через иноземную подзорную трубу чёрные корабли словно на ладони. Боже, как же они сильны. На палубах то тут, то там торчат матросы в синих рубахах и белых штанах. У каждого за спиной болтается, нет, не благородное копьё. Даже с вершины Дозорной башни видно, что иноземные моряки вооружены мушкетами. Каждый. И на каждом ни малейшего намёка на кирасу, шлем или хотя бы поручни. Даже командиры иноземных моряков, более спокойные и солидные фигурки на фоне нервных рядовых, обходятся без нательной брони.
У трёх чёрных кораблей на каждом борту по двадцать пушек. В чёрных квадратах орудийных портов проглядывают еще более чёрные дула чудовищных пушек. Вот что пугает больше всего. Во всех укреплениях вокруг Нандина пороховых пушек раза в два-три меньше. Не говоря уже об их размерах.
Глаза бы не видели! Раздражение кольнуло в голову. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в бронзу подзорной трубы. Буншан Изоб торопливо сунул её в руки слуги. Ещё только не хватало в приступе гнева сбросить с вершины Дозорной башни ценное имущество императора.
Обида раскалённым железным кольцом стиснула виски. Тогда, двенадцать лет назад, никто, никто, абсолютно никто, включая самого императора Тогеша Лингау, не принял никаких, вообще никаких, мер. Едва парус последнего чёрного корабля растаял в дымке на горизонте, Тассунара вновь погрузилась в приятную дремоту и расслабленность блаженной самоизоляции. Шумиха вокруг визита иноземцев через пару лет благополучно сошла на нет. Круговорот жизни вернулся в привычную колею. Крестьяне всё так же выращивали рис и бунтовали, самураи всё так же беднели, вешали мечи предков на стены и брали в руки молотки ремесленников. Пушки в укреплениях вокруг Нандина благополучно переехали обратно в подвалы и кладовки, где вновь принялись благополучно покрываться ржавчиной и патиной. Даже запасы пороха, что по приказу великого советника Меара Ризана были скуплены в дикой спешке, дабы не пропали даром, пустили на фейерверки. Новых запасов, экономии ради, делать не стали.
Каждый, каждый самурай, начиная с самого бедного и захудалого с острова Небос, самого южного острова Тассунарского архипелага, и до самого Тогеша Лингау, императора Тассунары, прекрасно, прекрасно понимали – иноземцы вернутся. И… Буншан Изоб плотнее сжал кулаки, горькие слёзы обиды едва не брызнули из глаз. И каждый самурай в глубине души очень, очень надеялся, что ему лично разбираться с проклятыми иноземцами не придётся, что его лично минует чаша сия. Не миновала. Посреди Нандинского залива вновь возвышаются чёрные громады чужих кораблей.
Когда шесть лет назад Меар Ризан ушёл на покой, вокруг свободной рабочей комнаты великого советника разверзлась пустота. Обычно за должность второго лица в империи разворачивается нешуточная драка на вылет, но только не на этот раз. Скорее, наоборот.
Через день наиболее вероятный претендент на рабочую комнату великого советника ушёл на покой. Вечером следом убежал второй по очереди наиболее вероятный претендент. Иначе говоря, два самурая высокого ранга удрали в тишину и покой наследственных уделов от греха подальше. Ещё двое сердечно поблагодарили императора за оказанное доверие, но так и не нашли в себе сил занять столь важную и ответственную должность. И вот теперь это не кажется крутым, Буншан Изоб криво улыбнулся. Он потому и стал новым великим советником, что не испугался возвращения проклятых иноземцев. Точнее, больше прочих претендентов понадеялся, что этого никогда не произойдёт.
Теперь именно ему предстоит держать ответ за упущенные годы полного бездействия. За то, что огромная и великая страна вновь впала в блаженную дремоту самоизоляции и ничего, абсолютно ничего, не сделала для подготовки и защиты. Проклятые иноземцы вернулись.
Глава 4. Берег закрытой страны
– Адмирал, а вы уверены? Так ли действительно необходимо высаживаться на берег и рисковать собственной жизнью? – от утуса Мунгела, корреспондента «Ежедневного телеграфа» веет страхом и неуверенностью.
– Уверен, – сказал как отрезал адмирал Кеяк. – Аборигены решили прибегнуть к своей излюбленной тактике тянуть кота за хвост. Хватит ждать, – адмирал Кеяк ударил кулаком по фальшборту «Чёрного лебедя». – Пора доходчиво объяснить трусливым аборигенам, что на этот раз их маскарад с красными доспехами, мечами и злобными масками не прокатит.
Матросы «Чёрного лебедя» споро спустили на воду шлюпку. Первый гребец ловко и быстро соскользнул в неё по верёвочному трапу. Следом через фальшборт перелез второй.
– Если желаете остаться в анналах истории, – адмирал Кеяк повернулся к газетчику, – то в шлюпке найдётся место и для вас.
Лицо утуса Мунгела пошло белыми пятнами. Газетчик, конечно, не против остаться в анналах истории, только очень и очень боится. Страх большими мутными бусинами выступает у него на лбу. С непривычки грозный вид местных дворян в полном боевом облачении напугает даже слепого.
Как и двенадцать лет назад, когда эскадра фрегатов встала на внутреннем рейде напротив порта, к борту «Чёрного лебедя» пугливо приблизилась всего одна джонка. Это надо было видеть! На корме большой лодки с двумя мачтами встречать их, точнее, выпроваживать, явился тот же самый самурай, смотритель порта. За минувшие годы местный дворянин постарел, обрюзг и раздался вширь. Если раньше его короткие ручонки висели вдоль тела, то теперь самурай сложил их на выпуклом животике.
Едва местный дворянин поднял глаза на борт «Чёрного лебедя», как спесь и презрение мигом слетели с его холёного личика. Несомненно, он сразу узнал того, кто двенадцать лет назад также смотрел на него сверху вниз и только смеялся над его грозными словами и длинным мечом.
Смотритель порта не успел захлопнуть рот от удивления, как адмирал Кеяк перегнулся через фальшборт и крикнул ему, чтобы тот не вздумал парить мозги сказками о законе предков и благодарных потомках. И если тому больше нечего сказать, то пусть убирается ко всем морским чертям.
Однако упрямый чиновник всё же попытался спеть старую песню о предках, законе и благодарных потомках. Тогда адмирал Кеяк демонстративно сплюнул и отошёл от фальшборта. Местный дворянин ещё долго там что-то верещал на своём диком языке и колотил в борт «Чёрного лебедя». Но его весьма шумное выступление привлекло внимание всего лишь нескольких любопытных матросов, для которых бабский наряд чиновника и пара мечей за поясом оказались в диковинку.
Упорный смотритель порта орал и долбился в борт фрегата больше часа, после чего благополучно отчалил ко всем чертям. До самого вечера ни одна джонка так ни разу и не ткнулась в корпус «Чёрного лебедя».
Между тем бунт в Нандине пошёл на спад. Адмирал Кеяк ещё несколько раз поднимался на палубу и обозревал город через подзорную трубу. Грабежи прекратились, на улицах, наконец-то, появились местные дворяне с мечами. Как и в прошлый раз, на берег высыпало огромное количество народу. Аборигены густо облепили причалы и крыши прибрежных пакгаузов.
Несмотря на огромный интерес простых тассунарцев, власти империи решили хранить упорное молчание. На внутреннем рейде Нандина эскадра фрегатов простояла в гордом одиночестве ещё два дня, пока на четвёртые сутки у адмирала Кеяка не лопнуло терпение.
– А, а, а вы гарантируете мне безопасность? – промямлил газетчик.
– Конечно, уважаемый, – адмирал Кеяк захрипел от натуги, дикий хохот перегретым паром рвётся наружу. – Если что, местный дворянин быстро и совсем, совсем не больно снесёт вашу голову острым мечом. Но вы не беспокойтесь! Мы тут же отомстим за вас и сравняем этот сраный Нандин с зёмлей.
От столь серьёзного заявления утус Мунгел вылупил глаза и вцепился мёртвой хваткой в фальшборт. Перспектива погибнуть от меча местного дворянина не прельщает его. А мысль о том, что в отместку за его смерть огромный город превратится в груду развалин, его не радует. Но-о-о… До наёмного писаки наконец дошёл истинный смысл слов адмирала Кеяка.