Однако Геринг не успел покинуть зал заседаний.
Едва Гитлер скрылся за дверьми, старик Крупп на удивление быстро догнал рейхсмаршала, почти в дверях тут же взял того под локоть, отвёл в сторону, подальше от присутствующих, чтобы их разговор никто не услышал:
– Герман, – сухие старческие пальцы вяло сжали руку нациста, – напрасно вы устроили этот спектакль. Неужели вы думаете, будто мы ничего не знаем? Только не нужно никаких слов. О том, что фюрер мёртв, я узнал вечером двадцатого июля. Как, от кого – пусть эти вопросы вас не волнуют. Тот, у кого имеется солидный капитал в руках, всегда найдёт возможность владеть информацией. А вот на другой вопрос: почему мы знали и молчали всё это время, я ответ дам.
Парочка подошла к распахнутому окну, от которого в помещение лились свежесть и ароматы зелени.
– Причина нашего молчания заключается в том, что мы крайне заинтересованы, чтобы Адольф Гитлер был жив. И как можно дольше.
– Зачем? – Геринг смог подавить в себе эмоции. – Ведь вы же отказали фюреру в финансовой помощи две недели назад.
– Действительно, отказали. Ради будущего Германии. Гитлеру отказали. И откажем. Но вы – другое дело. Да, да, Герман, вы не ослышались. – Промышленник отпустил руку рейхсмаршала для того, чтобы вцепиться в подоконник. Внешне старик был одной ногой в могиле, но ещё крепко держался за этот свет. – Только идиоты-военные и некоторые из наших кретинов, – лёгкий кивок головы в сторону присутствующих, – могут думать, будто со смертью фюрера союзники пойдут на диалог с нами – и все проблемы решатся сами собой. На деле всё иначе. Именно в тот момент, когда союзники пойдут на диалог с нами, все проблемы только начнутся. Мне, как и вам, прекрасно известны планы будущего переустройства Германии в случае её неминуемого поражения, которые вынашивают господа Рузвельт и Черчилль. Особенно второй. – За спинами послышались возбуждённые голоса о чём-то спорящих банкиров. Геринг обернулся, но Крупп тут же тронул его за рукав, возвращая к теме разговора: – Там разберутся и без нас. Итак, Германия проиграла войну. И вы, и я прекрасно это понимаем. – Скользкая улыбка едва коснулась тонких губ старика. – Иначе бы вы нас сегодня не собирали. Но проигрываем мы пока только в военных действиях. В остальном Германия находится на плаву. А вот если мы сейчас, сегодня, как это планировали заговорщики, войдём в полнокровный контакт с союзниками, то проиграем всё. И в войне, и в экономике. Вся наша промышленность ляжет под американский и британский сапог. Понимаете, о чём идёт речь?
Изворотливый ум рейхсмаршала всё прекрасно понял. Но Геринг хотел услышать не намёки, а чёткие предложения, в которых бы ясно высвечивались его личные интересы.
– Вам нужно время, чтобы вывести капитал за рубеж?
– Не просто вывести. Легализовать его там. Для того чтобы после поражения Германии легально ввести весь капитал обратно в Германию, выкупив через подставных лиц свои же собственные предприятия и финансовые структуры. Мы должны не просто составить конкуренцию американцам и англичанам. Для начала мы должны сделать всё для того, чтобы не допустить ни англичан, ни американцев в нашу экономику. А после и вовсе вышвырнуть всех вон из Германии. Оккупации, к сожалению, не избежать. Но за то время, что войска союзников будут стоять на нашей земле, мы обязаны сделать многое. И самое главное – спасти экономику, избавить её от влияния союзников. Опыт Версаля нас многому научил. Вторично на одни и те же грабли мы уже не наступим.
– Сколько нужно времени, чтобы осуществить план легализации?
– Чем дольше – тем лучше. Минимальный срок – полгода. Лучше – год. Даже когда бои будут идти в Берлине, мы будем заниматься легализацией немецкого капитала в Британии, США, Бразилии, Мексике, Швеции, Швейцарии. Для того чтобы через год-два, когда всё уляжется и утихнет, вернуть деньги на родину. И заметьте – официально. И пусть господа Рузвельт и Черчилль свои планы отнесут в сортир – им там самое место.
– А если в Берлин войдут русские?
– А вот этого, Герман, допустить никак нельзя. – Крупп вцепился взглядом в нациста. – Берлин должны захватить янки. Или вшивые островитяне. Мне без разницы. Но только не русские! Вермахт, особенно после покушения на фюрера, обязан костьми лечь, но не впустить русских в промышленные районы Германии. Иначе все наши планы рухнут. А в них есть и ваша доля, Герман. Поверьте, это солидный процент, который насчитывает цифры со многими нулями. И счёт хранится не здесь, в Швейцарии.
– Но я не руковожу вермахтом.
– Бросьте, – отмахнулся промышленник. – После двадцатого июля вы негласно руководите всей Германией. Достаточно одного вашего слова, чтобы перебросить несколько дивизий в том или ином направлении. Ведь именно вы несколько дней назад посредством «нового фюрера» вернули войска под Варшаву.
– Вы и про это знаете? – удивлённым взглядом и эмоциональностью в голосе Геринг выдал себя с головой.
– Я же вам говорил: крупный капитал может творить настоящие чудеса. Но это всё мелочи. Помните: союзники нам сейчас, сегодня, здесь не нужны. А потому дайте возможность генералам играть в их игры. Пусть основательно потреплют нервишки всем: как русским, так и союзникам.
– После двадцатого июля я не могу в полной мере верить генералитету.
– И не нужно, – моментально отреагировал собеседник. – На какое число Геббельс назначил судебный процесс?
– На восьмое августа.
– Вот и припугните непослушных генералов. Утопите в крови их коллег. Пройдитесь катком по вермахту. Некоторые имена и мы вам подкинем. – Тонкие губы промышленника растянулись в улыбке, неприятно, для восприятия собеседника, обнажив жёлтые, мелкие, редкие зубы. – Для вас будет повод показать, что не только вермахт принимал участие в заговоре. Для нас – удачный случай избавиться от конкурентов.
Геринг ждал, что старик после этих слов рассмеётся, но тот неожиданно снова перешёл на деловой тон:
– Но главное, Геринг, – время. Повторюсь: нам нужен год. И за этот год мы вам очень хорошо заплатим. – Крупп вторично мягко тронул руку нациста. – А теперь о недалёком будущем. У новой, послегитлеровской, Германии должен появиться новый фюрер. Заметьте, я не говорю: новый человек, новая личность. Я говорю: новый фюрер.
– Германия может его не принять.
– Германия примет то, что ей скажем мы. А нас ваш строй и ваша политика вполне устраивают. Будем откровенны: именно при вас мы получили самые выгодные контракты и наибольшие прибыли. Ни один демократический строй не подарил бы нам столько возможностей, сколько подарили вы с вашей национальной идеей. Зачем же отказываться от столь перспективного бизнеса? А потому наш небольшой союз промышленников единогласно решил на данном посту поставить вас, Герман. Да, да, именно вас. Как преемника Адольфа Гитлера. Видите, насколько я с вами откровенен.
Герингу польстили последние слова промышленного магната. Однако он тут же переключился на негатив:
– Не знаю, известно вам или нет, но союзники желают провести судилище в отношении нас.
– Мне об этом известно. Но я знаю и другое: лично вас данный процесс не коснется, – уверенно отозвался олигарх. – Вы человек военный. Выполняли приказ. Отвечать будут те, кто приказы отдавал. К тому же за будущий год легализации немецкого капитала вы успеете превратиться в успешного финансиста. А в нашем мире, мире деловых людей, как вам известно, деньги решают всё. Кстати, Герман, о том, что фюрер мёртв, знает очень узкий круг. Даже в этом зале об этом проинформированы всего три человека, включая меня. И потому хочу предупредить: данная информация, по понятным причинам, из нашего круга НИКОГДА и никуда не уйдёт.
– Из нашего тоже, – выдохнул рейхсмаршал.
Том Викерс вытянулся перед премьером.
– Я готов, сэр.
– Это хорошо. – Черчилль с одышкой приподнялся с кресла. «Нужно сесть на диету», – искрой пронеслась мысль в голове британского премьера, для того чтобы тут же погаснуть. Руки вялым жестом оправили полы кителя. Тело немного распрямилось. Теперь можно нормально, не задремав, воспринять содержимое доклада. В последнее время премьер постоянно боролся с сонливостью: давали знать о себе возраст и напряжённый график работы, не соответствующий его годам. – Слушаю.
Викерс, стоя, распахнул папку, в которой лежала тонкая пачка листов, и принялся по памяти выкладывать информацию, лишь изредка бросая взгляд на исписанные листы:
– Разрешите начать с двадцатого июля. В тот день, когда было совершено покушение на Гитлера…
– Обойдёмся без лирики, – тут же перебил Черчилль. – Только факты.
– Двадцатого июля, в Люблине, на базе 1-й армии Войска Польского (танкового соединения Берлинга), 1-го Белорусского фронта, по инициативе Советского правительства, был создан так называемый Польский комитет национального освобождения (сокращённо ПКНО). Фактически, ПКНО – советская альтернатива правительству Миколайчика.
– Дальше.
– Как, на мой взгляд, Советы хотят внедрить членов ПКНО…
– Выводы на данный момент меня не интересуют. Факты, и только факты. Что происходит в самой Польше?
– Ситуация неоднозначная. После того как армия Рокоссовского пересекла границу с Польшей, в течение трёх суток, с двадцатого по двадцать третье июля, основные части немецких войск в спешном порядке покинули Варшаву, о чём нам было доложено руководителем Армии Крайовой Комаровским. Бур доложил…
– Том, – премьер исподлобья посмотрел на докладчика, – вы имеете в виду Комаровского?
– Так точно! Бур – один из его позывных…
– Мне об этом хорошо известно, – с раздражением произнес Черчилль. – Можно обойтись без кличек? Почему бы просто не называть генерала по фамилии? Это так сложно?
Потомок рода Мальборо в ту минуту прекрасно понимал, что он не прав, но остановить себя не получалось: хотелось как можно скорее сбросить накопленный за последние полдня негатив.
– Никак нет…
– Вот и говорите – Комаровский. Или, уж если вам так приятно выговаривать его клички, соедините: Бур-Комаровский. Лавина-Комаровский. Знич-Комаровский…
Викерс опустил взгляд на лист бумаги, но не для того, чтобы восстановить в памяти текст, а чтобы сделать паузу и дать возможность премьеру выговориться. «А память у “бульдога” потрясающая, – отметил разведчик. – Вон как быстро перечислил позывные генерала! Интересно, что это только что было: спектакль для проверки или у нас серьёзные проблемы? Давненько я не видел толстяка таким взбеленившимся».
– Ну, – неожиданно более спокойно произнёс премьер. – Что там у вас дальше?
– Простите. – Викерс быстро вскинул голову. – Бур-Комаровский также доложил о том, что в Варшаве складывается благоприятная ситуация для проведения восстания с целью захвата Варшавы и уничтожения остатков фашистской группировки. Но это было донесение на момент двадцать третьего июля. А теперь, господин премьер-министр, любопытный момент: Комаровский двадцать первого июля отдал приказ Армии Крайовой сконцентрироваться в Варшаве и быть готовой к вооружённому восстанию. Что и было сделано в течение двух суток. На момент подготовки восстания «дядюшка Джо», – Викерс быстро поправил себя, – простите, Сталин, двадцать третьего июля неожиданно заявил о своей готовности принять Миколайчика в Москве в связи с нормализацией двусторонних отношений. Что Сталин подразумевает под словосочетанием «нормализация отношений» расшифровано не было. Мы предполагаем, Сталин узнал от «крота» о сроках готовящегося восстания в Варшаве и решил предпринять ответные меры.
– Ответные меры? – Черчилль подошёл к столу, повернувшись спиной к разведчику, а потому тот в ту минуту не мог видеть растерянное выражение лица премьера. – Сталин ответил призывом к восстанию. Том – вот что меня интересует в первую очередь! Такое ощущение, будто он решил изменить своему Союзу и перейти на нашу сторону. Кстати, вы по-прежнему считаете, будто у Комаровского сидит человек «дядюшки Джо»?
– Нет, сэр, – уверенно отозвался Викерс. – Боюсь, я ошибался.
Премьер извлек из ящика письменного стола коробку с сигарами.
– Иначе говоря, вы считаете, этот человек сидит у нас? Я вас правильно понял?
Викерс, проведя языком по сухим губам, выдохнул:
– Сталин знал о предполагаемом начале восстания двадцать второго числа. Об этом говорит тот факт, что телеграмма Миколайчику пришла в первой половине следующего дня. На тот момент о сроках восстания ничего не знал даже Комаровский, потому как мы их обсуждали здесь, в Лондоне. С Миколайчиком и Сосновским[3].
Черчилль глубоко затянулся дымом от сигары:
– Хотите сказать, «крот» сидит в вашей структуре?
Викерс собрался с духом:
– Либо из вашего окружения. – Премьер спокойно отреагировал на слова сотрудника спецслужб, а потому разведчик решился закончить фразу: – К сожалению, информация носила частично секретный характер, потому как находилась в стадии обсуждения. Круг, посвящённых в проблему, обширный. Мне самому доложить Мензису, или с ним поговорите вы?
– Я. – Черчилль пыхнул дымком. – А вы помните, Викерс, данная информация должна остаться только между нами. Тремя. Мною, Мензисом и вами. Теперь вернёмся к польскому вопросу. Так что произошло за прошедшую неделю?
– Двадцать пятого июля состоялось заседание польского правительства…
– Это мне известно, – перебил премьер. – Сосновский не отказался от своей точки зрения?
– Нет, господин премьер-министр. – Теперь, после того как разведчик поделился своими подозрениями с премьером, Викерсу стало намного легче продолжать доклад. – Мало того, он отправил Комаровскому телеграмму, в которой приказал генералу отказаться от идеи восстания.
– И это при том, что Сосновский терпеть не может большевиков?
– Точнее будет сказать, именно потому.
– Аргументы?
– Официальные причины требований Сосновского не начинать восстания заключены в том, что немцы одумались и вновь стали стягивать части вермахта и СС под Варшаву. И тут он прав. На сегодня, по данным нашей агентуры, под столицей Польши сосредоточилась крупная ударная группировка, в составе которой пятая танковая дивизия СС «Викинг», танковая дивизия «Герман Геринг», третья танковая дивизия «Мёртвая голова» и одна пехотная дивизия. Всего приблизительно шестьдесят тысяч человек личного состава. Это против трёхсотпятидесяти тысяч слабовооружённых поляков. На данный момент, по сообщению Комаровского, у поляков имеется всего-навсего около пятидесяти пулемётов, приблизительно шестьсот автоматов, 29 противотанковых ружей, к которым не хватает патронов, и 50 тысяч гранат. И это, повторюсь, на триста тысяч человек гражданского населения против трёх танковых дивизий хорошо обученных, опытных немецких солдат.
– А неофициальная причина требований Сосновского?
– Генерал против того, чтобы Миколайчик просил помощь у Сталина. Сосновский считает, если не начинать восстания, а продолжать сохранять статус-кво Армии Крайовой, как они его сохраняли до сих пор, то при нашей поддержке, вымотав Красную Армию при наступлении на Польшу, АК смогут взять власть в свои руки и без восстания. Обессиленная боями с немцами, Красная Армия будет просто не в состоянии вовремя отреагировать на действия Армии Крайовой. А потому на момент освобождения Варшавы, по мнению Сосновского, будет достаточным вовремя захватить столицу в момент отступления немецких войск, не допустить Советы в город и объявить правительство Миколайчика официальным. Со всеми вытекающими последствиями.
– Как думаете, «крот» ознакомил Сталина с данной информацией?
– Думаю, да.
– Я тоже такого мнения. А как вы считаете: призыв Сталина может иметь прямое отношение к позиции Сосновского?
– Сомневаюсь, что причина заключена в одном Сосновском. Генерал – фигура крупная в польском правительстве, но не основная. Слабо верится в то, что «дядюшка Джо» станет ориентироваться на пешку.
– Том, если уж вы стали применять шахматную терминологию, то будьте хоть немного корректны.
– Простите, сэр, но я не стану преувеличивать роль некоторых фигур. Вести себя можно и как ферзь, на самом деле оставаясь слоном. В лучшем случае. Разрешите продолжить? Так вот, несмотря на все пожелания господина Сосновского, мы, проанализировав ситуацию с разных сторон, выкладки имеются в письменном виде, считаем: в любом случае без большевиков правительство будущей Польши не обойдётся. Вопрос в другом: качественный состав того правительства? На данный момент Армия Крайова среди польского сельского населения и населения небольших городов особенно себя не зарекомендовала. Да, она влиятельна в Варшаве, Кракове, но на остальной территории страны АК мало поддерживают, на что и рассчитывают в Кремле. К тому же все те годы, что Польша была оккупирована немцами, Армия Крайова в основном занималась сбором разведданных, и не более того. Партизанские соединения АК, в отличие от Армии Людовой, активных действий против германских войск практически не предпринимали. Большинство членов Армии Крайовой находится в Польше на легальном положении в ожидании приказа о начале боевых действий. В то время как Армия Людова ведёт активное сопротивление немцам. К тому же у АК имеется ещё один огромный минус, на который пока никто не обратил внимания: она не поддержала восстание в варшавском гетто. А это автоматически означает, потеряла вес среди еврейского населения Польши.