У далёкого берега возникла и стала приближаться к ушкуйникам точка. Вскоре стало видно, что это летит птица. Не морская, вроде чайки, а сухопутная.
Никита подивился ещё:
– Чего тут ворону делать? Он над морем не летает.
– С чего ты взял, что это ворон?
– Так чёрный как смоль. Ты видел других таких чёрных птиц?
Ворон подлетел, уселся на борт ушкуя, совсем недалеко от Алексея и Никиты. Выглядел он усталым и часто дышал.
– Чего его сюда занесло? – не унимался Никита. – Если бы коршун за ним гнался – тогда понятно. А то ведь один летел! Ручной, что ли?
Алексей отломил кусочек лепёшки и протянул на раскрытой ладони птице.
Ворон наклонил голову в сторону, посмотрел на угощение одним глазом и стал бочком-бочком подвигаться к Алексею. Схватив кусок, прижал его лапой к планширю и начал клевать. Наевшись, каркнул, как будто благодаря.
– Точно, ручной. Хозяина ищет, что ли? Говорят, вороны по триста лет живут. Брешут, поди…
Алексей только пожал плечами. Он не орнитолог, таких тонкостей не знает, хотя легенды о долгожительстве воронов слышал. И почему-то все они были посвящены связи воронов с тёмными, злыми силами. На взгляд Алексея – чушь. Это как змеи и жабы у злых колдуний – непременный атрибут.
Никита всмотрелся в береговые очертания.
– Был я как-то в этих местах, похоже – туда идём.
– Куда?
– В деревню чухонскую.
– Корней говорил о городе.
– Он дальше будет.
Вода билась о форштевень, на котором красовалась диковинная морда медведя, брызгами залетала внутрь ушкуя.
На ворона брызги тоже попадали, и он отряхивался время от времени, но не улетал, сидел рядом с людьми.
Алексей медленно протянул руку и пальцами погладил голову птицы. И вдруг – как будто разряд электрический получил. В голове мысли разные возникли, в основном о службе в Византии, Острис вспомнился. И без какой-либо связи с предыдущими событиями.
Он отдёрнул руку.
– Чего так? – встревожился Никита. – Клюнул тебя ворон?
– Нет, вспомнилось разное.
– Ох, не к добру это. Гони его.
– Пусть сидит, не мешает.
Что-то, какое-то непонятное чувство мешало Алексею прогнать приблудную птицу, как будто между ним и вороном установилась незримая связь.
Передний ушкуй повернул вправо, к берегу. За ним цепочкой – остальные.
Когда их ушкуй ткнулся носом в берег, Корней скомандовал:
– Забираем оружие и идём берегом. Не шуметь, оружием не греметь – деревня близко.
В пару минут ушкуйники выбрались на берег. Почти четыре десятка опытных, хорошо вооружённых воинов представляли грозную силу – слабаков на суда не брали. Да и тренировки постоянные – гребля на вёслах – здорово укрепляли мышцы.
Гуськом, один за другим ушкуйники двигались вдоль берега. На опушке остановились, сгрудились вокруг старшего, кряжистого воина лет сорока. Алексей ещё подивился: в ширину и в высоту – почти один размер.
– Без нужды не убивать. Тем, кто сопротивления не окажет или безоружен вовсе, никаких поджогов! Дым потому как издали виден. Делаем быстро дело, забираем всё ценное – и к ушкуям. Сигнал к отходу – труба. – Он поднял над головой рог наподобие охотничьего.
Слушали молча.
– Разделитесь наполовину. Одна часть идёт вдоль берега, чтобы жителей от лодок отсечь, другая забирает ближе к лесу – окружаем. Тогда ни один не уйдёт. Те, кто по берегу пойдёт, – вот вам воевода. – Коренастый подтолкнул вперёд ушкуйника довольно сурового вида. Лицо как из камня высечено – одни прямые линии, взгляд жёсткий.
– Кто не знает – его Евстафием зовут. А другую половину я поведу, Мефодий.
Алексей обратил внимание, что среди воинов не было кормчих, видно – остались на своих судах для охраны.
– Коли всё понятно – с Богом!
Вся команда ушкуя Корнея попала в первую половину, которая двигалась вдоль берега.
От опушки сразу припустили бегом.
На половине пути их заметили, и в деревне поднялись тревожные крики, заметались люди. Несколько чухонцев, которые называли себя саамами, бросились к лодкам. Коротко щёлкнули арбалеты, которые имелись у воинов другого ушкуя, и бегущие упали.
Несколько уцелевших чухонцев бросились назад, под укрытие изб.
Странные это были жилища, Алексей в первый раз видел такие. Он всегда думал, что изба «на курьих ножках» бывает только в сказках о Бабе-Яге, а здесь он увидел их воочию.
В местностях, сырых летом и снежных зимой, деревянные избы ставились на столбы. Собственно, не на столбы даже. Дерево срезалось на высоте выше человеческого роста, выкапывалось вместе с корнем и вновь вкапывалось уже на месте строительства избы. Таких опор было много, и обязательно четное количество: четыре, шесть, восемь – в зависимости от размеров избы. Для того чтобы эти своеобразные сваи не гнили, их окуривали дымом, коптили. Такие опоры назывались «обкуренные ножки», а после сокращения – «курьи ножки». В сам дом вела лестница, а под домом, в защищённом от дождя месте, лежала домашняя утварь вроде бочонков, запасных вёсел, сетей – саамы промышляли рыбной ловлей, охотой.
Ушкуйники растянулись цепью, отрезав чухонцев от берега, от лодок, и стали медленно приближаться к избам.
Люди кинулись было к лесу – искать спасение в дремучей чаще, но и оттуда показалась цепь чужаков.
Женщины и дети стали укрываться в избах, запирая двери, а мужчины похватали оружие – рыбацкие ножи, кистени, дубины. Оружие незатейливое, но тем не менее смертоносное.
Но обе цепи ушкуйников сомкнулись в одно кольцо, окружив мужчин. Те сгрудились в середине деревушки, прижавшись спинами друг к другу, и смотрели затравленно. Ещё бы! Жили спокойно, ни на кого не нападали, и вдруг – чужаки с явно недобрыми намерениями. Столкновения врукопашную, большой крови ещё не было, если не считать двух убитых у лодок на берегу.
Вперёд выступил Евстафий и сказал по-русски, а потом повторил на саамском:
– Бросайте оружие, сдавайтесь. Тогда мы никого не тронем. Отдайте шкурки и серебро – и мы уйдём. Богом клянусь!
Саамы слушали и не верили. Если оружие бросить, не перебьют ли их, как бельков неразумных на льду?
Однако разум возобладал над страхом и сомнениями. Вперёд выступил пожилой рыбак:
– Шкурки отдадим, а серебра нет. Рыба есть солёная и копчёная, не продали ещё.
– Тогда скажи своим – пусть несут сюда шкуры. Только без утайки, сам проверю.
Чухонцы разошлись по жилищам с унылым видом – шкуры убитых зверей приносили им основной доход. Но все шкурки были со зверя летнего, не самого лучшего. Самый ценный мех – густой, пушистый, с подшёрстком – был зимой, и за него давали самую большую цену. Однако и сопротивляться бесполезно: чужаков больше, и они вооружены хорошо. Мужчин могут убить, и тогда племя вымрет.
Понемногу чухонцы возвращались из своих избушек на «курьих ножках» и несли с собой связки шкурок. Здесь были заячьи, и куньи, и соболиные; несколько – росомахи, волчьи и одна медвежья.
Груда мехов на маленькой площадке в центре росла.
Наконец явился последний и швырнул шкурки песца.
Старшина деревни обвёл мужчин глазами:
– Все тут.
– Проверим. Идём со мной.
Пока они досматривали дома, Мефодий стал раскладывать шкурки на четыре равные доли – сначала заячьи, потом лисьи, куньи и все остальные. Застопорился на медвежьей. Из неё, коли выделка хорошая, славная накидка для саней получается, ни один мороз такую не проберёт.
Посомневавшись, Мефодий кинул её в свою кучу.
Остальные ушкуйники возмутились сразу:
– Уговор был – поровну, по чести делить!
– Мне что, шкуру резать, портить?
– А коли ты себе медвежью взял, нам лисьи дай, или росомахи.
Пришлось Мефодию делить по совести.
Потом ушкуйники начали сносить шкурки на берег.
К тому времени кормчие уже перегнали ушкуи поближе к лодочным причалам. Вот почему они оставались на своих судах! Видимо, тактика сия была отработана уже давно.
Воины со смешками стали перетаскивать шкурки на кораблики. Мех – груз лёгкий, но объёмный, и сразу заполнил собой много места.
Укладываться решили позже, сейчас важно было побыстрее покинуть деревню.
Как только вернулся Евстафий и развёл руками – мол, всё выгребли, подчистую, тут же отчалили.
Отойдя вдоль берега на полчаса хода, причалили и стали укладывать трофеи в трюмы.
На трёх больших ушкуях, морских, с этим было проще. На носу и корме трюмы были, а на ушкуе Корнея был лишь один небольшой трюм, на корме. Корней сам заталкивал шкурки в кожаные мешки – они хорошо предохраняли груз от сырости – и укладывал их в трюм. Потом выпрямился и отряхнул ладони:
– С почином вас, братия! Мыслю я, по золотой деньге каждый из вас себе добыл.
Глава 5
Ворон
Ох, не стоило Корнею произносить эти слова, делить шкуру ещё не убитого медведя.
С ветки дерева слетел ворон и уселся на носу ушкуя. Алексей подкормил его кусочком сухой лепёшки.
– Гнал бы ты его, колдовская птица! – посоветовал Корней.
– Пусть сидит, не объест. Всё живность, – отозвался Алексей.
Набег на деревню ему не понравился – душа претила заниматься грабежом беззащитных людей. Он был гоплитом, катафрактом, служил Византии и Владимиру Мономаху. Фактически, находясь на службе Империи или княжества, он защищал интересы не только власть имущих, но и простого народа. Даже крестоносцем был – и везде защищал веру христианскую, православную. А нынче? Ни страны за ним, ни веры. Муторно на душе. Не так он думал на кусок хлеба зарабатывать. Конечно, время сейчас такое, жёсткое, и окружающие не видят ничего зазорного в том, чтобы время от времени грабить соседей. А с волками жить – по-волчьи выть. Иначе уходить с ушкуя надо. Тут в согласии с душой и моральными принципами жить не будешь.
На судах подняли паруса, и они направились на север, вдоль побережья.
Ушкуйники были рады, довольно и возбуждённо хлопали друг друга по плечам. Поход только начался, потерь среди корабельщиков нет, трюм мехами полон – чего унывать? Простые люди, простые желания.
К вечеру они загнали ушкуи в небольшой затон. За ветвями деревьев, стоящих на берегу, вход в укромную гавань был не виден.
Четыре ушкуя почти заполнили собой весь затон. С берега по палубам можно было перебежать на другой берег.
На ночь выставили двух дозорных – всё-таки они на чужой земле. В походах службу несли исправно, за лень и нерадение наказывали строго.
Алексей, по обыкновению, улёгся на носу, накрылся кафтаном. Даже летом у саамов не жарко, а ночью с воды тянет промозглой сыростью.
Уснул он быстро, как привык со времени службы в армии, пользуясь свободным временем. И приснился ему странный сон.
Ворон, слетевший с носа ушкуя и севший рядом с ним, вдруг увеличился в размерах, принял человеческий облик, и Алексей сразу узнал его лицо – Острис!
– Что, не узнал меня в новом теле? А ведь это я, твой старый друг и побратим.
– Ты же человеком был, варвар!
– А разве ты не слышал о переселении душ? Я уже триста лет живу в теле ворона.
– Как ты меня нашёл?
– То мне неведомо. Просто потянуло что-то из родных краёв. Если ты ещё помнишь, я из готов.
Алексей хотел ответить, да ушкуй качнуло волной, и он проснулся. Ворон сидел рядом. Так сон это был или явь? Ведь к нему никогда никакая живность не липла, в руки не давалась. А этот ворон сам прилетел, с руки ест. Ох, неспроста всё это!
Алексей повертелся на досках, устраиваясь поудобнее, потом открыл глаза. Ворон, сам чёрный, был едва виден в темноте, и Алексею стало не по себе. В мистику он не очень верил, но как тогда расценить увиденное?
Утром над водой заклубилась дымка, впрочем – ветер её быстро разогнал.
Кормчий плеснул ушкуйникам по кружке вина для согрева и поднятия настроения.
Алексей присел на борт и обратил внимание, что ворон смотрит в его кружку. Он поднёс птице кружку. Та глянула одним глазом в ёмкость, а потом запустила туда свой клюв.
Чтобы ворон вино пил? Ушкуйники замерли в нелепых позах, удивлённые невиданным доселе представлением.
Ворон задрал вверх клюв, проглотил вино и потом крикнул явственно:
– Дрррянь!
Смеялись до упаду все: вино и в самом деле было не виноградное, а яблочное, скорее – сидр.
После завтрака всухомятку – чёрствыми лепёшками и салом – снова двинулись в путь. Шли кильватерной колонной.
Кормчий оглядел берега.
– Скоро город, готовьтесь, парни.
А чего готовиться? У каждого оружие под рукой. У кого шлемы были да кольчуги – те натянули.
Алексей из защиты только щит имел, а вот хорошим оружием – шлемом, бахтерцом или кольчугой – не обзавёлся. Их надо снять с убитого врага или купить у оружейника в лавке, продав перед тем добытые трофеи. Куда ни кинь, всюду деньги потребны. Вот и получается, что деньги правят миром.
Вскоре ушкуи причалили к берегу, и судовая ватажка сразу устремилась на берег.
Слово взял Мефодий:
– От опушки до городских ворот не больше двух сотен локтей. Надо одним броском добежать, чтобы стража ворота закрыть не успела. А уж как вломимся – круши налево и направо.
Алексей встрял:
– Может, не так сделать? Пойдут двое или трое, без шлемов и кольчуг, а сабли за спиной можно спрятать. Спокойно подойти к воротам да стражу и снять?
Алексея неожиданно поддержал Евстафий:
– Дело говорит. Стражников сколько?
– Когда мы сюда по торговым делам ходили, двое было.
– Вот двоих и отправим. Добровольцы есть?
Пришлось Алексею шагнуть вперёд. Да и то, сам предложил – самому и исполнять.
Рядом с ним встал Никита, боец сильный. Он снял шлем, оба воина отдали щиты. Немного посоветовавшись, оставили сабли – уж больно в глаза бросаются, не спрячешь особо. Ножи боевые были. В руках человека опытного – оружие страшное, но только для ближнего, рукопашного боя.
– Ну что, охочие люди, готовы? С Богом!
Бойцы вышли на просёлочную дорогу. Город был рядом. Подошва стены городской была сложена из валунов, а выше – бревенчатая.
Алексей остановился:
– Никита, времени мало, и потому давай сразу уговоримся. Я беру на себя правого, а ты левого, чтобы не мешать друг другу.
– Верно. А если стражников больше будет?
– Всё равно. Сначала я правого, а ты левого, дальше – по ситуации.
– Понял.
– Наше дело – ворота удержать открытыми до подхода наших. Они щиты наши да сабли принесут, тогда легче будет.
– Договорились.
А ворота уже рядом. Перед ними стражник стоит – в шлеме и кирасе, с алебардой на плече. Второго стражника не было видно.
– Он мой, – успел бросить Алексей Никите. – Улыбайся, рожа у тебя злобная.
Стражник поднял руку с вытянутой ладонью. Ага, остановиться приказывает. Спросил что-то, по-фински или по-шведски – не разберёшь. Да и какая разница, если языков не знаешь.
Неожиданно ответил Никита:
– Я, я! – и заулыбался.
Стражник руку опустил, расслабился.
Никита сделал пару шагов, выхватил нож и бросился на стражника. Не по сценарию – стражник справа был. Ушкуйник ударил стражника ножом в шею и подхватил падающее тело.
В этот момент из городских ворот вышла два стражника. И откуда их только вынесло?
Не дав им времени на осознание происшедшего, Алексей одним прыжком оказался у одного из стражников, ударил его в шею раз и другой. Зато второй, явно начальник караула, поскольку имел не алебарду, а меч, отступил на пару шагов и выхватил из ножен оружие.
Алексей схватил валявшуюся на земле алебарду – всё лучше, чем с ножом на меч.
Никита сделал то же самое, и вдвоём они набросились на шведа. Судя по вооружению, это был не саам.
Тот не стушевался при виде двух врагов и, размахивая мечом, сам пробовал наступать. На голове его был шлем, грудь прикрывала кираса.
– Бей в лицо и ноги! – крикнул Никите Алексей.
А стражник между ударами мечом поворачивал голову и кричал, подавая тревожный сигнал.
По узкой и кривой улочке к городским воротам бежали несколько горожан. Но и сзади нарастал топот – это мчались ушкуйники.