Егор Петрович Ковалевский
Собрание сочинений. Том 4. Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. Бомбардирование Севастополя
© ООО «ПРИЯТНАЯ КОМПАНИЯ», 2017
От издателя
Настоящий том печатается по книге «Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. – Бомбардирование Севастополя», выпущенной типографией братьев Глазуновых в 1871 году в составе собрания сочинений [3].
В книгу вошли архивные материалы, публикуемые впервые.
Пунктуация и орфография в настоящем издании приближены к современным нормам русского языка, географические названия и имена собственные оставлены в тексте в написании предыдущего издания с сохранением всех встречающихся вариантов.
Примечания настоящего издания отмечены курсивом.
Выражаем искреннюю благодарность Министерству иностранных дел Российской Федерации за поддержку проекта, Начальнику Архива внешней политики Российской империи Поповой Ирине Владимировне и сотрудникам Архива Волковой Ольге Юрьевне и Руденко Алле Владимировне за внимание и неоценимую помощь; Российскому центру науки и культуры в Бухаресте за отклик и присланные материалы [7]; ГБУК «Самарский областной историко-краеведческий музей им. П.В. Алабина» за возможность опубликовать уникальные изображения из альбома Петра Владимировича Алабина, и лично Анне Ратнер, главному хранителю Музея, за все хлопоты; руководителю Представительства Минобороны России по организации и ведению военно-мемориальной работы в Румынии Шаповалову Александру Алексеевичу за внимание к нашей просьбе и предоставленные фотографии, одна из которых публикуется (Фото 1), и такие хорошие слова: «Пусть люди знают, что о наших доблестных русских воинах помнят и здесь, в Румынии»; коллективу Протопоповского УВК Дергачевского районного совета в лице учителя украинского языка, краеведа Остапчук Надежды Федоровны, Фесик Вероники Владимировны, а также Мельниковой Людмилы Григорьевны, которой, к глубокому сожалению, уже нет среди нас, за большую организационную и научную работу по увековечиванию памяти писателя на его родине – в селе Ярошивка Харьковской области.
1. Алабин П.В. Походные записки в войну 1853, 1854, 1855 и 1856 годов. В 2-х тт. – Вятка, 1861.
2. Вальская Б.А. Путешествия Егора Петровича Ковалевского. – М.:ГЕОГРАФГИЗ, 1956. – С. 165.
3. Ковалевский Е.П. Собрание сочинений. – СПб., 1871. – Т. 2. Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. – Бомбардирование Севастополя.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. – М.:ГИПЛ, 1958. – Т.10. – С. 212–218.
5. РГИА. Ф. 44. Оп. 2. Ед. хр. 242.
6. Тарле Е.В. Крымская война. – М.,Л.: Издательство АН СССР, 1950. – Том I. – С. 274.
7. URL: http://www.ziarulluiipu.ro/istorie-trecutul-se-uita/
Предисловие (к изданию 2017 года)
Еще во время Крымской войны по просьбе М.Д. Горчакова Егор Петрович собирает материал для книги, но по причинам, о которых он сам напишет в предисловии к первому изданию, книга увидела свет только спустя 12 лет.
«Автор, – пишет Евгений Тарле, – был в 1853-1854 гг. доверенным лицом и политическим секретным агентом русского правительства в турецких и австрийских славянских землях, а также и в Молдавии и Валахии» [6]. Карл Маркс в мае 1854 года через газету «New-York Daily Tribune» сообщал, что князь Данило обратился с воззванием к вождям черногорских племен, в ответ на которое они созвали молодых воинов, «причем 4000 человек поклялись победить или умереть «за веру и отечество». ‹…› Сигнал к началу военных действий подаст полковник Ковалевский, получающий указания непосредственно из С.-Петербурга» [4, С. 217].
По возвращении из командировки Егор Петрович находился при Дунайской Армии, а «узнав о высадке англо-французских сил в Крыму, Ковалевский просил перевести его в действующую армию в Севастополь. После назначения М.Д.Горчакова командующим южной армией он в марте 1855 г. вместе с штабом Горчакова прибыл в осажденный Севастополь и, как видно из архивных документов, находился на северной стороне Севастополя до 25 мая 1855 г.» до перехода на Инкерманские высоты, откуда возвратился в октябре 1855 года [2, 5].
В РГИА имеется рапорт Е.П.Ковалевского следующего содержания:
В Штаб Корпуса Горных Инженеров
Полковника Ковалевского,
Имея честь представить при сем Свидетельство, выданное мне из Штаба Главнокомандующего Армиями Южною и расположенною в Крыму о том что я действительно находился в Севастополе, на Северной стороне оного во все время пребывания там Главной квартиры Главнокомандующего Генерал Адъютанта Князя Горчакова до перехода оной на Инкерманские высоты, покорнейше прошу Штаб Корпуса Горных Инженеров сделать распоряжение о занесении мне в формулярный список нахождения моего в Севастополе, а равным образом, состояние мое при Дунайской армии и командирование в Черногорию.
Полковник Ковалевский
2 Ноября 1855 года
№ 33 [5, Л. 8]
Дано сие Полковнику Горных Инженеров Ковалевскому в том, что он действительно находился при Главной Квартире Южной Армии и военно-сухопутных и морских сил в Крыму на Северной стороне г. Севастополя, с двадцать пятого Марта по двадцать четвертое число Мая месяца, сего тысяча восемьсот пятьдесят пятого года, в чем подписью с приложением казенной печати удостоверяю.
В октябре 1855 года Егор Петрович заболел тифом и вынужден был оставить Севастополь. Его оправили на излечение в Харьковскую губернию. В конце 1855 года Ковалевский прибыл в Петербург [2]. Тогда же он был награжден медалью за защиту Севастополя [5, Л. 15].
Предисловие к 1-му изданию (1868 г.)
Запоздалое появление этой книги требует пояснения. Я писал ее во время самой войны, пользуясь всеми наличными материалами, доставляемыми мне по распоряжению покойного князя Михаила Дмитриевича Горчакова и поверяя ими те живые впечатления, которые всегда охотно передаются людьми, вернувшимися с поля битвы. Тогда же я прочитывал многое из написанного князю Михаилу Дмитриевичу. Я довел свои записки до половины июля 1855 г., когда, по случаю тяжкой болезни, должен был оставить изнемогающий от продолжительной борьбы Севастополь. По приезде в Петербург, обработав свою рукопись, я послал ее князю Горчакову, в Варшаву, в конце 1856 г., который, дополнив ее своими замечаниями и приложениями, возвратил мне. По стечению обстоятельств, о которых нет надобности говорить, с тех пор я ее не видел.
Прошло более десяти лет. В то время, когда я всего менее думал о «Войне с Турцией», получил я письмо от председателя Военно-Ученого Комитета, в котором он, в одобрительных для меня выражениях, предлагал содействие Комитета как материальное, так и научное для издания книги. В то же время получил я и рукопись обратно.
Я перечитал ее, и, признаюсь, колебался издать; но автора легко убедить. О Дунайской кампании ничего не было писано; напечатанные мною в журналах 1856 года статьи из предлагаемой теперь книги и из записок, веденных во время осады Севастополя, были приняты с живым сочувствием (так говорили мне). Наконец, я должен был издать эту книгу в воспоминание о князе Михаиле Дмитриевиче, который одобрил ее, и имя которого так дорого для всех его сослуживцев. Материалов, как печатных (иностранных), так и архивных накопилось довольно; я принялся за обработку рукописи. Вышла ль она от этого лучше, чем была прежде, написанная под живым впечатлением той страшной драмы, которая развивалась перед нами – не знаю. Во всяком случае предлагаю свою книгу не как историю той знаменательной эпохи, которую описываю, но как материал для будущего историка.
Глава первая
Причины войны с Турцией в 1853 г. – Дипломатические сношения, предшествовавшие войне. Вопрос о Святых Местах. – Состояние христиан в Турции. – Право покровительства, которым пользуются над своими единоверцами католические и протестантские державы в Турции. – Россия требует того же, в силу своих трактатов. – Посольство князя Меншикова. – Сомнительное состояние Турции.
Причины, побудившие к войне с Турцией – каков бы ни был исход ее – с уважением помянутся историей и потомством. Война была предпринята во имя прав человечества и христианства.
Военные действия 1853-54 годов шли рядом с дипломатическими переговорами и часто им подчинялись: это отличительная черта кампании. Отсюда – частые колебания, нерешительность удара, передвижения войск, приступы и отбой, напрасные переходы через Дунай. Мы, по необходимости, должны будем беспрестанно удаляться с поля битвы к борьбе дипломатической.
В настоящее время, когда страсти, возбужденные газетными глашатаями, улеглись, и дальнейшее развитие событий, само собою, разоблачает истину, нет надобности следовать за всеми изгибами дипломации; достаточно одного простого, исторического изложения дела, чтобы вполне понять происхождение и значение той грозной коалиции, которая против нас составилась.
Сношения наши с Турцией, в последнее время царствования Императора Николая I, с каждым годом становились затруднительнее. Самые законные требования наши встречали противодействие в Диване, благодаря вмешательству представителей иностранных держав, силившихся овладеть политикой постепенно ослабевающей Турецкой монархии: всем памятен вопрос о политических выходцах и перебежчиках. Мы упоминаем здесь именно о нем для того, чтобы показать иностранцам, приписывающим России себялюбивые виды завоеваний, как легко было для нее в то время, когда вся Европа трепетала и билась в судорожном изнеможении внутренних революций, как легко было России, сильной и непоколебимой, как гранит, среди этих волнений, рушиться всей своей тяжестью на Турцию и уничтожить ее. Тем несомненнее был бы успех, что войска наши, ходившие спасать другое распадавшееся государство, уже вернулись, покрытые славой, и, находясь недалеко от Турции, были готовы к новым победам. Но мы не воспользовались минутой бессилия и совершенного отчуждения и одиночества своего врага. Если противники России утверждают, что в политике все средства позволительны, то пусть обвиняют дипломатов, не воспользовавшихся случаем, но не посягают на наше нравственное чувство. Беззащитности положения, Турция обязана своим спасением. Русский двор удовольствовался в то время объяснениями весьма неточными и обещаниями, на которые, конечно, он не мог вполне рассчитывать. Русскому ли кабинету не знать двуличной политики Дивана!
На Востоке всякая уступка принимается за слабость, и Порта решилась на поступок достойный других времен; едва уступила она законным требованиям России в вопросе о Святых Местах и султан издал собственноручный хатт-и-шериф – акт, считающийся самым важным в Турции, как вслед затем нарушил его в пользу католического духовенства, по настоянию представителя Франции: Порта, как будто с намерением коснулась предмета самого близкого и священного для каждого русского. С другой стороны, нетерпимость и фанатизм Турции угнетали миллионы людей, миллионы христиан, и гнет правительства по преимуществу ложился на православное население, вопреки заключенным с Россиею трактатам, вопреки издаваемым Диваном фирманам.
Есть люди, которые решаются говорить, что положение раиев не так бедственно, как его вообще описывают, и что правительство турецкое постоянно стремится к улучшению его. Неужели они утверждают это искренно, обманываясь сами, а, не обманывая с особой целью, с какой-нибудь вперед заданной мыслью других? Сомнительно! Турция слишком хорошо известна в наше время, а потому защитники ее народности не могут оставаться в подобном заблуждении и неведении. Обращаюсь ко всем, кто когда-либо путешествовал в Турции, и спрашиваю, кого из них не поржало состояние края? Кто, положив руку на сердце, может сказать, что раии пользуются какими-нибудь правами граждан, более – правами человечества?
Есть ли страна благодатнее той, которую занимает Турецкая империя? Едва ли! Есть ли народ злополучнее ее подданных – христиан? Конечно нет. Раия[1] – стадо, табун – так обыкновенно называют турки своих поданных – христиан; как со стадом и обращаются с ними, если не хуже; и это название, раия, еще милостивое, официальное; обыкновенная кличка – гяур, неверный, собака!
Подобно средневековому еврею, христианин заклеймен здесь особым презрением и носит наружные отлички, чтобы мусульманин с первого взгляда мог ему выразить свою долю омерзения. Ему присвоен особый цвет платья; ему не дозволяется употребления седла при верховой езде; если он встретится с турком, то должен встать с лошади, как бы тропа ни была узка, а чтобы турку свободнее было проехать, можно сбросить в пропасть лошадь христианина, – благо еще, если пощадят седока. У христианина нет собственности. Имущество, семья, дети – все зависит от каприза властелина. Он может отнять у гяура все, избить его самого. Где найдешь правосудие? Судья – такой же турок; свидетельство христиан в сущности не принимается; а кто из мусульман будет уличать своего в деле гяура: закон Магомета запрещает подобное действие. Зло кроется в самом законе, в Коране. Порталис сказал чрезвычайно верно: «lorsque les abus sont l'oeuvre des lois, le mal est incurable, car il se trouve dans le remède même»[2].
Еще и теперь в большей части местностей, куда не проникает влияние особенно энергического европейского консула, христианин может молиться только украдкой. Самые похороны совершаются по ночам, впотьмах, втихомолку, чтобы не встревожить фанатизм правоверных мусульман. Вообще, никаких видимых знаков христианской религии не допускается. Дипломаты указывают с торжеством на два-три креста, водруженных на церквах, и пять-шесть повешенных колоколов; но давно ли и надолго ли? До первой фанатической резни!
Ламартин, в своем хвалебном гимне Турции, говоря о ее веротерпимости, прибавляет, что у нее не было Варфоломеевской ночи. А истребление христиан в Константинополе при первом известии о восстании их! И это когда? В XIX веке. А Сирийская резня! Действительно, надо быть слишком предубежденным в пользу турок, или смотреть сквозь стену кавасов, которыми многие путешественники окружают себя, или руководствоваться побочными политическими побуждениями, чтобы восхвалять правление блестящей Порты, как это делал Ламартин, Уркварт, Пириш и немногие другие, особенно английские туркофилы. В опровержение их, именно, мы приведем здесь слова, сказанные в 1822 году в английском парламенте лордом Эрскином. «Должно считать позором для английской нации, что министерство не отозвало посланника из Константинополя, и не прекратило сношений с турецким правительством после тех ужасных сцен убийства, которые совершались по предписанию Порты (о них мы сейчас говорили). Все ужасы торговли невольниками ничто, сравнительно с ними. Союз с такой нацией всегда был недостоин английского правительства и народа. Теперь же он постыден. Задача наша – выбросить турок из Европы, для чего должны соединиться все цивилизованные народы». Голос благородного лорда, конечно, откликнется в потомстве.
Если турки не решились попытаться на всеобщее обращение порабощенного народа в магометанство, то это столько же из опасений, как из расчета, а ни как не по веротерпимости. Во время своей силы, султаны не прочь были обращать христиан целыми массами в магометанство; так, некогда, брали они пятого мальчика из раиев для того, чтобы пополнить ими кадры янычар, разумеется, предварительно потурчив их. Щадят раиев и по другой причине. Действительно, кто бы стал обрабатывать и ту ничтожную часть обширных и плодоносных земель, которая обрабатывается теперь, если бы не было раии, стада? Мусульманин считает за стыд коснуться земли; труд не по нем. Ему – ятаган; христианину – соха.